Рассказ о любителе хашиша (ночи 142-144)

Один человек предавался любви к красавицам и тратил на них деньги, пока совсем не обеднел и у него совершенно ничего не осталось. И мир сделался для него тесен, и стал он ходить по рынкам и искать, чем бы ему прокормиться, и, когда он ходил, вдруг острый гвоздь воткнулся ему в палец и оттуда потекла кровь, и тогда он сел и, вытерев кровь, перевязал палец и потом поднялся на ноги, крича.
И он проходил мимо бани и вошел туда и снял с себя одежду, а оказавшись внутри бани, он увидел, что там чисто, и сел возле водоема и до тех пор поливал себе водою голову, пот не устал..."
И Шахразаду застигло утро, и от прекратила дозволенные речи.

Сто сорок третья ночь
Когда же настала сто сорок третья ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что бедняк сел возле водоема и до тех пор поливал себе водой голову, пока не устал. И тогда он подошел к холодному бассейну, но не нашел там никого, и, оставшись один, он вынул кусок хашиша и проглотил его.
И хашиш растекся у него в мозгу, и он покатился на мраморный пол, и хашиш изобразил ему, что знатный начальник растирает ему ноги, а два раба стоят над его головой - один с чашкой, а другой с принадлежностями для бани - всем тем, что нужно банщику. И, увидев это, бедняк сказал про себя: "Эти люди как будто ошиблись насчет меня, или они из нашего племени - едят хашиш".
Потом он вытянул ноги, и ему представилось, что банщик говорит ему: "О господин мой, подходит время тебе подниматься: сегодня твоя смена". И бедняк засмеялся и воскликнул про себя: "Чего Аллах захочет, то будет, о хашиш!" - а потом он сел молча. И банщик взял его за руку и повязал ему вокруг пояса черный шелковый платок, а рабы пошли сзади него с чашками и его вещами, и шли с ним, пока не привели его в отдельную комнату, и зажгли там куренья.
И он увидел, что комната полна всяких плодов и цветов, и ему разрезали арбуз и посадили его на скамеечку из черного дерева, и банщик, стоя, мыл его, а рабы лили воду. А затем его как следует натерли и сказали ему: "О владыка наш, господин, будь здоров всегда!" А после того все вышли и закрыли за собой дверь, и, когда бедняку представилось все это, он поднялся и отвязал платок с пояса и так смеялся, что едва не потерял сознание. И он продолжал смеяться некоторое время и сказал про себя: "Что это они обращаются ко мне, как к везирю и говорят: "О владыка наш, господин?" Может быть, они сейчас напутали, а потом узнают меня и скажут: "Это голыш!" - и досыта надают мне по шее!"
Затем он выкупался и открыл дверь, и ему представилось, что к нему вошел маленький невольник и евнух, и невольник был с узлом. И невольник развязал узел и вынул три шелковые салфетки, и одну из них он накинул ему на голову, другую на плечи, а третью повязал ему вокруг пояса. А евнух подал ему деревянные башмаки, и он надел их, и к нему подошли невольники и евнухи и стали поддерживать его, и, пока это происходило, он все смеялся. И он вышел и вошел под портик и увидел там великолепное убранство, подходящее только для царей, и к нему поспешили слуги и усадили его на сиденье и до тех пор растирали ему ноги, пока сон не одолел его.
А заснув, он увидел у себя в объятиях девушку, и поцеловал ее и положил ее себе между бедер и сел с нею, как мужчина садится с женщиной, и, взяв в руку свой закар, он притянул к себе женщину и подмял ее под себя...
И вдруг кто-то говорит ему: "Проснись, голодранец, уже пришел полдень, а ты спишь!" И он открыл глаза и увидел себя у холодного бассейна, и толпа вокруг него смеялась над ним, а его айр поднялся и салфетка на поясе развязалась. И ему стало ясно, что все это пучки сновидений и привиделись они из-за хашиша. И он огорчился и, взглянув на того, кто его разбудил, сказал ему: "Ты бы подождал, пока я вложу его". И люди закричали: "Не стыдно тебе, пожиратель хашиша, ты спишь, а твой закар поднялся!" И его колотили, пока у него не покраснела шея, и он был голоден и попробовал вкус счастья во сне".
И Кан-Макан, услышав от невольницы эти речи, так засмеялся, что упал навзничь и сказал Бакун: "О нянюшка, это удивительный рассказ, и я не слышал такой истории, как эта. Знаешь ли ты еще другие?" И она отвечала: "Да". И невольница Бакун продолжала рассказывать Кан-Макану всякие небывалые рассказы и смешные диковинки, и сон одолел его, а эта невольница до тех пор сидела у его изголовья, пока не прошла большая часть ночи.
И тогда она сказала про себя: "Вот время поймать случай!" И, поднявшись, обнажила кинжал и подскочила к Кан-Макану, желая зарезать его, но вдруг вошла к ним мать Кан-Макана. И, увидав ее, Бакун поднялась и пошла ей навстречу, и ее охватил страх, и она стала трястись, словно ее забрала лихорадка.
И когда мать Кан-Макана увидала ее, она изумилась и пробудила от сна своего сына, а тот, проснувшись, нашел свою мать сидящей у него в головах, и приход ее был причиной его жизни. А пришла его мать потому, что Кудыя-Факан слышала тот разговор, когда сговаривались убить Кан-Макана, и сказала его матери: "О жена моего дяди, иди к своему сыну, пока его не убила распутница Бакун". И она рассказала старухе обо всем, что случилось, от начала до конца, и та пошла, ничего не понимая и не ожидая, и вошла в ту минуту, когда Кан-Макан спал, а Бакун бросилась к нему, желая его зарезать.
А Кан-Макан, проснувшись, сказал своей матери: "Ты пришла, о матушка, в хорошее время, и моя няня Бакун у меня сегодня ночью". И он обернулся к Бакун и спросил: "Заклинаю тебя жизнью, знаешь ли ты сказку лучше тех, которые ты мне рассказала?" И невольница ответила: "И куда тому, что я тебе рассказала раньше, до того, что я тебе расскажу теперь? Оно еще лучше, но я расскажу тебе об этом в другое время".
И Бакун поднялась, не веря в спасенье, и Кан-Макан сказал ей: "Иди с миром!" - а она догадалась по своему коварству, что мать Кан-Макана осведомлена о случившемся. И Бакун ушла своей дорогой.
Тогда родительница Кан-Макана сказала: "О дитя мое, сегодня благословенная ночь, так как Аллах спас тебя от этой проклятой". - "Как так?" спросил КанМакан, и она рассказала ему, в чем дело, с начала до конца, а Кан-Макан воскликнул: "О матушка, для того, кто останется жив, нет убийцы, и если его убивают, он не умрет. Но осторожнее всего будет нам уехать от этих недругов, и Аллах сделает, что хочет".
Когда же настало утро, Кан-Макан вышел из города и встретился с везирем Данданом, а после его ухода у царя Сасана случилась размолвка с Нузхат-аз-Заман, которая заставила и Нузхат-аз-Заман тоже выехать из города. И она съехалась с Кан-Маканом, и возле них собрались все вельможи царя Сасана, которые были на их стороне, и они сидели, измышляя хитрости, и мнения их сошлись на том, чтобы идти походом на царя румов и отомстить ему.
И тогда они пошли походом на румов и после многих дел, рассказ о которых долог, попали в плен к царю Румзану, царю румов. И когда настало некое утро, царь Румзан приказал привести Кан-Макана и везиря Дандана с их людьми и, когда они явились, посадил их с собою рядом и велел принести столы. И столы принесли, и они поели и попили и успокоились после того, как были уверены, что умрут, когда он велел привести их, и они говорили тогда друг другу: "Он послал за нами только потому, что хочет нас убить".
И после того, как они успокоились, царь сказал им: "Я видел сон и рассказал его монахам, и они сказали: "Тебе не растолкует его никто, кроме везиря Дандана). И тогда везирь Дандан спросил: "Добро ли ты видел, о царь времени?" И царь сказал: "Я видел, о везирь, что был я в яме, подобной черному колодцу, и люди пытали меня, и я хотел встать, но, поднявшись, упал на ноги и не мог выйти из той ямы. А потом я обернулся и увидел в яме золотой пояс и протянул руку, чтобы взять его, а подняв его с земли, я увидел, что это два пояса, и я обвязал ими свой стан, и вдруг они превратились в один пояс. Вот, о везирь, мой сон и то, что я видел в сладких грезах". - "Знай же, о владыка султан, - сказал везирь Дандан, - твой сон указывает на то, что у тебя есть брат, или племянник, или двоюродный брат, или кто-нибудь из твоей семьи, от твоей крови и плоти и во всяком случае он из начальников".
Услышав эти слова, царь посмотрел на Кан-Макана, Нузхат-аз-Заман, Кудыя-Факан и везиря Дандана и всех пленных, что были с ними, и сказал про себя: "Когда я отрублю этим головы, сердца их войск разорвутся из-за гибели их товарищей, а я скоро вернусь в мою страну, чтобы власть не ушла у меня из рук". И он твердо решился на это и позвал палача и велел ему отрубить КанМакану голову в тот же час и минуту, но в этот миг появилась нянька царя и спросила его: "О счастливый царь, что ты намерен сделать?" - "Я намерен убить этих пленных, которые в моих руках, и потом кинуть их головы их товарищам, - отвечал царь, - а потом я с моими людьми брошусь на них единым скопищем, и мы перебьем тех, кого перебьем, а остальных обратим в бегство. И это будет решительная битва, и я вскоре вернусь в мою страну, раньше, чем случатся у меня в царстве одни дела после других".
И, услышав эти слова, нянька обратилась к царю и сказала на языке франков: "Как можешь ты убить сына твоего брата, твою сестру и дочь твоей сестры?" И когда царь услышал от няньки такие речи, он разгневался сильным гневом и сказал: "О проклятая, не знаешь ты разве, что моя мать убита, а отец мой умер отравленным, и ты дала мне ладанку и сказала: "Эта ладанка принадлежала твоему отцу". Почему ты не рассказала мне правду?"
"Все, что я тебе рассказывала, - правда, - ответила старуха, - но только мое дело диковинно и наша повесть с тобою удивительна.
Мое имя Марджана, а имя твоей матери - Абриза, и она была красива и прелестна. О ее доблести слагаются поговорки, и доблестью своей она прославилась среди храбрецов. А что касается твоего отца, то это царь Омар ибн ан-Нуман, властитель Багдада и Хорасана, и это можно сказать без сомнения и колебания, не бросая камней в неизвестное. Он послал своего сына Шарр-Кана в один из походов, вместе с этим везирем Данданом, и с ними было то, что уже было, и брат твой Шарр-Кан поехал впереди войск и удалился один от воинов, и оказался у твоей матери, царицы Абризы, в ее дворце. А мы вошли с нею в уединенное место, чтобы побороться, и он встретил нас, когда мы были заняты этим делом, и тогда он поборолся с твоей матерью, и она одолела его своей блестящей красотой и доблестью. И мать твоя принимала его, как гостя, пять дней в своем дворце. Но до ее отца дошла весть об этом от ее матери, старухи Шавахи, по прозванию Зат-ад-Давахи.
А мать твоя приняла ислам благодаря брату твоему Шарр-Кану, и он взял ее и тайком отправился с нею в город Багдад, и я с Рейханой и еще двадцать невольниц были с нею, и мы все приняли ислам благодаря царю Шарр-Кану. И когда мы вошли к царю Омару ибн ан-Нуману и он увидал твою мать, царевну Абризу, и любовь к ней запала в его сердце, и однажды ночью он вошел к ной и остался с нею один, и она понесла тебя.
А с твоею матерью были три ладанки, которые она отдала твоему отцу, и одну ладанку он дал своей дочери Нузхат-аз-Заман, другую твоему брату Дау-аль-Макану, а третью он отдал твоему брату, царю Шарр-Кану, и царица Абриза взяла ее у него и сохранила для тебя.
А когда приблизились роды, твоя мать затосковала по своей семье и сообщила мне свою тайну. И она свиделась с черным рабом, по имени аль-Гадбан, и тайком рассказала ему все дело и соблазнила его деньгами, чтобы он с нами отправился. И раб взял нас и вывез из города и убежал с нами (а роды твоей матери приблизились). И когда мы приехали в уединенное место, в начале нашей страны, у нее начались потуги, чтобы родить тебя. И душа раба подсказала ему постыдное, и он подошел к твоей матери и, подойдя к ней, стал склонять ее на мерзость, а она закричала на него великим криком и испугалась его, и от сильного испуга тотчас же родила тебя.
А в это время в пустыне, со стороны наших земель, поднялась пыль, которая взвилась и полетела, застилая небо со всех сторон, и раб испугался, что погибнет, и ударил царицу Абризу мечом и убил ее от сильного гнева, а потом сел на коня и отправился своей дорогой.
И когда раб уехал, пыль рассеялась и показался твой дед, царь Хардуб, царь румов, и увидел твою мать, а свою дочь, в этом месте убитую, лежащую на земле. И это показалось ему тяжким и великим, и он спросил меня, почему ее убили и отчего она тайком ушла из страны своего отца, и я рассказала ему обо всем, с начала и до конца, и в этом причина вражды между обитателями земли румов и обитателями земли багдадской. А после этого мы унесли твою мать, которая была убита, и похоронили ее, а тебя унесла я и воспитала тебя и повесила на тебя ладанку, что была у царевны Абризы.
А когда ты вырос и достиг возраста мужей, мне нельзя было рассказывать тебе истину об этом деле, так как, если бы я рассказала тебе об этом, между вами наверное поднялись бы войны. Твой дед велел мне хранить это в тайне, и я не властна была нарушить приказ твоего деда, царя Хардуба, царя румов.
Вот почему я скрывала от тебя это дело и не осведомила тебя о том, что царь Омар ибн ан-Нуман - твой отец. А когда ты стал править независимо, я все рассказала тебе, и я могла осведомить тебя только теперь, о царь времени. Я поведала тебе тайну и разъяснение, и вот какие у меня вести, а ты лучше знаешь, как тебе поступить".
А пленные слышали все эти речи рабыни Марджаны, няньки паря. И Нузхат-аз-Заман в тот же час и минуту вскрикнула и сказала: "Этот царь Румзан - мой брат от моего отца. Омара ибн ан-Нумана, и мать его - царица Абриза, дочь царя Хардуба, царя румов, а эту невольницу, Марджану, я хорошо знаю!"
И когда царь Румзан услышал это, его охватила ярость, и он не знал, как ему поступить. И в тот же час и минуту он велел привести к себе Нузхат-аз-Заман, и когда он увидел ее, кровь устремилась к родной крови, и он спросил Нузхат-аз-Заман, какова ее история. И она рассказала свою историю, и слова ее совпали со словами его няньки Марджаны, и царь узнал наверное, что он из людей Ирака действительно и без сомнения и что отец его - царь Омар ибн ан-Нуман, и он тотчас же поднялся и развязал веревки на своей сестре Нузхат-аз-Заман. И она подошла к нему и поцеловала ему руки, и глаза ее прослезились. И царь заплакал, и братская нежность охватила его, и сердце его устремилось к султану КанМакану.
И он поднялся на ноги и взял меч из рук палача, и пленные, увидав это, убедились, что погибнут. И царь велел поставить их перед собою и развязал их узлы, а потом он сказал своей няньке Марджане: "Расскажи этим людям то, что ты рассказала мне". И его нянька Марджана ответила: "Знай, о царь, что этот старец - везирь Дандан и что он лучший свидетель за меня, так как он знает истину в этом деле. И она тотчас обратилась к пленным и к тем, кто присутствовал из владык румов и франков, и рассказала им эту историю, а царица Нузхат-аз-Заман, везирь Дандан и бывшие с ними пленники подтверждали ее правдивость в этом.
А в конце рассказа невольница Марджана бросила взгляд и увидела на шее султана Кан-Макана ту самую третью ладанку, подругу двух ладанок, что были у царицы Абризы, и она узнала ее и издала громкий вопль, от которого загудело на равнине, и сказала царю: "О дитя мое, знай, что мое убеждение стало еще вернее, так как ладанка на шее у этого пленного сходна с той ладанкой, которую я повесила тебе на шею, и подобна ей. А этот пленник - сын твоего брата, то есть Кан-Макан".
А затем невольница Марджана обратилась к Кан-Макану и сказала ему: "Покажи мне эту ладанку, о царь времени", и Кан-Макан снял ладанку с шеи и подал ее той невольнице, няньке царя Румзана, и Марджана взяла ее и спросила о третьей ладанке, и Нузхат-аз-Заман отдала ее ей. И когда обе ладанки оказались в руках невольницы, она подала их царю Румзану, и тому стала явна истина и несомненное доказательство, и он убедился, что он дядя султана Кан-Макана и что отец его - царь Омар ибн ан-Нуман.
И в тот же час и минуту он поднялся к везирю Дандану и обнял его, а потом он обнял царя Кан-Макана, и поднялись крики великой радости, и в тот же час распространились радостные вести, и забили в литавры, и задудели в дудки, и великою стала радость.
И воины Ирака и Сирии услыхали, как румы кричат от радости, и все до последнего сели на коней, и царь аэ-Зибликан тоже сел, говоря про себя: "Погляжу-ка, что за причина этих криков радости в войсках франков и румов!" А что касается войск Ирака, то они приблизились И вознамерились сражаться и выстроились на поле и на месте сражения и боя, а царь Румзан обернулся и увидел, что войска приближаются и готовятся к бою, спросил о причине этого. И ему рассказали, в чем дело, и тогда он велел Кудыя-Факан, дочери его брата Шарр-Кана, в тот же час и минуту отправиться к войскам Сирии и Ирака и уведомить их, что состоялось соглашение и выяснилось, что царь Румзан - дядя султана Кан-Макана.
И Кудыя-Факан сама отправилась, прогнав от себя злые мысли и печали, и по прибытии к царю аз-Зябликану приветствовала его и осведомила о том, какое произошло соглашение, и сказала, что царь Румзан, как выяснилось, ее дядя и дядя султана Кан-Макана. И по прибытии к нему она увидела, что глаза царя плачут, и он боится за эмиров и вельмож, и рассказала ему всю повесть, с начала до конца, и они сильно обрадовались, и прекратились их печали.
И царь аз-Зябликан сел на коня, вместе со всеми сановниками и вельможами, и царевна Кудыя-Факан поехала впереди них и привела их к шатру царя Румзана. И они вошли к нему и увидели, что он сидит с султаном Кан-Маканом, и царь Румзан и везирь Дандан советовались с Кан-Маканом о том, как поступить с царем аз-Зябликаном, и сговорились, что отдадут ему город Дамаск сирийский, поставят его, по обычаю, над ним правителем, а сами уйдут в землю иракскую.
И они сделали царя аз-Зябликана наместником в Дамаске сирийском и велели ему отправиться туда, и он отправился в Дамаск со своими войсками, и его провожали некоторое время, чтобы проститься с ним, а после этого вернулись на свое место.
А затем кликнули среди войск клич о выступлении в страны Ирака, и оба войска собрались вместе, и цари сказали друг другу: "Наши сердца отдохнут, и мы утолим наш гнев, только если отомстим и снимем с себя позор, отплатив старухе Шавахи, по прозванию Зат-ад-Давахи".
И после этого царь Румзан уехал со своими вельможами и приближенными, а султан Кан-Макан обрадовался, найдя своего дядю, царя Румзана, и призвал милость Аллаха на невольницу Марджану, которая осведомила их друг о друге. И они отправились и шли до тех пор, пока не прибыли в свою землю, и старший царедворец Сасан услыхал о них и вышел и поцеловал руку царя Румзана, и тот наградил его почетной одеждой.
А потом царь Румзан сел на престол и посадил сына своего брата, султана Кан-Макана, рядом с собою, и Кан-Макан сказал своему дяде, царю Румзану: "О дядюшка, это царство годится лишь для тебя", но тот отвечал ему: "Сохрани Аллах, чтобы я соперничал с тобою из-за власти!"
И тогда везирь Дандан посоветовал им, чтобы оба они были во власти равны, и каждый управлял бы день, и они согласились на это..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто сорок четвертая ночь
Когда же настала сто сорок четвертая ночь, Шахразада сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что цари сговорились, что каждый из них будет править день, а затем устроили пиры и закололи животных и великою стала их радость. И они прожили таким образом некоторое время, и при всем этом султан Кан-Макан проводил ночи со своей двоюродной сестрой Кудыя-Факан.
А после этого времени они сидели, радуясь тому, что их дела устроились и пришли в порядок, как вдруг показалась пыль, которая поднялась и полетела и застлала края неба, и к ним пришел один купец, взывая и прося о помощи, и он кричал: "О цари времени, как мог я остаться цел в стране неверных, а в вашей стране меня ограбили, хотя эта страна справедливости и безопасности?" И царь Румзан обратился к нему и спросил его, что с ним, и купец сказал: "Я купец среди купцов и уже долгое время нахожусь вдали от родных мест. Вот уже около двадцати лет, как я углубился в чужие страны. Со мною есть письмо из города Дамаска, которое написал мне покойный царь Шарр-Кан, и случилось это потому, что я ему подарил невольницу. А когда я приблизился к этим странам, со мною было сто тюков редкостей из Индии, которые я вез в Багдад, ваш священный город и место безопасности и справедливости, и на нас напали арабы кочевники, с которыми были курды, собравшиеся из всех стран, и они перебили моих людей и разграбили мое имущество, и вот рассказ о том, что со мною".
И купец заплакал перед царем Румзаном и стал жаловаться, восклицая: "Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха!" И царь пожалел его, и смягчился к нему, и сын его брата, царь Кан-Макан, тоже пожалел купца, и оба дали ему клятву, что выступят против разбойников.
И они выступили против них во главе сотни всадников, каждый из которых считался за тысячу мужей (а тот купец ехал впереди них, указывая дорогу), и продолжали ехать весь этот день и всю ночь, до зари, и, приблизившись к долине с полноводными реками, изобилующей деревьями, они увидели, что разбойники рассеялись по этой долине и поделили между собою тюки того купца, но часть тюков осталась. И тогда сто всадников ринулись на них и окружили их со всех сторон, и царь Румзан закричал на них, вместе со своим племянником Кан-Маканом, и прошло не более часа, как всех разбойников забрали в плен, а было их около трехсот. И когда их взяли в плен, у них отобрали бывшее у них имущество купца и, накрепко связав их, доставили их в город Багдад.
И царь Румзан и его племянник царь Кан-Макан сели смеете на один престол, а затем всех разбойников поставили перед ними, и они спросили их, кто они такие и кто их начальник, и бедуины сказали: "У нас нет начальников, кроме трех человек, которые собрали нас всех со всех сторон и земель". - "Укажите нам этих самых людей", - сказали цари, и бедуины указали их. И тогда цари велели их схватить и отпустить остальных людей, отобрав у них сначала все бывшие с ними товары, которые и вручили купцу. И купец осмотрел материи и товары и увидел, что четверть их погибла, но ему обещали возместить все, что у него пропало.
Тогда купец вынул два письма, одно из которых было написано почерком Шарр-Кана, а другое почерком Нузхат-аз-Заман (а этот купец купил Нузхат-аз-Заман у бедуина, когда она была невинна, и подарил ее брату Шарр-Кану, и у нее случилось с братом то, что случилось). И царь Кан-Макан прочитал оба письма и узнал почерк своего дяди Шарр-Кана и выслушал историю своей тетки Нузхат-аз-Заман. И он вошел к ней с тем вторым письмом, написанным ею для купца, у которого пропали товары, и рассказал ей его историю с начала до конца. И Нузхат-аз-Заман узнала его и признала свой почерк, и она выставила купцу угощение и поручила его заботам своего брата, царя Рузмана, и своего племянника, царя Кан-Макана. И тот приказал дать ему денег, рабов и слуг, чтобы ему прислуживать, а Нузхат-аз-Заман прислала ему сто тысяч дирхемов денег и пятьдесят тюков товаров и одарила его подарками и послала за ним, требуя его, а когда купец явился, она вышла к нему и приветствовала его и осведомила его о том, что она дочь царя Омара ибн ан-Нумана и что брат ее - царь Румзан, а сын ее брата - царь Кан-Макан.
И купец сильно обрадовался этому и поздравил ее с благополучной встречей и поцеловал ее руки, благодаря ее за ее поступок, и воскликнул: "Клянусь Аллахом, доброе дело не пропадет за тобой!" А потом Нузхат-аз-Заман вошла в свои личные покои, а купец оставался у них три дня, и затем он простился с ними и уехал в земли сирийские.
А после того цари велели привести трех воров, которые были предводителями разбойников, и спросили их, кто они. И один из них выступил вперед и сказал: "Знайте, что я человек из бедуинов и стою на дороге, чтобы похищать детей и невинных девушек, и продаю их купцам. Я делаю это в течение долгого времени до сих дней, но сатана подзадорил меня, и я сошелся с этими двумя несчастными и собрал бедуинский и городской сброд, чтобы грабить деньги и пресекать дорогу купцам". - "Расскажи нам самое удивительное из того, что ты видывал, когда похищал детей и девушек", сказали ему, и бедуин молвил:
"Вот самое удивительное, что случилось со мною, о цари времени. Двадцать два года тому назад я украл в один день из дней девушку из девушек Иерусалима, и была эта девушка красива и прекрасна, но только она была служанка, и на ней была рваная одежда, а голову ее покрывал кусок плаща. Я увидел, как она выходит из хана, и тотчас же хитростью похитил ее и, положив ее на верблюда, уехал с ней вперед. Я рассчитывал, что увезу ее к моим родным в пустыне и оставлю ее пасти у меня верблюдов и собирать в долине навоз. Она горько плакала, и я подошел к ней и больно побил ее и, взяв ее, отвез в город Дамаск. И один купец увидал ее со мною, и, когда он ее увидел, его ум смутился, и ему понравилось красноречие девушки, и он захотел купить ее у меня и все время прибавлял за нее цену, пока я не продал ему девушку за сто тысяч дирхемов.
И когда я отдал ее ему, я убедился, что она весьма красноречива, и до меня дошло, что купец одел ее в красивую одежду и предложил ее владыке, правителю Дамаска, и тот дал ему два раза столько, сколько он отдал мне. Вот, о цари времени, самое удивительное, что со мною приключилось, и, клянусь жизнью, такой цены мало за эту девушку!"
Услышав эту историю, цари удивились, а когда Нузхат-аз-Заман услыхала, что рассказывал бедуин, свет стал мраком перед лицом ее, и она закричала своему брату Румзану: "Это тот самый бедуин, который похитил меня в Иерусалиме, без сомнения!"
И затем Нузхат-аз-Заман рассказала им обо всех случившихся с нею из-за него на чужбине несчастьях, и о побоях, голоде, позоре и унижении и сказала: "Теперь мне позволительно его убить". И она вытащила меч и подошла к бедуину, чтобы убить его, но тот вдруг вскричал: "О цари времени, не давайте ей меня убивать, пока я не расскажу вам, какие со мной приключились диконины". - "О тетушка, - сказал ей тогда ее племянник Кан-Макан, - дай ему рассказать нам историю, а после этого делай с ним, что хочешь".
И Нузхат-аз-Заман оставила его, а цари сказали: "Теперь расскажи нам историю". - "О цари времени, - спросил тогда бедуин, - если я расскажу вам диковинную историю" простите ли вы меня?" И цари отвечали: "Да".

Уважаемый читатель, мы заметили, что Вы зашли как гость. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.