|
Перевод: Михаил Александрович Салье
Рассказ о великодушии Яхьи ибн Халида [342] (ночи 305—306)
Рассказывают также, что Харун ар-Рашид призвал одного из своих телохранителей, которого звали Салих (а было это до тех времён, когда ар-Рашид изменился к Бармакидам). И когда тот явился, сказал ему: «О Салих, иди к Мансуру и скажи ему: „У тебя тысяча тысяч дирхемов наших денег, и моё решение требует, чтобы ты доставил их нам сейчас же“. И я приказываю тебе, Салих, если у тебя не будет этих денег до предзакатной молитвы, отдели ему голову от тела и принеси мне».
И Салих отвечал: «Слушаю и повинуюсь!» А затем он отправился к Мансуру и сказал ему о том, что упомянул повелитель правоверных. «Я погиб, клянусь Аллахом! – сказал тогда Мансур.» – Ведь стоимость всех моих вещей и того, чем владеет моя рука, если продать это за самую дорогую цену, не превзойдёт ста тысяч. Откуда же я могу взять, о Салих, остальные девятьсот тысяч дирхемов?» – «Придумай для себя хитрость, которая тебя быстро освободит, а иначе ты погиб – я не могу тебе дать отсрочки ни на мгновение после того срока, который назначил халиф, и я не властен пренебречь чем-нибудь из того, что мне приказал повелитель правоверных, – сказал Салих. – Торопись же с хитростью, которая тебя освободит, прежде чем истечёт время». – «О Салих, – сказал Мансур, – прошу тебя, сведи меня, по твоей милости, в мой дом проститься с детьми и семьёй и дать наставление близким».
И я пошёл с ним в его дом, – говорил Салих, – и он стал прощаться с семьёй, и поднялись вопли в его жилище, и раздались плач и крик и призывы о помощи к Аллаху великому. И я сказал Мансуру: «Мае пришло на ум, что Аллах пошлёт тебе помощь через руки Бармакидов. Пойдём со мной в дом Яхьи ибн Халяда».
И мы пошли к Яхье ибн Халиду, и Мансур рассказал ему о своём положении, и Халид огорчился из-за этого и склонил на некоторое время голову к земле, а потом он поднял голову и, призвав своего казначея, спросил его: «Сколько дирхемов у нас в казне?» – «Около пяти тысяч дирхемов», – ответил казначей, и Яхья велел принести их, а потом он отправил к своему сыну аль-Фадлу посланного с письмом такого содержания: «Мне предлагают купить прекрасные поместья, которые никогда не придут в запустение; пришли нам сколько-нибудь дирхемов».
И аль-Фадл прислал ему тысячу тысяч дирхемов, и затем Яхья послал другого человека к своему сыну Джафару с письмом такого содержания: «У нас случилось важное дело, и нам нужно для него сколько-нибудь дирхемов».
И Джафар тотчас же послал ему тысячу тысяч дирхемов. И Яхья до тех пор посылал людей к Бармакидам, пока не собрал от них для Мансура большие деньги, а Салих и Мансур не знали об этом. И Мансур сказал Яхье: «О владыка, я схватился за твой подол и знаю, что получу эти деньги только от тебя, как обычно для твоего великодушия. Заплати же за меня остаток моего долга и сделай меня твоим вольноотпущенником». И Яхья потупился и заплакал и сказал: «Эй, мальчик, повелитель правоверных подарил когда-то нашей невольнице Дананир жемчужину большой ценности. Пойди к ней и скажи, чтобы она нам прислала эту жемчужину».
И слуга пошёл к невольнице и принёс жемчужину Яхье, и тот сказал: «О Салих, я купил эту жемчужину для повелителя правоверных у купцов за двести тысяч динаров, а повелитель правоверных подарил её нашей невольнице Дананир, лютнистке, и когда он увидит с тобой эту жемчужину, он узнает её и окажет тебе уважение и сохранит от пролития твою кровь ради нас и из уважения к нам. И теперь твои деньги собраны полностью, о Мансур».
И я понёс жемчужину и деньги к ар-Рашиду, – говорил Салих, – и Мансур был со мною. И когда мы были в пути, я вдруг услышал, как он говорит такой стих поэта:
«Не по любви спешат к ним мои ноги,
Но убоялся я стрелы удара».
И я удивился его злому нраву, низости и испорченности и скверному его происхождению и рождению, и возразил ему и сказал: «Нет на лице земли лучших, чем Бармакиды, и нет никого сквернее и злее тебя! Они купили тебя у смерти и выручили тебя от гибели и сделали тебе милость, спасши тебя, а ты не благодаришь их и не хвалишь, и не поступаешь, как поступают свободные, но отвечаешь на их благодеяние такими словами!»
И потом я пошёл к ар-Рашиду и рассказал ему эту историю и осведомил его обо всем, что случилось…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста шестая ночь.
Когда же настала триста шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Салих говорил: „И я рассказал эту историю повелителю правоверных и осведомил его обо всем, что случилось. И ар-Рашид удивился великодушию Яхьи и его щедрости и благородству и гнусности Мансура и его низости, и велел вернуть жемчужину Яхье ибн Халиду, и сказал: «Все, что мы подарили, не годится нам брать назад“.
И Салих вернулся к Яхье ибн Халиду и упомянул ему о Мансуре и его дурном поступке, и Яхья сказал: «О Салих, когда человек беден, грудь его стеснена и мысли его заняты; что бы от него ни исходило, с него нельзя взыскивать, так как это возникает не в сердце». И он принялся искать оправданий Мансуру.
И Салих заплакал: «Не бывает, чтобы вращающий небосвод создавал для бытия людей, подобных тебе! О горе! Как может быть погребён под землёй тот, чей нрав подобен твоему нраву и чьё благородство таково, как твоё!»
И он произнёс такие два стиха:
«Спеши совершить добро всегда, коль задумаешь,
Ведь подлинно не всегда щедроты доступны нам.
Как часто препятствуя душе совершить добро,
Коль можно, покуда смерть помехой не явится».
Уважаемый читатель, мы заметили, что Вы зашли как гость. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.
Другие сказки из этого раздела:
|
|