Рассказывают также, что аль-Амин, брат аль-Мамуна, пришёл в дом своего дяди Ибрахима ибн АльМахди и увидал там невольницу, игравшую на лютне, – а она была из прекраснейших женщин. И склонилось к ней сердце аль-Амина, и это стало ясно по его виду для дяди его Ибрахима. И когда это стало ему ясно до его состоянию, он послал к нему эту девушку с роскошными одеждами и дорогими камнями. И, увидев её, альАмин подумал, что его дядя Ибрахим познал её, и сделалось ему уединение с ней из-за этого ненавистно, и он принял то, что было с нею из подарков, и возвратил ему девушку.
И Ибрахим узнал об этом от кого-то из евнухов и взял рубашку из вышитой материи, написал на её подоле золотом такие два стиха:

Клянусь я тем, перед кем все лбы падают,
Не знаю я, под одеждой что есть у ней.
И уст её не познал я и мысленно,
И были одни лишь речи и взгляды глаз.

Рассказывают также, что аль-Мутеваккиль выпил лекарство, и люди стали подносить ему диковинные подарки и всякие приношения, и аль-Фатх ибн Хакап подарил ему невинную невольницу высокогрудую из числа прекраснейших женщин своего племени и прислал вместе с нею хрустальный сосуд с красным питьём и красную чашку, на которой были написаны чернью такие стихи:
Как кончит имам целебное пить лекарство, Что хворь приведёт к здоровью и исцелению, Лекарством лучшим будет ему выпить Из этой чаши этой винной влаги, И сломит пусть печать ему отданной, – Оно полезно будет вслед лекарству.
А когда невольница вошла с тем, что было с нею, к халифу, у того находился Юханна, врач [432]. Увидав эти стихи, врач улыбнулся и сказал: «Клянусь Аллахом, о повелитель правоверных, поистине, аль-Фатх лучше меня знает искусство врачевания! Пусть же не ослушается его повелитель правоверных я том, что ев ему провисал».
И халиф согласился с мнением врача, и употребил это лекарство, как того требовало содержание стихов, и исцелил его Аллах и оправдал её надежду.

Рассказывают также, что некий достойный человек говорил: «Я не видел женщины с более острым умом, лучшей сообразительностью, более обильным знанием, благородной природой и тонкими свойствами, чем одна женщина-увещательнида из жителей Багдада, которую звали Ситт-аль-Машаих.
Случилось, что она пришла в город Хама, в год пятьсот пятьдесят первый [433] и увещевала людей целительным увещанием, сидя на скамеечке, и заходили к ней в жилище многие из изучающих фикх [434], обладателей знания и вежества, и беседовали с ней о предметах законоведения и вступали с ней в прения о спорных вопросах, и я пошёл к ней, и со мною был товарищ из людей образованных, и когда мы сели подле неё, она поставила перед нами поднос с плодами, а сама села за занавеску. А у неё был брат, прекрасный лицом, который стоял рядом с нами, прислуживая. И, поевши, мы начали беседу о законоведении, и я задал ей законоведный вопрос, заключавший разногласия между имамами, и женщина начала говорить в ответ, и я внимал ей, но мой товарищ смотрел на лицо её брата и разглядывал его прелести и не слушал её. А женщина смотрела на него из-за занавески.

Рассказывают также, что Абу-Сувейд говорил: «Случилось, что мы с толпою моих друзей вошли однажды в один сад, чтобы купить там кое-каких плодов, и увидели в углу сада старуху с прекрасным лицом, но только волосы у неё на голове были белые, и она расчёсывала их гребнем из слоновой кости. Мы стали около неё, и она не обратила на нас внимания и не прикрыла головы, и я сказал ей: „О старуха, если бы ты сделала свои волосы чёрными, ты была бы красивее девушки; что удерживает тебя от этого?“
И старуха подняла ко мне голову…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста двадцать четвёртая ночь.
Когда же настала четыреста двадцать четвёртая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Абу-Сувейд говорил: «Когда я сказал старухе эти слова, она подняла ко мне голову и, уставившись на меня глазами, ответила такими двумя стихами:

Рассказывают также, что Али ибн Мухаммеду ибн Абд-Аллаху ибн Тахиру показали невольницу по имени Мунис, которую продавали, и была она достойна и образованна и умела слагать стихи. «Как твоё имя, о девушка?» – спросил Али. И она ответила: «Да возвеличит Аллах эмира, моё имя Мунис». А эмир знал её имя раньше, и он опустил на некоторое время голову, а затем поднял голову к девушке и произнёс такой стих:

«Что скажешь о том, кого недуг истощил любви
К тебе, и он стал теперь смущён и растерян?»

«Да возвеличит Аллах эмира!» – ответила девушка. И она произнесла такой стих:

Говорил Абу-ль-Айна: «На нашей улице были две: женщины, и одна из них: любила мужчину, а другая любила безбородого юношу.
И однажды вечером они встретились на крыше одного из домов, который был близко от моего дома (а они не знали обо мне), и подруга безбородого сказала другой: «О сестрица, как ты терпишь его жёсткую бороду, когда он падает тебе на грудь при поцелуях и его усы попадают тебе на губы и на щеки?» – «О дурочка, – ответила другая, – разве украшает дерево что-нибудь, кроме листьев, а огурец что-нибудь, кроме пушка? Видела ли ты на свете что-нибудь безобразнее плешивого, общипанного? Не знаешь ты разве, что борода у мужчины – все равно, что кудри у женщины, и какая разница между щекой и бородой? Разве не знаешь ты, что Аллах-слава ему и величие! – сотворил на небе ангела, который говорит: „Слава Аллаху, который украсил мужчин бородой, а женщин кудрями!“ А если бы борода не была равна по красоте кудрям, он бы не соединил их, о дурочка!»
И подруга юноши вняла её словам и воскликнула: «Я забыла моего друга, клянусь господином Каабы!»

Рассказывают также, что был в городе Каире одна человек, купец, и было у него много имущества и наличных денег, и дорогие камни, и металлы, и владения неисчислимые, и звали его Хасан-ювелир, багдадец. И наделил его Аллах сыном с прекрасным лицом, стройным станом и румяными щеками, блестящим совершённым, красивым и прелестным, и назвал его отец Алием-египетским и научил его Корану и богословию и красноречию и хорошему поведению, и стал мальчик выделяться во всех науках, и был он подручным в торговле у отца.
«И постигла его отца болезнь, и ухудшилось его состояние, и убедился он, что умрёт, и призвал своего сына…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста двадцать пятая ночь.
Когда же настала четыреста двадцать пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что купец-ювелир из Багдада, когда заболел и уверился в смерти, призвал своего сына, которому имя было Али-египетский, и сказал ему: «О дитя моё, поистине, дольняя жизнь преходяща, а последняя жизнь вечна, и всякая душа вкусит смерть.

Четыреста двадцать девятая ночь.
Когда же настала четыреста двадцать девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда пришёл раб хозяина дома и постучал в ворота Али-египетского, сына купца Хасана, тот открыл ему двери, и, увидав, что Али сидит, раб поспешно вернулся к своему господину, чтобы его порадовать. А придя к своему господину, он сказал: „О господин, купец, который поселился в доме, обитаемом джиннами, здоров и благополучен, и он сидит на скамейке, которая за воротами“.
И его господин поднялся радостный и отправился к тому дому, неся с собою завтрак. Увидев Али, он обнял его и поцеловал между глаз: «Что сделал с тобой Аллах?» И Али отвечал: «Добро, и я спал не иначе, как наверху в комнате, выложенной мрамором». – «А пришло к тебе что-нибудь, и ты что-нибудь видел?» – спросил хозяин. И Али отвечал: «Нет! Я прочитал сколько пришлось из великого Корана и спал до утра, а потом я поднялся, совершил омовение, помолился и сошёл вниз и сел на эту скамью». – «Слава Аллаху за благополучие!» – воскликнул хозяин. А затем он ушёл и прислал и нему рабов, невольников, невольниц и ковры, и они подмели ему дом, наверху и внизу, И постлали великолепные ковры, и у него остались трое невольников, трое рабов и четыре рабыни, чтобы прислуживать, а остальные отправились в дом своего господина.

Рассказывают, – продолжала Шахразада, – что один человек из паломников заснул долгим сном, а когда он проснулся, то не увидел даже следов своих спутников. И он поднялся и пошёл и сбился с дороги и, пройдя немного, нашёл палатку. И у входа в палатку он увидал старую женщину, а подле неё заметил спящую собаку. И человек приблизился к палатке и приветствовал старуху и попросил у неё поесть, и старуха сказала: «Пойди в ту долину и налови змей, сколько будет тебе нужно, а я их изжарю и накормлю тебя». – «Я не осмеливаюсь ловить змей, и я никогда не ел их», – сказал человек. И старуха молвила: «Я пойду с тобой и наловлю их, не бойся же!»
И она отправилась с ним (а собака следовала за нею) и наловила змей, сколько было нужно, и стала их жарить, и паломник не знал, как избежать такого угощения, и испугался голода и поел этих змей. А потом ему захотелось пить, и он попросил у старухи воды. И старуха сказала ему: «Вон перед тобою ручей, пей из него».
И человек пошёл к ручью и увидел, что вода в нем горькая, но он вынужден был пить эту воду, несмотря на сильную её горечь, так как его поразила жажда страшная.

Рассказывают также, что жил в Багдаде один человек, сановитый, богатый деньгами и землями, и был он из больших купцов. И Аллах расширял над ним земные блага, но не принял его к желаемому и не дал ему потомства. И прошёл над ним долгий срок времени, и не было у него детей, ни девочек, ни мальчиков, и стали года его велики, и размякли у него кости, и согнулась его спина, и увеличилась его слабость и забота, и устрашился он, что пропадут его имущество и состояние, если не окажется у него сынанаследника, из-за которого его будут вспоминать.
И купец стал молить Аллаха великого, и постился днём, и простаивал ночи, и приносил обеты Аллаху, векому, живому, неизменно сущему, и посещал праведников, и умножил он мольбы к Аллаху великому. И внял ему Аллах, и принял его молитву, и умилосердился из-за его молений и сетований. И прошло лишь немного дней, и познал купец одну из своих жён, и понесла она от него этой же ночью, в тот же час и минуту, и завершила она свои месяцы, и сложила бремя, и принесла мальчика, подобного обрезку луны.

Четыреста сорок вторая ночь.
Когда же настала четыреста сорок вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда девушка рассказала факиху о молитве в оба праздника, факдх сказал: „Хорошо! Расскажи мне о молитве при затмении солнца и затмении луны“. И девушка отвечала: „Два раката, безазана и икамы; при каждом ракате молящийся дважды выпрямляется, делает два поклона и дважды падает ниц, и садится и произносит исповедание веры и возглас привета“. – „Хорошо! Расскажи мне про молитву о дожде“, – сказал факих. И девушка отвечала: „Два раката, без азана и икамы; имам произносит исповедание веры и возглас привета, затем говорит проповедь и просит прошения у Аллаха великого в том месте, где произносится возглас: „Аллах велик!“ – в проповедях на оба праздника, и переворачивает свой плащ, обращая его верхней частью (вниз, и взывает к Аллаху и умоляет“. – „Хорошо! – сказал факих. – Расскажи мне о непарной молитве“. – „В непарной молитве, – ответила девушка, – самое меньшее – один ракат, а самое большее – одиннадцать“. – „Хорошо! – сказал факих. – Расскажи мне о молитве на заре“. – „В молитве на заре, – отвечала девушка, – самое меньшее – два раката, а самое большее – двенадцать ракатов“.

Четыреста сорок седьмая ночь.
Когда же настала четыреста сорок седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда девушка ответила чтецу Корана и сказала, что о словах: „Во имя Аллаха, милостивого, милосердого!“ – великое разногласие среди учёных, чтец сказал: „Хорошо! Расскажи мне, почему не пишут в начале суры „Отречение“: „Во имя Аллаха, милостивого, милосердого“?“ И девушка ответила: „Когда была ниспослана сура «Отречение“ о нарушении договора, который был между пророком (да благословит его Аллах и да приветствует!) и многобожниками, пророк (да благословит его Аллах и да приветствует!) послал к ним Али ибн Абу-Талиба [460] (да почтит Аллах его лик!), в день празднества, с сурой «Отречение», и Али прочитал её им, но не прочитал: «Во имя Аллаха, милостивого, милосердого!»
«Расскажи мне о преимуществе и благословенности слов: „Во имя Аллаха, милостивого, милосердого!“ – сказал факих.

Четыреста пятьдесят вторая ночь.
Когда же настала четыреста пятьдесят вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда девушка сказала врачу: „Желудок – дом болезни, а диета – голова лекарств“, и дальше до конца хадиса, врач спросил её: „Что ты скажешь о бане?“ И девушка ответила: „Пусть не входит в неё сытый, и сказал пророк (да благословит его Аллах и да приветствует!): „Прекрасный дом – баня: она очищает тело и напоминает об огне“. – „В какой бане наилучшая вода?“ – спросил лекарь. И девушка сказала: «В той, где вода мягкая и обширен простор и приятен воздух, так что бывает в ней четыре воздуха: осенний, летний, зимний и весенний“.
«Расскажи мне, какое кушанье наилучшее?» – молвил лекарь. И девушка ответила: «Кушанье, которое сделали женщины, над которым мало трудились и которое ты съел с удовольствием. И лучшее кушанье – сарид, по слову пророка (да благословит его Аллах и да приветствует!): „Превосходство сарида над кушаньями подобно превосходству Лиши над прочими женщинами“ [466]. – «А какая из приправ наилучшая?» – спросил лекарь.

Четыреста пятьдесят седьмая ночь.
Когда же настала четыреста пятьдесят седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меся, о счастливый царь, что звездочёт молвил: „Расскажи мне о четырех взаимно противоположных вещах, основанных на четырех вещах, взаимно противоположных“. И девушка отвечала: «Это жар, холод, влажность и сухость. Аллах создал из жара огонь, природа которого жаркая, сухая: и создал он из сухости землю, природа которой холодная и сухая; и создал он из холодности воду, а природа её холодная, влажная; и сотворил из влаги воздух, природа которого жаркая, влажная. Затем сотворил Аллах двенадцать башен: [469] Овна, Тельца, Близнецов, Рака, Льва, Деву, Весы, Скорпиона, Стрельца, Козерога, Водолея и Рыб, и создал их сообразно четырём стихиям: три огненные, три земные, три воздушные и три водяные: Овен, Лев и Стрелец – огненные. Телец, Дева и Козерог – земные Близнецы, Весы и Водолей – воздушные, Рак, Скорпион И звездочёт поднялся и воскликнул; «Засвидетельствуй, что она более сведуща, чем я!» – и ушёл побеждённый.

Рассказывают также, о счастливый царь, что один царь из царей, бывших прежде, захотел в некий день выехать верхом во главе всех людей своего царства и вельмож своего правления и показать народу чудеса своего празднества. И велел он своим приближённым, эмирам и вельможам правления, сделать приготовления к выезду и велел хранителю одежд принести из роскошнейших одежд то, что годится для царя в день его празднества, а также велел он привести своих коней, знаменитых, чистокровных, известных.
И сделали так, а затем царь отобрал те одежды, которые ему понравились, и тех коней, которых он одобрил, и надел одежды, и сел на кровного коня, и отправился во главе шествия, в воротнике, украшенном драгоценными каменьями и всякими яхонтами и жемчугами. И стал он пускать коня вскачь посреди своих воинов и похвалялся в своём высокомерии и надменности, и пришёл к нему Иблис и положил руку на ноздрю его и вдунул ему в нос дуновение гордости и самодовольства; и возгордился царь и оказал в душе своей: «Кто в мире подобен мне?» И стал он высокомерен от довольства собою и гордости и проявлял презрение и гордился, превозносясь, и ни на кого не смотрел от высокомерия, гордости, самодовольства и кичливости.