8 глава

Прощание с Лориэном.

Все Хранители собрались у Владыки. После приветствий Селербэрн сказал:
– Отряду Хранителей пора выступать. Перед вами снова открывается выбор. Тот, кто решится продолжить Поход, завтра должен покинуть Кветлориэн. А тот, кто не хочет идти с Хранителем, волен пока что остаться у нас. Но, если Враг завладеет Кольцом, гости эльфов будут втянуты в битву – ведь нам предстоит прорываться к Морю, – а в этой битве уцелеют немногие.
Все молчали.
– Они решили продолжить Поход, – оглядев гостей, сказала Галадриэль.
– Для меня Поход – это путь домой, – объявил Боромир, – мой выбор прост.
– А ты уверен, – спросил его Селербэрн, – что Хранители собираются идти в Минас-Тирит?
– Мы еще не знаем, как нам идти, – озабоченно ответил Владыке Арагорн. – Гэндальф ни разу об этом не говорил. Да, по-моему, он и не успел обдумать, куда мы пойдем после Кветлориэна.
– Впереди – Андуин, – напомнил Владыка. – Через него можно переправиться лишь на лодке, ибо мосты в Осгилиате разрушены. Если вам нужно попасть в Минас-Тирит, вы можете двигаться вдоль правого берега, но по левому берегу дорога короче. Так какой же путь вы думаете избрать?
– Путь через Гондор длиннее, но безопасней, – сказал Боромир. Арагорн промолчал.
– Я вижу, вам еще неясен ваш путь, – сказал Селербэрн. – И не мне его выбирать. Я помогу вам немного иначе. Некоторым Хранителям лодка не в диковину – Боромиру, Леголасу, Арагорну-Следопыту...
– И одному из хоббитов! – выкрикнул Мерри. – По нашему уделу течет Брендидуим, и я-то знаю, что речная лодка – это... это не дикая кобылица, которая норовит пришибить седока.
– Прекрасно, мой друг, – сказал Селербэрн. – Я могу снабдить вас лориэнскими лодками. Они у нас небольшие и легкие, но прочные, так что вы сможете плыть без опаски, а там, где понадобится, нести их по берегу: на Андуине много порогов и перекатов. Пешком путешествовать утомительнее, чем в лодках, а главное, спускаясь по Великой Реке, вы спокойно обдумаете, куда вам свернуть – на восток, в Мордор, или к западу, в Гондор.
Арагорн очень обрадовался лодкам, ибо он все еще не мог решить, по какому берегу вести Отряд. Остальные Хранители тоже приободрились. Впереди их ждали великие опасности, в этом ни один из них не сомневался; ну а все-таки плыть навстречу опасностям гораздо приятней, чем тащиться пешком. Всеобщей радости не разделял лишь Сэм: он был уверен, что речные лодки гораздо опаснее диких кобылиц (которых, как он думал, вообще не бывает).
– Мы приготовим лодки и походное снаряжение к завтрашнему дню, – пообещал Селербэрн. – А сейчас уже поздно, вам пора отдохнуть. Доброй ночи и приятных снов!
– Спите спокойно, – сказала Галадриэль, – вы еще успеете выбрать дорогу. А быть может, каждый из вас уже начал – не заметив этого – тот единственный путь, который предназначен ему судьбой.
Хранители вернулись в свой шатер у фонтана – Леголас вместе с ними, – чтоб устроить совет: слова Владычицы их не очень-то успокоили.
Долго и бурно обсуждали путники, как добраться до Роковой горы; но вскоре стало совершенно ясно, что почти всех их пугает Мордор и они хотят идти в Минас-Тирит – чтобы хоть ненадолго оттянуть путешествие в страшное логово Черного Властелина. Впрочем, позови их Фродо за Андуин, им удалось бы преодолеть страх; однако Фродо упорно молчал, и они не знали, на что решиться.
Если бы Гэндальф был по-прежнему с ними, Арагорн без колебаний свернул бы в Гондор, веря, что пророческий сон Боромира, подтвердивший древнее предание дунаданцев, призывает его, наследника Элендила, выйти на битву со Всеобщим Врагом. Но Гэндальф сгинул, и Арагорн понимал, что ему придется сопровождать Фродо, если тот захочет переправиться через Андуин. И однако – чем он поможет хоббиту, слепо нырнув под Завесу Тьмы?
– Я-то и один пойду в Минас-Тирит, это мой долг, – сказал Боромир. Потом он пристально посмотрел на Фродо, как бы пытаясь прочитать его мысли, но, заметив, что хоббит не собирается говорить, опустил голову и раздумчиво продолжил: – Если Кольцо необходимо уничтожить, то силой оружия тут ничего не добьешься, и Хранителю незачем идти в Гондор. Но если необходимо уничтожить Врага, то глупо отказываться... – Боромир замолчал, словно до этого он рассуждал сам с собой, а теперь вдруг понял, что говорит вслух, и закончил явно не так, как хотел: – ...от военной помощи Великого Гондора.
Фродо встревожили слова Боромира. Глупо отказываться, начал гондорец... От чего? Может – от Кольца Всевластья? Фродо вспомнил, что на Совете у Элронда он уже заводил об этом разговор, но Элронд тогда же ему все объяснил, и он как будто бы понял, в чем дело. Хоббит с надеждой глянул на Арагорна, однако тот, погруженный в раздумье, видимо, просто не слушал Боромира. На этом их совещание и кончилось. Мерри с Пином давно уже спали, Сэм крепился, но украдкой позевывал; в воздухе ощущалась предрассветная свежесть. Фродо забрался под одеяло и уснул.
Поутру они начали собираться в путь. Эльфы принесли к их шатру одежду и несколько небольших мешков с продовольствием. Гимли развязал один из мешков, вынул тонкую коричневую лепешку, разломил ее – внутри она оказалась кремовой – и, еще не попробовав, разочарованно сказал:
– Галеты... – Однако снизошел до пробы. И в одно мгновение сжевал лепешку.
– Остановись! – со смехом закричали эльфы. – Ты и так проголодаешься теперь только к вечеру, да и то если будешь весь день работать.
– В жизни не ел таких вкусных галет, – признался Гимли. – Просто чудеса! Уж на что люди из Приозерного королевства мастера готовить дорожные галеты, но с вашими лепешками их нельзя и сравнивать.
– У нас они называются не галетами, а путлибами, или, в переводе на всеобщий язык, дорожным хлебом, – объяснили эльфы. – Если их не ломать, они будут свежими даже через несколько недель пути, так что храните их на черный день. Путнику – хотя бы и Громадине-человеку – достаточно всего лишь путлиба в сутки, чтобы не чувствовать ни голода, ни усталости.
Потом хозяева вынули одежду – длинные лориэнские плащи с капюшонами из легкой и тонкой, но плотной ткани, сшитые по мерке на каждого Хранителя. Они показались переливчато-серебристыми в прозрачной тени исполинских ясеней и как бы впитывали любые оттенки, золотясь под солнцем, зеленея в траве, голубея на фоне безоблачного неба и становясь бесцветно-сероватыми в сумерки, – Хранители не однажды с удивлением замечали, что эльфов необычайно трудно разглядеть, когда им хочется, чтобы их не увидели (ходят-то они совершенно бесшумно), и очень обрадовались подаренным плащам. На шее ворот плаща и капюшон застегивались маленькой малахитовой брошкой в форме листа с золотыми прожилками.
– А он волшебный? – осведомился Пин, радостно разглядывая свой новый плащ.
– Мы не понимаем, что значит «волшебный», – ответил хоббиту один из эльфов. – Твой плащ – эльфийский, можешь не сомневаться... если ты это имеешь в виду. Вода и воздух, земля и камни, деревья и травы Благословенного Края отдали ему переливчатые краски, мягкость и красоту, прочность и вековечность, ибо все, что окружает эльфов, оживает в изделиях их мастеров. Плащи – одежда воинов и разведчиков, но именно одежда, а не воинские доспехи; от стрел или копий они не спасут. Зато защитят от холода и дождя, прикроют в жару от палящего солнца и скроют в походе от вражеских глаз. Вы удостоились особой дружбы Владык, ибо доселе ни один чужестранец не получал в подарок лориэнской одежды.
Между тем настала пора уходить. Хранители с грустью глянули на шатер, который долго заменял им дом – хотя они не сумели бы вспомнить, сколько дней им пришлось тут прожить, – на фонтан у шатра, на мэллорн Владык... Отвернувшись, они увидели Хэлдара. Фродо очень обрадовался знакомцу.
– Я охраняю северную границу, – поднявшись по склону, сказал им эльф, – но меня назначили вашим проводником, и я ненадолго вернулся в Галадхэн. Долина Черноречья застлана дымом, а земные недра тяжело содрогаются – в горах происходит что-то неладное, и вы не смогли бы уйти на север, домой. Но путь по Андуину пока свободен. Идемте, времени терять нельзя.
Мэллорны звенели голосами эльфов, но на тропках путникам никто не встретился; они спустились к подножию холма, миновали Ворота, коридор между стенами, перешли по белому мосту через ров и свернули следом за Хэлдаром на восток.
Тропа петляла по густому лесу, небо закрывали золотистые листья, и путники чувствовали, что идут под уклон. Лиг через десять ясени расступились, в небе сверкнуло полуденное солнце, путники невольно ускорили шаг, вышли на открытую поляну и огляделись. Справа от них струилась Ворожея, прозрачная, звонкая и не очень широкая; а впереди, перерезая им путь на восток, бесшумно катил свои темные воды необозримо широкий и хмурый Андуин. С севера узкую луговую косу окаймляла стена исполинских ясеней; за Андуином, среди кочковатых лугов, щетинились кусты и редкие перелески; за Ворожеей до темной линии горизонта тянулись угрюмые голые леса. Реки ограничивали с юга и востока цветущие земли Благословенного Края. Хранители подступили к рубежам Глухоманья.
На левом берегу Золотой Ворожеи, шагах в тридцати от ее впадения в Андуин, виднелся низкий белокаменный причал; у причала были пришвартованы лодки разных размеров и всевозможных цветов. Эльфы грузили припасы Хранителей в три небольшие светло-серые лодочки. Сэм опасливо подошел к берегу, нагнулся, поднял моток веревки – она была легкая, а на ощупь шелковистая – и спросил у эльфов:
– Это тоже нам?
– Конечно, – ответили хоббиту эльфы. – Мы положили в каждую лодку по три мотка – чтоб уж с избытком. Никогда не пускайся в путешествие без веревки – длинной, легкой, тонкой и прочной. А наши веревки как раз такие. И они не единожды вам пригодятся.
– А то я не знаю! – воскликнул Сэм. – Мы вот ушли из Раздола без веревки, так я себя клял до самого Лориэна...
– Можете отчаливать, – объявил Хэлдар. – Только не торопитесь выходить в Андуин. Сначала вам надо освоиться с лодками.
– Да-да, будьте осторожны, друзья, – поддержали Хэлдара другие эльфы. – У наших лодок мелкая осадка, даже когда они загружены до предела, и вы не сразу к этому привыкнете. Испробуйте их сперва возле берега.
Хранители не спеша расселись по лодкам – первыми Фродо и Сэм с Арагорном, за ними Мерри и Пин с Боромиром, а очень сдружившиеся в последнее время Гимли и Леголас поплыли вдвоем; к ним погрузили мешки с провизией.
На дне лодочек лежали весла с лопастями в форме широкого листа. Арагорн оттолкнулся веслом от причала и пошел для пробы вверх по реке. Он греб умело, но течение было быстрым, и лодка двигалась довольно медленно. Сэм устроился на передней банке и, вцепившись обеими руками в борта, со страхом смотрел на могучий Андуин. Ворожея весело искрилась под солнцем; порой мимо лодки проплывал к Андуину чуть-чуть притонувший ясеневый лист. Вскоре путники миновали косу, и над ними сомкнулся полог листвы; воздух был сух, но свеж и прохладен; тишину нарушала лишь песня жаворонка.
Арагорн развернулся и пошел по течению. Вдруг из-за крутого поворота реки стремительно выплыл громадный лебедь с гордо изогнутой белоснежной шеей, янтарными глазами, золотистым клювом и слегка раскинутыми в стороны крыльями. Послышалась негромкая мелодичная музыка, и, когда невиданная птица приблизилась, путники поняли, что это лодка, с изумительным искусством сработанная эльфами, – издали лебедь казался живым, хотя он и был неестественно огромным. Два гребца в светло-серых плащах слаженно работали черными веслами, над которыми распростерлись широкие крылья. В лодке сидел Владыка Лориэна, а рядом с ним стояла Галадриэль – высокая, стройная, в белом одеянии и венке золотистых, вечно живых цветов, она пела печальную эльфийскую песню, негромко аккомпанируя себе на арфе. Грустно, но сладкозвучно звенел напев, словно бы приглушаемый зимней прохладой:
Я пела о золотистой вешней листве, и леса шелестели листвой;
Я пела о ветре, и ветер звенел в шелковистой траве луговой;
В Заокраинный Край уплывала луна,
И за нею спешила морская волна
В Эльдамар, где среди светозарных долин
Возвышается гордый гигант Илмарин
И, горами от Мстительной мглы заслонен,
Полыхает огнями Святой Тирион,
А на Дереве Белом, как искры утрат,
В каждой капле росы наши слезы горят...
О Златой Лориэн! Слишком долго я здесь
Прожила в окружении смертных и днесь
Безнадежно пою про корабль в те Края,
Где зажглась бы для нас прежней жизни Заря...
– Мы приплыли, чтобы пожелать вам удачи на вашем опасном и трудном пути, – допев песню, сказала Галадриэль.
– Вы долго были гостями эльфов, – добавил Селербэрн, – но так уж случилось, что мы ни разу не разделили трапезы. Владычица приглашает вас на прощальный обед у берегов Великой Пограничной Реки.
Фродо почти не притронулся к еде. Он с грустью поглядывал на Владычицу эльфов, предчувствуя, что это их последняя встреча! Владычица не казалась могущественной и грозной, хотя была по-всегдашнему красива. Она неожиданно представилась хоббиту (как и всем, кто сталкивается с эльфами сейчас) неизменно юной и вечно прекрасной жительницей давно ушедшего прошлого.
После обеда Владыка Лориэна рассказал Хранителям о Приречных землях:
– Андуин течет по широкому ущелью среди лесов и каменистых степей. Сначала он круто забирает к востоку, а потом, после нескольких гигантских петель, устремляется, постепенно сужаясь, на юг, прорезает небольшое бесплодное взгорье и после довольно опасного переката разбивается на два разъяренных потока об остров Тол-Брандир – по-вашему Скалистый, – чтобы низвергнуться в низины Болони, или, как именуют их эльфы, Нэндальфа. Водопад Оскаленный – по-эльфийски Рэрос – на лодках, конечно же, одолеть невозможно, и вам придется обходить его берегом. Однако тем, кто свернет в Минао-Тирит, лучше распрощаться с Андуином до Рэроса, чтобы идти по Ристанийской равнине, минуя болотистые низины Нэндальфа. Только не уклоняйтесь на северо-запад, к лесам у южных отрогов Мглистого, ибо про эти древние леса сложено немало странных легенд.
– Последний раз я пересек Мустангрим на пути к Раздолу, – сказал Боромир. – И хотя пробирался я по западным землям – от Белых гор к Серострую и Бесноватой, – хотя я не знаю восточного Мустангрима, но дорогу домой отыщу и с востока...
Заметив, что гондорец не собирается продолжать, Галадриэль встала и торжественно возгласила:
– Пусть каждый выпьет прощальный бокал – за успешное завершение начатого пути! – Когда Хранители осушили бокалы, хозяйка снова предложила им сесть. – Мы распрощались, и нас уже разделила незримая тень предстоящей разлуки, – после долгой паузы сказала она. – Но прежде чем вы покинете Лориэн, примите прощальные подарки эльфов.
Сначала она обратилась к Арагорну:
– Для тебя, Предводитель Отряда Хранителей, наши мастера изготовили ножны под стать прославленному мечу Элендила. Меч, извлеченный из этих ножен, не может сломаться или затупиться... Однако вскоре между нами встанет непроглядно черная Завеса Тьмы. Так нет ли у тебя заветного желания, которое могла бы исполнить лишь я, Владычица эльфов Благословенного Края?
И Арагорн ответил Галадриэли:
– Владычица, к исполнению моего желания приведет меня лишь мой собственный путь – путь сквозь Тьму до победы или гибели. Все мои помыслы о будущей жизни связаны с эльфами Раздола и Лориэна, но исполнить мое заветное желание не под силу даже тебе или Элронду...
– Как знать, – возразила ему Владычица. И добавила: – Прими же еще один дар. – Она протянула Арагорну брошь, сработанную из прозрачно-зеленого самоцвета. Брошь – орел с распростертыми крыльями – источала мягкий искрящийся свет, словно заслоненное листьями солнце. – Я получила этот камень от матери и подарила его своей дочери Селебрайне, а та – своей; но отныне он твой. Ибо предсказано, что в свой час ты назовешься Элессар – Эльфийский Берилл из Рода Элендила.
И Арагорн поклонился, и принял брошь, и приколол на грудь; и все вдруг заметили его поистине царственный облик: он сбросил с плеч, как почудилось Фродо, тяжелый груз многолетних скитаний по самым гибельным Глухоманным землям.
– Благодарю тебя, о Владычица Лориэна, давшая жизнь Селебрайне и Арвен, за этот неоценимый дар, – сказал он. Владычица молча склонила голову.
Двум юным хоббитам, Пину и Мерри, Галадриэль подарила серебряные пояса с массивными пряжками в форме цветка, а Боромиру – золотой, инкрустированный топазами; Леголас получил лориэнский лук, более упругий и мощный, чем лихолесские, и колчан с тонкими, но тяжелыми стрелами.
– Ну а для тебя, мой милый садовник, – ласково сказала Владычица Сэму, – у меня приготовлен особый подарок: скромный, однако, надеюсь, полезный. – Она протянула хоббиту шкатулку с единственной буквой, выгравированной на крышке. – Это руна «Г», – объяснила Владычица, – а в шкатулку я положила немного земли, благословленной мною на щедрое плодородие в любых краях Средиземного мира. Она не защитит от опасностей на пути, не спасет от вражеских мечей и стрел, но если ты когда-нибудь возвратишься домой и удобришь этой землею свой сад – пусть даже давно разоренный и заброшенный, – то он расцветет с необычайной пышностью. И тогда, быть может, тебе вспомнится Лориэн, который ты видел, к сожалению, лишь зимой, ибо наше лето давно миновало.
Сэм густо покраснел и, бормоча неуклюжие слова благодарности, низко поклонился Владычице эльфов.
– Осталось узнать, – сказала Галадриэль, – какой подарок в память об эльфах было бы приятно получить гному.
– Никакого, Владычица, – отозвался Гимли. – Мне достаточно, что я видел собственными глазами прекрасную Владычицу Благословенного Края.
– Вы слышали? – спросила у эльфов Галадриэль. – Теперь, я думаю, вам не будет казаться, что всякий гном – угрюмый корыстолюбец? И однако без подарка мы тебя не отпустим, дорогой мой Гимли, – добавила она. – Скажи мне, что ты хотел бы получить на память об эльфах Благословенного Края?
– Я ничего не прошу, Владычица, – ответил ей гном. И надолго умолк. Но потом набрался храбрости и закончил: – Если же говорить о несбыточных желаниях... то я пожелал бы получить в подарок прядь волос Владычицы Лориэна. Гномы умеют ценить драгоценности, а в сравнении с твоими волосами, Владычица, золото кажется ржавым железом! Не гневайся – я ведь ни о чем не прошу... – На этот раз он умолк окончательно.
Послышалось испуганное перешептывание эльфов, а Селербэрн в изумлении глянул на гнома. Но Владычица улыбнулась и мягко спросила:
– Что же ты сделал бы с этим подарком?
– Хранил бы его как великую драгоценность, – не задумываясь ответил Владычице гном, – в память о дружбе с эльфами Лориэна.
И Владычица, отрезав у себя прядь волос, отдала ее гному и раздумчиво сказала:
– Я ничего не хочу предрекать, ибо на Средиземье надвигается Тьма и мы не знаем, что ждет нас в будущем. Но если Тьме суждено развеяться, ты сумеешь добыть немало золота – однако не станешь его рабом.
– Тебя, Хранитель, я одариваю последним, – посмотрев на Фродо, сказала Галадриэль, – именно потому, что давно уже решила, как хоть немного облегчить твой путь. – Владычица поднялась и протянула хоббиту хрустальный, светящийся изнутри сосуд. – В этом фиале, – объяснила она, – капля воды из Зеркальной Заводи, пронизанная лучами Вечерней Звезды. Чем чернее тьма, тем ярче он светится. Надеюсь, что если на твоем пути померкнут иные источники света, то тебе поможет Эльфийский Светильник – вспомни тогда Галадриэль с ее Зеркалом!
Владычица, озаряемая светом фиала, казалась могущественной, прекрасной и величавой, но вовсе не грозной, как когда-то у Зеркала. Фродо поклонился, ничего не сказав: нужных слов ему в голову не пришло.

Селербэрн проводил Хранителей до причала. Под косыми лучами заходящего солнца мягко золотились волны Ворожеи; небо звенело трелями жаворонков. Путники разделились, как в первый раз, когда решили испробовать лодки; эльфы оттолкнули их шестами от берега, громко пожелали счастливого пути, и они поплыли к Андуину Великому. На косе, при впадении Ворожеи в Андуин, молча стояла Владычица Лориэна. Легкие лодки вынесло на стрежень, и Лориэн медленно начал удаляться, словно могучий златопарусный корабль, уплывающий от Хранителей в безвозвратное прошлое.
За косой величественно-хмурый Андуин затемнил прозрачные струи Ворожеи, лодки быстро понесло к югу, и вскоре светлая фигурка Галадриэли стала маленькой, чуть-чуть заметной черточкой, светящейся искрой в ладонях рек. Фродо почудилось, что искра вдруг вспыхнула – это Галадриэль поднялась на цыпочки и вскинула руки в последнем прощании, – а потом сквозь шелест попутного ветра ему послышалась отдаленная песня, едва различимая и все-таки звонкая. Но теперь Владычица Лориэна пела на древнеэльфийском языке Заморья – мелодия звучала необычайно красиво, однако слова лишь тревожили Фродо:
Аи! Лауриэ лантар ласси сУринен,
ЙЕни УнОтимэ ве рамар алдарон!
Йени ве линтэ йуадар а канцер
Ми оромарди лиссэ-мировОрева
Андунэ релла, Вардо желлумар
Нэ лоини йоссен тинтилар о элени
Омарьо апретАри-лиринен.

Си мон а йулма нин энквуантума?

Ан си Тинталлэ Варда Оиолоссао
Ее фанйар тарьйат ЭлентАри ортане
Ар Илье тиер РундулАве лумбуле;
Ар синданопрела кап-то морниз.
Си ванва нэ РОмэлло ванва, Валимар!

Намариэ! Нам хирувалио Валимар.
Наи эльо хирава. Намариэ!
Но смысл песни – очень невнятно – все же отпечатался в памяти Фродо, хотя и слова, и события той эпохи, о которой вспоминала Владычица Лориэна, казались ему недоступно чужедальними: «Ветер срывает золотистые листья с бесчисленных, словно годы, золотистых ветвей. Долгие, долгие годы прошли, как медовая свежесть над лугами Заморья, и звезды трепетали в голубых небесах над светлым перевалом от голоса Ее, и Она, Варда, притушила звезды и Море, отделившее нас от Отчего края, окутала Вечновечерняя Мгла. И потерян, потерян для нас Валимар. Прощай, Валимар! Но с надеждой тебя найти мы не расстанемся во веки веков!..»
Вардой называли живущие в Средиземье эльфы Предвечную Владычицу Заокского Края – Элберет.
Неожиданно Андуин свернул к востоку, и высокий, поросший деревьями берег скрыл от Фродо Благословенный Край. Больше он там никогда не бывал.
Путешественники плыли на юго-восток. Предзакатное солнце, отражаясь в реке, слепило их наполненные слезами глаза. Гимли плакал, ничуть не таясь.
– Теперь, повидав Благословенный Край, – печально сказал своему спутнику гном, – я уж ничто не назову прекрасным... Кроме ее прощального дара.
Он ощупал в кармане плоскую коробочку, где хранился золотистый локон Галадриэли.
– Я с трудом решился на Поход в Мордор, – вытирая слезы, заговорил он снова, – а про главные-то опасности, оказывается, не знал. И ведь Элронд предупреждал нас, что никому не известно, какие испытания нам встретятся на пути. Я боялся невзгод и лишений во Тьме – но этот страх меня не остановил. А если б я знал, как страшно измучаюсь, когда мне придется покидать Лориэн, то еще из Раздола ушел бы домой. Потому что, поймай меня завтра же Враг, муки горше, чем сегодняшнее прощание, ему не придумать... Бедный я, несчастный!
– Нам всем тяжело, – сказал ему Леголас. – Всем, кто живет в наше смутное время. Каждый из нас обречен на потери. Но тебя-то не назовешь бедным и несчастным: ты не потерял самого себя – а это самая горькая потеря. В тяжелое мгновение ты остался с друзьями – и ничем не замутненная память о счастье будет тебе пожизненной наградой.
– Память? – с сомнением отозвался Гимли. – Спасибо тебе за добрые слова, но память – слишком холодное утешение. Ведь она лишь зеркало ушедшей жизни. Во всяком случае, так думают гномы. Для эльфов прошлое вечно продолжается, и память у них – как живая жизнь; а мы вспоминаем о том, что ушло, и наша память подернута холодком... – Гимли умолк, а потом воскликнул:
– Ладно, нечего себя травить. Разговорами горю все равно не поможешь... и ледяной ванной, между прочим, тоже. А нас вон вынесло на самую стремнину. – Он сел поудобнее, взялся за весла и начал выгребать к западному берегу – туда, где виднелась лодка Арагорна.
Могучие темные воды Андуина уносили Хранителей на юго-восток. Здесь безраздельно властвовала зима. По берегам теснились голые деревья, заслоняя от путников приречные земли. Теплый ветер из Лориэна утих, и Андуин окутала стылая тишина. Не было слышно даже щебета птиц. Потускневшее солнце скрылось за лесом, и на реку пали промозглые сумерки, сменившиеся вскоре беззвездной ночью. Путники плыли у левого берега; голые деревья, словно серые призраки, жадно тянули узловатые корни к черной, глухо плещущейся воде. Фродо устало закрыл глаза, и его сморила неспокойная дрема.

Уважаемый читатель, мы заметили, что Вы зашли как гость. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.