Рассказ о праведном невольнике (ночь 468)

Рассказывают также, что Малик ибн Динар [477] (да помилует его Аллах!) говорил: «Однажды у нас в Басре долго не было дождя, и ми несколько раз выходили помолиться о нем, но не видели и признака ответа на наши молитвы. И мы с Ата-ас-Сулами, Сабитом-аль-Бунаии, Наджи-аль-Бакка, Мухаммедом ибн Вася, Айюбом-ас-Сахтияни, Хабибом-аль-Фарися, Хассаном ибн Абу-Синаном, Утбой-аль-Гулямом и Салихом-аль-Музаии вышли и отправились к молельне, и дети вышли из школ и стали молиться, но мы не увидели и признака ответа на нашу молитву. И настал полдень, и люди ушли, а мы с Сабитомаль-Бунани остались в молельне.
И когда стемнела ночь, мы увидели чернокожего с красивым лицом, тонкими ногами и большим животом, который подошёл, одетый в шерстяной плащ, и если бы оценить все, что было на нем одето, пена не дошла бы до двух дирхемов. Он привес воды и совершил омовение, а потом вошёл в михраб и сотворил молитву в два лёгких раката, в которой вставания и поклон и падения ниц были одинаковы. И затем он поднял взор к небу и сказал: «О мой господин и владыка, до каких пор будешь ты отвергать просьбы твоих рабов о том, что не уменьшит твоей власти? Разве вышло то, что у тебя есть, и истощилась казня твоего царства? Заклинаю тебя любовью твоей ко мне: не напоишь ли ты нас твоим дождём сейчас же».
И не закончил он ещё своих слов, – продолжал рассказчик, – как небо покрылось тучами, и пошёл дождь, ливший точно из отверстий бурдюков. И мы вышли из молельни, погружаясь в воду до колея…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста шестьдесят восьмая ночь.
Когда же настала четыреста шестьдесят восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Малик ибн Динар говорил: „И не закончил он ещё своих слов, как небо покрылось облаками, и пошёл дождь, ливший точно из отверстий бурдюков, и мы вышли из молельни, погружаясь в воду до колея, и удивлялись на чернокожего. И я подошёл к нему, – говорил Малик, – и сказал ему: „Горе тебе, чернокожий! Не стыдно тебе того, что ты сказал?“ И чернокожий обернулся ко мне и спросил: „Что я такого сказал?“ И я молвил: „Ты сказал слова: «Ради твоей любви ко мне“, а что дало тебе знать, что Аллах тебя любит?“
И чернокожий, – продолжал Малик, – воскликнул: «Отойди от меня, о тот, кто отвлёкся от самого себя! А где же я был, когда Аллах поддержал меня верой в единого бога и выделил меня, дал себя познать? Разве ты думаешь, что он поддержал меня этим не из-за своей любви ко мне? Его любовь ко мне такова же, как моя любовь к нему», – прибавил он. И я сказал ему: «Постой со мной немного, помилуй тебя Аллах!» Но чернокожий ответил: «Я невольник, и на мне лежит обязанность повиноваться моему меньшому владыке».
И мы пошли издали за ним следом, – говорил Малик, – и он вошёл в дом одного работорговца (а ночи уже миновала половина). И нам показалась длинной вторая половина её, и мы ушли. А когда настало утро, мы пришли к работорговцу и опросили его: «Есть ли у тебя молодой невольник, которого ты нам продашь, чтобы он нам прислуживал?» – «Да, – ответил работорговец, – у меня около ста слуг, и все они для продажи».
И он стал показывать нам одного слугу за другим, – говорил Малик, – пока не показал семьдесят слуг, но я не увидал среди них моего друга, а потом работорговец сказал: «У меня нет никого, кроме этих». И когда мы хотели уходить, мы вошли в одну разрушенную комнату за домом работорговца и вдруг видим: стоит тот чернокожий. «Он, клянусь господом Кабы!» – воскликнул я. И потом я вернулся к работорговцу и сказал ему: «Продай мне этого слугу!» – «О Абу-Яхья, – ответил работорговец, – это слуга злосчастный и бесполезный. Ночью у него нет другого дела, как плакать, а днём – раскаиваться». – «Поэтому я и хочу его», – оказал я.
И работорговец позвал чернокожего, и тот вышел, притворяясь сонным. «Возьми его за сколько хочешь, после того как снимешь с меня ответственность за все его пороки», – оказал мне работорговец. И я купил чернокожего за двенадцать динаров и опросил: «Как его имя?» – «Маймун», – отвечал работорговец. И я взял чернокожего за руку, и мы пошли, направляясь к моему жилищу.
И чернокожий обратился ко мне и спросил: «О мой меньшой господин, зачем ты меня купил? Клянусь Аллахом, я не гожусь, чтобы служить сотворённым». – «Я тебя выкупил, чтобы прислуживать тебе сам, и пусть это будет на моей голове», – ответил я. «А почему?» – спросил чернокожий. И я молвил: «Не ты ли был с нами вчера в молельне?» – «А разве ты проведал обо мне?» – спросил чернокожий. И я ответил: «Я тот, кто обратился к тебе вчера с речами».
И чернокожий продолжал идти, пока не вошёл в мечеть, – говорил Малик, – и он сотворил там молитву в два раката и сказал: «Бог мой, господин и владыка, о тайне, что была между нами, проведали сотворённые, и ты опозорил меня этим среди людей. Как же будет мне теперь приятна жизнь, раз узнали другие о том, что было между мной и тобой? Заклинаю тебя, возьми мою душу в сей же час». И потом он пал ниц, и я подождал его немного, но он не поднимал головы, и тогда я пошевелил его и вижу: он умер (да будет над ним милость великого Аллаха!).
И я вытянул ему руки и ноги и посмотрел на него и вижу: он улыбается, и белизна покрыла его черноту, лицо его светится, и видно на нем веселье. И когда мы на него дивились, вдруг вошёл в двери юноша и сказал: «Мир с вами! Да возвеличит Аллах нашу с вами награду из-за нашего брата Маймуяа! Вот саван, заверяйте его». И он протянул мне две одежды, подобных которым я никогда не видел, и мы завернули в них чернокожего.
А у его могилы, – говорил Малик, – теперь молятся о воде и просят подле неё о нуждах Аллаха (велик он и славен!). Как сладостно то, что сказал в этом смысле один из поэтов:

Гуляют сердца познавших бога в саду небес,
Пред ним возвышаются завесы господние.
Коль в нем они пьют вино, струя его смешана
С Таснимом [478] – той влагою, что близость к творцу даёт.
Течёт тогда тайна их меж ними и милыми,
И будет ограждена она от сердец других».

Уважаемый читатель, мы заметили, что Вы зашли как гость. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.