43 глава

Сведение счётов. Отдача долгов. Божественный суд справедлив и суров.

–Ах сила ты моя, сила, – в отчаяньи Яван завопил, – зачем в этот час роковой ты меня покинула?! Видно и впрямь я дурак, коли вышло всё не так! Значит, я ныне не прав, коли отвернулся от меня Ра! О, прости меня, дорогая моя Борьяна – не сумел защитить тебя твой Яван!..
И в последний раз бросил он на суженую свою повинный глаз, дабы потом смежить навсегда очи, ибо не мог он смотреть, как будут изгаляться над Борьяной эти сволочи. Встретились их глаза на мгновение, и тягчайшего Яван не испытывал огорчения; мольба и вера в подбитых Борьяниных очах сквозила, и ощущение собственного бессилия богатыря расейского до глубины души поразило…И в эту минуту, когда свет небелый в замутнённом Явановом взоре уже почти померк, вдруг где-то сверху – сверк! – как будто солнца золотой лучик кольнул в зрачок витязю замученному! И сей блеск нежданный угасающее сознание Яваново зело требовательно до себя привлёк.
Скосил он глаза направо – ба! – да это же Дедов Праведов перстенёк! Вона же он, на мизинчике правом золотым блеском сверкает и Ваньке о себе недвусмысленно этак напоминает!..
«Ух же я и балда тупорылая! – безжалостно Яван себя закорил. – Да как же это я забыл о Праведовом даре! Видно и вправду я нахожусь в угаре...» И попытался было он тогда волшебный дедов подарок сковырнуть большим пальцем на пол, только не вышло с той попытки у него ничего: руки в цепях онемели и слушаться его не хотели. А палачи-то уже тела Борьяниного своими грязными лапами коснулись – вот-вот ножами вострыми по коже её полоснут! Да в ту же минуту Яваха каким-то просто чудом извернулся, перстенёк с пальца кое-как стащил и на пол его пред собой уронил. И едва только звонкий металл о твёрдую плиту ударился, как Ваня о помощи взмолился:
–Дед Правед, избавь мя от бед! – придушенно он прохрипел. – Верни мне мою силу, чтоб чертовскую рать она покосила! Борьянину казнь останови! Помоги, Праведушка, помоги!!!
И не успел Яван слово последнее своё даже молвить, как раздался в чертоге разбойном колокольный звон! Как бы где-то далеко-далеко колокольчики серебряные залились, и из-за их пения мелодичного всё движение во дворце напрочь остановилось. Все черти до единого точно прочно застряли в невидимой волшебной тине: как словно статуи они в разных позах застыли, и лишь глаза их во все стороны быстро вращались, непонимание и бешенство из себя излучая...
И посередь этой остановленной кутерьмы появился вдруг из дальней стены светящийся маленький силуэт.
То призрак зримый был Деда Праведа!..
Шествовал дедуля уверенно, росточком сам был с аршин, а на уровне груди примерно нёс в руках он глиняный кувшин. И хоть был Правед телесно полупрозрачный, кувшинище он нёс самый что ни на есть настоящий…Подошёл Дед к клетке близко-близко, на Явана посмотрел с укоризною, чуточек помолчал, головою седою покачал и такими словами неласковыми узника горемычного привечал:
–Эх, Яван, Яван! И впрямь ты бычок-то упрямый. Всё сам да сам... Зачем ранее-то меня не звал?
Склонил богатырь голову свою кудлатую виновато и не нашёлся чего и сказать да как себя перед кудесником природным оправдать. Только Дед чай не распекать его в пекло сиё прибыл, а спасать...
–Ладно, – утешающе он сказал, – чего уж ворчать-то теперь. На-ка вот лучше с кувшина испей! Парное, Ванюша, молоко. Сила в нём – ого-го!..
Да на цыпки привстав, меж железных прутов кувшин просунул и к самому почти лицу Яванову посудину свою подсунул. Далее не достал из-за росту. Наклонил Ваньша голову, сколько было возможно, и лишь пригубил молочка-то немножко. И хотя толечко глоточек он живительной сей влаги глотнул, но такой прибыток силы вдруг в себе почуял, что моментально шею свою, к полу цепью притянутую, и разогнул, бо от этого могутного прибытка лопнула толстая цепь как нитка... Попытался сходу Ваня и остатние цепи порвать, но не хватило на то у него мощей – те-то были явно толщей. Наклонился он тогда, чтобы ещё молочка хлебануть, а дедок-то невысокий, не может он толком до лица Яванова дотянуться... Но хоть голь и не мудра, да зато на выдумки она хитра; захватил Ванёк зубами за край кувшина, да мал-помалу голову назад запрокидывая, всё содержимое-то и выдул. А потом башкою он мотнул и пустёхонький сосудец через плечо швыранул. Разбился глиняный кувшин на кусочки, а богатырь усилившийся тут как рванётся – все до единого цепи на его могучем теле и полопались!
–Ну, прощай, Ванюша-бугай! – развернулся тогда Правед. – Я своё дело сделал. Ты, брат, сам с врагом тут слаживай, а мне пора и на белый свет...
И к стенке будто поплыл, ногами едва пола касаясь... А когда он с Борьяною связанною поравнялся, то голову в её сторону повернул и на неё светлым духом дунул. И от того дуновения, с виду невинного, расползлись путы прочные на ней, словно паутина какая. Ну а дедок-то к стенке припал да в то же мгновение с глаз долой и пропал. А все черти, как по команде, сразу отмёрли и прямо буром на освобождённых попёрли...
Да только, твари, опоздали – не на тех на сей раз-то напали! Яваха о ту порушку уже толстенную свою клеть доламывал, а Борьяна волчком завертелась, как пантера ярая зарычала – раз-раз-раз-раз! – и вся палаческая банда уже пластом близ неё лежала… А тут и грозный Ваня на волю, аки лев, прянул! К палице своей, на полу лежащей, он молниеносно метнулся – хвать её! – да в гуще ворогов с нею и развернулся! Полопалися попавшиеся ему упыри, точно мыльные какие пузыри, а остальные в страхе неописуемом прочь отшатнулися, налево быстренько повернулися и все до последнего жуткими чудовищами обернулися: кто ящером, кто грифоном, кто великаном да циклопом, а кто ещё каким неведомым лопом… Все с бронями, с булавами, с мечами – поди сладь тут со сволочами!..
Ну, это может кто другой бы не сладил с гадами, только не Ванька, стал быть, Говяда! Така в нём накопилася ярь на энти гнусные хари, что прямо ёж твою в чёртову кочерыжку – всем амба пришла, всем крышка!.. Как врубился Ваня в гущу вражьей силы, да как пошёл он кого ни попадя палицей-то косить, что на глазах стала прямо таять вражия сия рать. Маханул он направо – вот тебе и улица в рядах врага пролегла, налево вломил – переулочек прошибил, а посолонь вкруговую оружием своим размахался – площадка вкруг него образовалася!.. А с другой сторонушки богатырша Борьяна меч вострый себе у кого-то отняла и всех без разбору им поражала. И так-то споро они вдвоём тама повоевали, что очень быстро остатки недобитых врагов резво и скоро с позором бежали: кои из них в двери ринулись без оглядки, вновь свой прежний видец приняв, кои шустро в окна полезли, а некоторые зело догадливые кнопочки на поясах понажимали и чёрт те куда пропали, будто и вовсе тама не бывали.
И осталися на том буйном толковище только псевдоцарь Управорище супротив стального Явана, да подлый Двавл-змеище спроть воительницы Борьяны... Достигла битва та злейшая своего апогея, а желание сражаться у персонажей главных дошло до кульминации: кто в схватке решающей проиграет – тот всё теряет, а кто победит – ореолом славы будет покрыт!..
Первыми сошлись меж собою Яван с узурпатором Управором. Налетел Ваня на Главного Вора метеором и как почал его палицею разить да с каждым шагом к стенке теснить, а тот и растерялся, хотя аспидным своим мечом зазиял и насилу Явахины атаки им отбивал. Ну а Явану до сверкания черноты и дела вроде нет – видно, после путешествия в бездну приобрёл он к ней имммунитет...
А сразу вослед за ними и Двавл с Борьяною оружие скрестили: Главный Змеище посохом боевым свищет, а вояка Бяшка уже двумя мечами машет... Только ушлый идеист не токмо на язык оказался речист, но и в воинском деле проявил себя всех сильнее. Не сумела в сече рьяной умелая Борьяна против злодея-то устоять: с видимой лёгкостью он посохом чуток помахал, а потом как ткнёт ей концом его под дыхало, и через пару мигов княжна уже на полу отдыхала да воздух ртом судорожно глотала...
Не стал Двавл время дорогое терять и сбитую Бяшку добивать – он поспешил в главный поединок вмешаться, дабы спасти увядшего духом братца. И удачно, надо сказать, встрял в драку-то, тать: вышибил подлым сзади ударом палицу он из рук из Явановых! Да, размахнувшись посохом грозно, черепушку чуть было богатырю-то не снёс!
Только тот-то на этот хитрый трюк ловёхонек оказался, и под летящую посошину поднырнув, ногою в пашину подлому княжине и саданул. Моментально Двавл обмяк и на зад-то, крякнув – шмяк! А тут уже и вот он – Управорка с подъятым мечом орлом на Явана несётся – вот-вот, обормот, рубанёт!.. Только и здеся усилка нашего здорового выручила его сноровка; под ноги он ярому врагу кувырнулся, а тот мечищем и промахнулся и со всего хода на Ваньку наткнулся. Мало от того столкновения ему не показалося: полетел чертяка через голову на пол и от удара с мечом даже расстался. Тут уж Яваха более не дал маху: быстрее быстрого он греманувшегося чертину за ноги ухватил, над собою его пропеллером раскрутил да ка-а-к хряснет бывшим князем, а нынешеим царём об колонну! – Дух поганый из того и вон! Даже колонну мощным ударищем к чертям собачьим Ванюха переломил и едва в сторону-то отскочил, как она вниз рухнула. Аж всё в том зале от грохота ухнуло.
И видит первым делом Яван, что жива и цела ненаглядная его Борьяна. За живот ещё держась и от боли морщась, на ножки она поднимается, кое-как клемается и со слезами радости на шею ему кидается...
–Миленький ты мой! – стиснула она крепко шею героя. – Живой! Живой!!!.. Уж и не чаяла я с тобою свидеться, думала уже – смертушка моя лютая пришла, – а вот же мимо она и прошла, только крылами раскалёнными меня задела!..
Жарко поцеловал жену свою воинственную Яван, а потом глянул он по сторонам и её спрашивает:
–А где же подлюга Двавл?
–Гдеж ему быть! – Бяша ему отвечает. – Сбежал! Хитрая змеюка знает одну науку: куснуть – и в кусты скользнуть... Гляди, Ванюша, – с изумлением она добавила и царскую корону, на полу валявшуюся, подняла. – это же отцова корона! Пуст, значит, царский трон!..
–Хэ! – усмехнулся в ответ Яваха. – Злачное место, Борьян, подолгу пустым не бывает. Это на святые места охотников не хватает…
–Тогда власть земная по-праву твоя, Ваня! – загорелись глаза у Борьяны. – Корону сию на голову водрузи – и ты царь всея Земли! В самом-то деле, Яван – это сколько же худа ты сможешь поправить, когда по правде-то начнёшь править! Лучше тебя на свете не будет царя!..
И суёт Явану настойчиво символ власти...
Ну, Ваня корону ту взял, короткое время в руках её подержал, на ладони её взвесил и короткий полупоклон жене отвесил. Да и говорит:
–Спасибо конечно, Бяша, за честь, но... не про меня сия лесть! По Прави-то жить – не царям да князьям надо служить, а Единому лишь Богу, и царь в деле Прави – не подмога! Скорее наоборот – тупеет под царём народ... Ну рассуди, Борьянушка! Из крохотного росточка великое дерево вырастает, а из слабого родничка полноводная река вытекает. Так и в мире... Большее непременно из меньшего получается, а от великого да неправого постоянно куски да части откалываются… Поэтому и не возьму я высшую власть, ибо любому царству, как насильем и ложью построенному, надлежит пасть. И как там Каргавелла-Украса предсказывала? Вроде б как под ноги корону он бросит, кто б его о том ни попросит?.. Так я и сделаю и от совести своей не отступлю!
И выпустил Яван корону из рук. Полетел символ грозного могущества на пол, предвосхищая принципа власти грядущее падение, а когда произошло чистого злата и грязной половой плиты соприкосновение, подвергся тогда чертог царский невиданному сотрясению: трещины широкие от места соударения побежали, могучие колонны угрожающе зашаталися, пласты отделки потолочной вниз упали...
–Бежим! – крикнула громко Борьяна и за руку потянула Явана.
Кинулись они стремглав на выход – едва-едва Яван палицу успел подхватить, – и только успели со двора выбежать, как с шумом, треском и грохотом рухнула кровля дворцовая вниз, а за нею и стены до основания разрушились, и осталася на месте чертога того безбожного грудища руин в пыльных тучищах суматошных...
Поглядели вокруг чудом спасшиеся супруги, а вся-то округа весьма обезлюдела или, если выразиться поточнее, то обезчертовела, ибо местные обитатели со страху, видать, вдарилися в бега. И вдобавок ко всему, какая-то у них там случилася ещё авария: техника их чудесная, полено им в дышло, из строя-то повышла: не летали летульчики быстролётные, не ездили самоходные машины, огни в домах потушились, и ленты уличные самодвижущиеся полностью обездвижились. Пустились тогда наши герои в Борьянин домик на озере бегом, и через короткое время стали им по пути ошалевшие черти попадаться. В полной панике они с какими-то манатками в руках из домов выбегали и прочь из города очевидно тикали. Явана с Борьяною ни один из них не узнавал, поэтому на закопчённых и грязных бегунов внимания никто не обращал – черти свои шкуры самозабвенно спасали...
Толкотня, ор и ругань стояли везде невообразимые. Кое-где вспыхивали короткие потасовки, и даже ярые учинялись драки. Никто никому дорогу не уступал. За себя лишь стоял. Упавших не поднимали. Даже их топтали. В общем, мраки!..
Приходилося и Явану по пути кулаки в ход пускать и пинками и тычками дорогу себе расчищать. Палицею он зря не махал – и так справлялся с нахалами. Да и Борьяна от мужа не отставала: весьма громко и изобретательно она ругалася и кулаком в хари совать не стеснялася... На подходе к озеру ряды беженцев зримо поредели, а вскоре их поток и вовсе иссяк. Один лишь Ванька-босяк да Борьянка неуёмная достигли наконец голубого того водоёма. Посередь озера высилась мрачная Двавлова пирамида, как и прежде очковитая да затемнённая, а Борьянина-то гостювальня не имела уже прежнего вида: ужасная она была и закопчёная. И ворота были настежь растворёны, точно рот у дома был разодран. Побежали наши воители по мостику к их обители, внутрь осторожно зашли и страшную картину тама нашли: на полу лежали порубленные изуродованные тела... Делиборза Яван узнал, Давгура, великана Сильвана...
Худые, худые дела!..
–Эх, отважные вы мои ватажники, – загоревал вслух Ваня, – положили вы за меня свои головушки в схватке! А я вам в трудный час не помог, не спас – как квашня я расквасился!..
И за палицу схватывается решительно.
–Пойду пирамиду чёртову крушить! – он Борьяне заявил. – И душеломку на фиг остановлю, душам мучимым пособлю!..
Рванулся он было уже туда ломануться, да княжна его за руку удержала и такие слова ему сказала:
–Не нужно, Ванюша, слишком спешить да трудное дело вершить тщиться – а дай-ка я сперва возьму одну вещицу...
И оставив мужа у входа, на верх терема она дала ходу и тама долгонько не задержалася: не успел Ванюха и ворохнуться, как шустрая егоза успела уже вернуться.
–Ну, теперича пошли, – она Ване предложила и меч со стены походя прихватила. – На лодочке с тобой поплывём на остров пирамидный. Чё там и как – будет видно...
Так они и сделали. Вернулися на набережную, лодочку невдалеке отыскали, быстро в неё поскакали и в путь отчалили. Пришлося им в пункт назначения с прибытием-то повременить, а то система самоходного передвижения приказала долго жить. Поэтому Борьяна на носу гребла руками, а Яван на корме палицей подгребал, и едва только они к острову подплыли – осталося, может быть, сажён тридцать, – как вот чему довелось приключиться: из под самой земли у пирамиды, точно были то волшебные грибы, поднялися устройства невиданные – боевых роботов целая рать! Выстроились они впереди в три ряда. А сами огромные, недвижные, грозные, и у всех в клешнях огнемёты пребольшие... Бессердечные такие тупые машины – не струсят, не побегут, не дрогнут, – всё, что им прикажут, исполнят...
И в самом-то деле – некий злыдень, видать, невидимый не иначе как спалить незванных гостей захотел: подняли исполнительные истуканы свои огнемёты, пальнут уже вот-вот...
А тут Борьяна возьми и выхвати из-за пазухи дудку, да и заиграй на ней кой-какую погудку. Громко, вдохновенно и проникновенно свирель волшебная в устах Бяшиных запела, и от звуков той чародейной мелодии истуканы боевые в момент заколодели. Вырубилась вчистую железная рать: не слышат вояки зачарованные команды нажимать на гашетки огнемётные. Зато Яван с Борьяною обрадовались весьма – им-то лишних хлопот не надо. Подгребли они к набережной каменной, лодку свою оставили, на твердь надёжную сошли и меж рядов застывших врагов к лестнице пирамидной пошли...
–Эй, вы! – окрик сверху вдруг послышался. – А ну стоять, где стояли, мятежники клятые! Ни шагу вперёд – урою уродов!
А это, оказывается, удравший от них Двавл на площадочке по-над лестницей появился и несвойственным для себя грубым рыком на пришлецов разразился. Остановился на миг Яван, голову вверх задрал, на своего неприятеля, князя стал быть адского, предстоятеля, глянул, «хэ!» сказанул и к лестнице шаганул.
–О Световор, Господине Вселенной! – воззвал тогда адский жрец вдохновенно и посохом над собою потряс остервенело. – Молю тебя, умоляю – покарай этих двоих негодяев, убей дерзких адотатцев, не дай в мрачные мрачных грязным людям пробраться! Прошу тебя – не допусти, чтобы Явашка с Бяшкою в пирамиду прошли! Испепели их, спали, сожги!!!
Опять Яваха приостановился и на кликуна этого сурово воззрился. Решил он пока далее не идти и с восхождением малость погодить, потому что любопытно ему стало, чё далее-то будет происходить... А ничего и не случилося: ни молния с неба не жахнула, ни гром не ахнул, ни огненный луч не полетел. Видно, Световор раба своего отчего-то не услышал, али перуны зазря метать не схотел, потому что, невидимый даже для Двавла, покров небывалый в этот миг роковой простёрся вдруг над главою Явана, и стало наверное Вселенскому Чёрту ясно, что Ра ему сына своего тронуть не даст!
Постоял ещё недолго озадаченный Двавл в позе своей шибко театральной, а потом плечами недоумённо пожал и репу себе почесал машинально. Вот же ещё, думает, безобразие – ну нету с верхами связи-то!.. А тем временем Яван путь свой неспеша продолжил. И Борьяна за ним увязалася, на месте стоять не осталася. Увидал колдун Двавл, что не подействовала его козырная магия, побагровел от злости, как словно рак, и принялся сжатыми кулаками пред собою махать да чего-то непонятно быстро бормотать. И от тех заклинаний отчаянных вырвались у него изо рта клубы чёрно-красного чада.
И на сей раз злодейское чародейство явно подействовало: высоко в небесах появилися вдруг три огромных шара, которые стали вниз медленно и плавно опускаться и кровавым цветом угрожающе наливаться...
–Яванушка, берегись! – воскликнула тревожно Борьяна и мужа за плечи обняла. – Это страшные шары! В них вся сила ада! Держись, Яван!..
И только она это промолвила, как Яваха на всякий пожарный палицу над собою поднял, и в то же мгновение три чудовищных молнии небо над ним ослепительно прорезали, и все три одновременно в палицу подъятую врезались. И... и... в ней и пропали… Без остатка волшебная палица силу Ада в себя прияла, только разгорелася неслабо и ладони Явану подпаливать стала. А он возьми да железяку раскалённую в землю и воткни – чтобы металл земелька ядрёная остудила... А с-под земли вдруг гул приближающийся послышался, потом только толк – тряхануло их нехило, и почва под ногами аж волнами заходила…
Ну, Яваха ждать-то не стал, оружие из земли выхватил, другою рукою Борьяну подхватил и бегом к лодке припустил ради ихнего, значит, спасения...
А на острове мощное уже бушевало землетрясение, будто бы на чертовскую силу ядовитую сама земля отреагировала обидою. И не устояла массивная пирамида, содрогнулось и сотряслось прочное на вид здание до самого своего основания, рухнула затем золотая макушка вниз и от удара об нижнюю часть медленно она на мелкие кирпичи распалася. И основание вослед за макушкою стало трескаться да рассыпаться, как будто напрочь вдруг пропала сила, её лепившая...
Не прошло и минуты, как на месте Двавлова творения гордого осталася только грудища кирпичей уродливая и бесформенная. Видимо, всёж не самым прочным раствором сооружение сиё держалося, раз так легко оно под ударами судьбы распалося. А тут ещё и кирпичи, из грешных людей сформированные, стали вдруг петардами громкими лопаться, нещадно при том дымя и всю округу вонью несносною наполняя. И не минуло и нескольких минут, как всем кирпичам до единого пришёл капут! Последнею прегромко лопнула трёхугольная Жадиярова форма, и заблудшая его душа в другие веси из ада ушла… Свежий, лёгкий и приятный ветерок подул со стороны озера, как по заказу, и сдул с острова вонючую эту заразу. На месте огромной пирамиды лишь ровная площадка осталася, и только в самой её середине отверстие чёрное в земле зияло, ведшее очевидно к душедробительной той машине, куда наши герои попасть и спешили…
–Ого-го! – зрелищем великого порушения впечатлённый, Яван обрадовался. – Вот это, я скажу, да! Вот это обвал так обвал! Вот тебе и пирамида вечная, слепленная безупречно! –Не видать вечности душам искалеченным! Факт!..
И взявши ошарашенную Бяшу за руку, повёл он её к видневшемуся впереди провалу.
–Мне ещё кой чего доделать надо, – сказал он ей. – Не будь я на то Яваном Говядой...
Тут подходят они к дырище, вниз заглядывают – точно! – и в самом деле шахта подъёмника в тёмный низ куда-то ведёт, до дна самого вероятно… Покумекал Ваня, покумекал – чтож, делать нечего, – придётся ему в преисподний подвал по канату тому спускаться, бо иной-то дороженьки нетути, позасыпало ведь все пути. И палицу, как ни крути, а придётся наверху оставить – не в зубах же её, в самом деле, тащить…Наказал Яван Бяше у дыры его ждать, а сам за канатище хвать – да и стал спускаться. Лезет он туда лезет, спускается себе спускается и слышит – снизу гул ужасающий от безжалостной душемолки поднимается. Наверное, питание какое-то автономное было у агрегата этого душеломного...
Наконец долез Яван до самого окаянного дна. Пригляделся он и видит – тот же мрачный багрово-кровавый свет исходил от стекловидного впереди окна, а сбоку поодаль – клетка для приговорённых едва впотьмах была видна. Попривык Ваня малость к полумраку, проморгался, посмотрел в сторону узилища пристальней и диву слегка дался, ибо сидел в ней один-единственный заключённый, на муки жуткие обречённый: бывший Чёрный Царь и Воролада Чертячьего государь, а ныне карлик никчёмный, чёрной тоской удручённый!
–Оба-на! – удивился Яваха сполна. – Да никак это царёк, ёк твою макарёк! Нехреновая развязочка! За мною ведь к тебе должок, величество твоё скоморошье, а долг платежом красен! Иль ты не согласен?..
И к клетке пошёл вразвалку. А царёк-то его испужался, в уголке в комок сжался, рычит, фырчит, рожи корчит и своим безумным видом Ваньке башку морочит. Ну а наш-то богатырь пруты толстенные разогнул неторопливо, в клетку молча шагнул да паяца этого за грудки к себе и притянул. Тот, конечно, взвыл, завизжал, броневой Ванькин кулак обкусал и даже с перепугу обоссался – дюже, надо сказать, он взволновался, потому как решил, что Яван ему мстить за обиды собрался. Только Ваньша о мести ироду и не помышлял, а взяв за плечи вредного карлика, стиснул его пальцами слегка, от себя отстранил, посмотрел на стервеца с укоризною да ему и говорит:
–Ты меня давеча за тем посылал, чего в мире сём ты не знаешь. Так вот, Черняк – я тебя не обманул, это загадочное нечто для тебя я добыл – с тем назад и вернулся. А теперь на – получай, царь, от мира тебе подарок!..
И притянув верещящего и глазами вращающего карлу до себя, крепко Ваня его обнял и какое-то время в объятиях своих подержал. Сперва-то царишка задёргался отчаянно и забился необычайно, а потом понемногу и затих, угомонился, ну а под конец операции и вовсе перестал он сопротивляться и, точно мертвяк, мешком весь обмяк.
Отнял Ваня тогда его от себя, глядь – а бывший-то царь горючими слезами плачет!..
Поставил Яван царя на ноги, и Черняк за лицо вдруг схватился руками, тяжко-претяжко он застонал и, рыдая и трясясь, на колени, где стоял, упал. И от вида сих мучительных рыданий аж сердце вдруг защемило у Вани. Понял он ясно, что проняло закоренелого чёрта насквозь, ибо вернулася в его каменное сердце изгнанная оттуда Совесть…
–О Боже мой! О Боже Ра! О Боже! – прорывалися у преступника главного сквозь рыдания покаянные сокрушённые слова. – Как я так мог?! Почему?! Зачем?! За что?! О-о-о!!!..
Даже у праведного в делах Явана от вида горчайшего сего покаяния навернулася на глаза слеза. Не ожидал он такое увидать – не мог даже себе представить, что у сего от Прави отступника, за Божью черту переступника никчёмная вроде для чертовского племени совесть так сильно собою душу заблудшую проест. Ан нет! Оказывается, перед лицом своей совести бесчувственных и равнодушных нету, ибо не сыскать наверное ничего больнее, чем когда совесть в сердце заговорит у злодея!..
–О Боже мой! О Боже! – совсем тут царька кручинушка скукожила. – Прости! Прости сына своего слепого, глухого, больного и дурного!.. Дай мне возможность зло моё безмерное искупить! Дай силы и разума из источника Твоей правды испить! О Ра! Не могу больше... Умира-а-а-ю...
И, оторвав ладони от лица своего, вознёс седой, словно лунь, карлик их над собою с какою-то трогательною щемящею мольбою, а потом напрягся весь, перекорячился, и увидал поражённый Яван, что у изменившегося совершенно старца от слёз едких ослепли глаза…
Тут вдруг ветром на них повеяло жарким. Замер уродец коленопреклонённый, застыл, замолчал, а ветер огненный лицо ему иссушал... Вот минута роковая пролетела, слёзы раскаяния испарилися без следа, и на виду у Явана превратился вдруг в каменную статую жалкий и убогий старик, и корчилась перед богатырём праведным окаменевшая в граните мольба, застыл на устах окаменевший крик...
И мощный великий порыв в душе Явана в тот же миг возник!
Поглядел он окрест себя пылающим взором и узрел скоро с непоколебимостью непреклонной кольцо то от пробки, душемолку проклятую закрывавшую и откупорить себя ранее не дававшую. С твёрдостью неотвратимою подошёл молодец наш пересиленный ко отверстию того мучилища, захватил могучими руками за тяжеленное кольцо и потянул его вверх. И столько необоримой силы в теле его мощном теперь кипело, что и представить Ваня не мог такое доселева! Всю тягу земную он, кажись, поднял бы, ежели бы кто ухватиться за неё ему дал бы!..
И пошла окаянная пробочка, поддалася, силе-силушке пересильной той подчинилася – и с громким хлопком из дырищи повыскочила! Бросило силача Явана по инерции громадной назад, и стало вдруг ему непередаваемо радостно...
Вот сидит он на пятой своей точке, переводит уставший дюже дух, от трудов непосильнейших отдыхает и слышит вдруг, как чудовищная махина внизу него остановилася, страшные скрежет и вытьё враз прекратилися, и ударил из скважины, им отверзтой, поток светящихся теней, сопровождаемый тихим шелестом... Долго ли, коротко сиё чудодействие длилося – трудно сказать… А может, это ему от перегрузки дикой помстилося-показалося? Кто знает... Наступила долгая совершенная тишина, и посмотрел Яван на всё окружающее, как после долгого-долгого сна. Как будто заново он родился и не понять в каком месте очутился… И почуял Ваня в душе своей размякшей такую благодать, такое в ней наступило спокойствие, будто какой-то давний-предавний долг, гнётший тяжко душу его, он теперь наконец отдал. Встал очумелый богатырь на ноги, к окну стекловидному, качаясь, подошёл, вниз глянул и видит, что пустым-пуста стала страшная яма – душемолка сволочная оказалась раскурочена, и разлетелися все души пленённые прочь…
На белый свет, стало быть, полетели, дабы по-новому жить в новом теле.
–Да не восстановится проклятая душемолка никогда!!! – с верой необычайной в душе Ваня прокричал. – Никогда! И нигде! Всё! Я сказал! Именем Ра!..
И едва лишь проорал он имя Бога, как вздрогнул под ногами у него весь пол, завибрировало всё и что-то зашуршало, как будто в огромную ёмкость текучее нечто насыпалось. Да точно же – тож был песок, невесть откуда взявшийся и с невероятною скоростью в ямищу насыпавшийся. В самые короткие сроки он ёмкость бездонную заполнил и даже стекловидное окно вышиб вон.
Яваха-то сначала было отскочил прочь, а потом к наполненной яме он подошёл, взял песку полную горсть и стал из ладони его просыпать, на струящийся песочек задумчиво глядючи...
И в это самое время душераздирающий Борьянин крик в благоговейное Яваново сознание стрелою вострою проник. И сразу же он сменился шумом схватки, тяжким стоном, мычанием, хрипением – звуками смутными какого-то борения… Очнулся Яван, встрепенулся и барсом ярым к канату метнулся. Да и полез, что было в руцех мочи, для оказания жене милой своей помощи...
Быстро он наверх взобрался, как будто на руках туда забежал. Выскочил из клятой дырищи наш богатырище, глядь – аж тыж твою в ряху тать! – преогромнейший змеище Бяшу его любимую страшными кольцами всю стиснул и с дьявольскою силою бедняжку душил! Ну вот-вот же уже жизни её, паразит, лишит!..
«Ах ты так, проклятый удав!.– громко Яваха вскричал. – Ну у меня погоди!..»
И с холодной ярью в душе на врага пресмыкающегося он кинулся. Ухватил Ванята ручищами клещеватыми удава и принялся методично узлы его тела расплетать. А удавище посопротивлялся-посопротивлялся, а потом неожиданно поддался, да на самого Явана и перекинулся живо. Оплёл вдоль и поперёк тулово богатырское, жал-жал, тиснул-тиснул – норовил, само собою, удавить героя, – да только зря, ибо не с тем он, змеюка, связался! Не поддался лукавому ворогу Ваня, стал он как скала, литые свои мышцы напряг, за душившую его колбасищу ухватился, просунул под неё стальные свои ручищи – р-раз! – да напополам хищного гада и перервал, будто гнилую какую турпехлую вервь!
Забился, задёргался поганый червь, в агонии предсмертной заколотился, а Яваха той порою окончательно от его колец освободился, поднял над собою тело извивающееся да что было силы об землю его и брякнул. Но едва только произошла тулова мёртвого и земли бесплодной стычка, как вылетел из убиенного змея здоровенный сыч – чёрный весь такой, глазищи красные! – захохотал он ужасно и в небо заполошенно шарахнулся. Времени попусту не теряя, подхватил Ваня с земли тогда камень, широко с плеча размахнулся да пулею в зловредного гада его и метнул. Ну чуть-чуть лишь не попал-то – промахнулся! А сычина в сторону испуганно шибанулся, дугу в воздухе описал, пуще прежнего захохотал и... с глаз бесследно пропал.
–Кто это был, а? – спросил Яван у поднимавшейся с земли Борьяны. – Вот же премерзкое существо!..
–Двавл – вот кто!
Посмотрел Ваня задумчивым взглядом вдаль, головою слегка покачал и такие вещие словеса-то сказал:
–Ну что же – выиграли мы, люди, у сего злодея сражение, но не нанесли ему ещё окончательного поражения! Будут у нас ещё схватки с ним впереди! Ну, подлый Двавл – погоди!..
А в этот момент с верхотуры неба громкое какое-то раздалось вдруг шипение. Глянули Яван с Борьяною на пекельные небеса – мать честная! – а огромные силовые шарищи явно-то перекалилися и красными-прекрасными сделались, точно гигантские лампы. А потом только – бам! бам! бам! – все три сферы с невозможным грохотом лопнули, мощно взорвалися и ярчайшими брызгами вокруг разметалися…
–Ложись! – отнюдь не вяло Ваня загорланил, и свалив наземь Борьяну, телом своим её накрыл, как одеялом.
И, надо сказать, вовремя, ибо целый град раскалённых плевков по всей округе разлетелся. Даже озеро, будто сковородка, зашипело, остужая жгучих осколков жар, а в городе начался мгновенно кошмарный и всеохватный пожар: все до одного здания бурно вдруг занялись и языками чудовищного пламени сплошь объялись. Даже на лежащего Явана с дюжину огненных пулек упало, да только вреда они особого не нанесли, поскольку шкура львиная и бронь небесная богатыря с его женою спасли.
Ух и быстро же Пекельный град горел! Ух и страшно же адский пламень ревел! И все творения чертовского племени: роскошнейшие дворцы, надёжнейшие замки, высокие небоскрёбы и гордые башни – всё сгорело, точно бумажное! Хорошо ещё, что на голом пирамидном острове нечему уже было гореть, а то и нашим влюблённым тама было бы не уцелеть... В общем, минуло минуток пять всего али семь – пустым-пустёшенько вокруг стало совсем, голое и ровное место возле острова того расстилалося, и лишь на горизонте гряда стеклянных гор остро вздымалася. Ну совсем ничегошеньки от громадного и обширного городища не осталося: ни помину, ни дыму, ни сажи, ни горсточки пепла даже…
Лодочка, на коей они сюда приплыли, и та пропала, и стольного чертячьего города – как не бывало!
Такое чудо увидев, Яван аж присвистнул и ладошкой себя по лбу блызнул. Принял он за наваждение сиё всеобщее и скоропалительное исчезновение. А Борьяна поглядела окрест с изумлением и лишь руками всплеснула в недоумении, бо в полном она пребывала оторопении...
–Вот это да! Вот это, я скажу, пал! – кочан себе почесав, Яваха обалдевши сказал. – И впрямь-то выходит, что сила ада не ладная, коль такая непруха случилася тут досадная! Да-а... Не зря, значит, говорят, что всё лядащее по истому-то ненастоящее, а лишь мнящееся, и воистину мир наш – грёза! Пустота он для взгляда тверёзого...
Но как бы там оно ни было, мудрованием сыт не будешь, и чего-либо путного болтовнёй ведь себе не добудешь. Надо дело творить да членами шевелить – чтобы, значится, быть, а не казаться. А Яван с Борьяною более не желали на пустынном острове болтаться. Решили наши герои до Борьяниного островочка вплавь по озеру добраться, потому что вдруг поняли они, что осталися в этом краю негостеприимном совсем одни.

Уважаемый читатель, мы заметили, что Вы зашли как гость. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.