6 глава

Кветлориэн.

– Нам пора уходить, – сказал Арагорн. Оглянувшись, он поднял Андрил и воскликнул: – Прощай, Гэндальф! Я ведь говорил: «Тебе угрожает смертельная опасность». По несчастью, я оказался прав – и безнадежным видится наше путешествие! – Повернувшись к спутникам, Арагорн добавил: – Но мы и без надежды пойдем к Мордору. Может быть, нам удастся отомстить. А на скорбь у нас нет времени, друзья. Нам предстоит многотрудный путь.
Путники вытерли слезы и огляделись. На севере, по узкому затемненному ущелью между двумя отрогами Мглистого, катился, прыгая с уступа на уступ, серовато-белый вспененный поток, а немного дальше к северо-востоку возвышались три исполинских пика – Фануиндхол, Карадрас и Селебдор.
– Видите? Это Черноречный Каскад, – показал на уступчатое ущелье Арагорн. – Именно оттуда мы спустились бы в Черноречье, улыбнись нам счастье Багровых Ворот.
– А над нами вместо этого посмеялся Баразинбар. Вон он и сейчас, проклятый, ухмыляется! – Гимли погрозил горе кулаком.
Отроги Мглистого, образующие ущелье с каскадом серебристых от пены водопадов, тянулись к востоку лиги на полторы, а потом русло Серебрянки расширялось, и она спокойно текла по равнине до впадения в большое овальное озеро, наполовину закрытое тенью Мглистого; однако гладкая поверхность озера казалась темной даже на востоке – там, где его не закрывала тень. Зеркальная, без ряби, озерная вода была похожа на вечернее небо, каким оно видится из освещенной комнаты. Иссиня-лазоревый овал озера обрамляли ярко-зеленые луга.
– Помните, я его спросил в Остранне, – с грустью сказал своим спутникам Гимли, – «неужели же мне суждено это счастье – увидеть наше заповедное озеро?» И вот теперь я увидел Зеркальное, а чувствую себя осиротевшим и несчастным...
Хранители шагали по древней дороге, мощенной шестиугольными растрескавшимися плитами; трещины в плитах и стыки между ними поросли вереском и колючим терновником. Дорога спускалась к холмистой равнине, сворачивала у Зеркального на юго-восток и потом тянулась по берегу Серебрянки; возле дороги, то справа, то слева, валялись разбитые каменные статуи. У озера высилась огромная колонна, ее вершина была разрушена.
– Это Даринский Столп! – воскликнул Гимли. – Арагорн, можно я спущусь к озеру?
– Только сразу же возвращайся обратно, – посмотрев на небо, ответил Арагорн. – Солнце закатится часа через три. Днем орки из пещер не выходят, но к ночи снарядят за нами погоню, так что нам надо уйти подальше. Сейчас новолуние, и ночь будет темной, а в темноте орки необычайно опасны.
– Пойдем, ты должен заглянуть в Келед-Зарам, – позвал гном Фродо и побежал вниз.
Фродо, преодолев апатию и усталость, побрел к темному овалу Зеркального; следом за хозяином пошел и Сэм.
Возле колонны Гимли задержался и, когда подошли хоббиты, сказал:
– Видите, тут по-морийски написано: «Отсюда Дарин впервые заглянул в Келед-Зарам». – На колонне виднелись полустертые руны, однако прочитать их было невозможно: песок и ветры заровняли надпись. – Давайте заглянем в озеро и мы! – повернувшись к берегу, предложил Гимли.
Путники наклонились над темной водой. Сначала они ничего не увидели. А потом в сине-зеркальной поверхности проступили серебристые блестки звезд – хотя на небе сияло солнце – и снежные шапки высоких гор. Путников озеро почему-то не отразило, и они в смущении отошли от берега.
– Здравствуй и прощай, Заповедное Озеро! – низко поклонившись, воскликнул Гимли. Потом повернулся к хоббитам и добавил: – Здесь покоится Корона Дарина. Она ожидает его пробуждения...
– Что ты там видел? – спросил Пин Сэма, когда гном и хоббиты догнали Отряд. Но задумавшийся Сэм ничего не ответил.

Серебрянка на севере, а Белогривка на юге ограничивали большую холмистую долину с основанием из черных скальных пород, прикрытых слоем плодородной почвы; поэтому дно у рек было черным, и долину исстари называли Черноречьем, хотя, освещенные лучами солнца, обе реки весело серебрились, а чернели только вечерами да в непогоду. Возможно, первые жители долины пришли сюда, когда было пасмурно.
Путники шагали по берегу Серебрянки.
– От Зеркального до слияния Серебрянки с Белогривкой лиг десять, – на ходу рассказывал Арагорн, – и там, в лесу, мы сможем заночевать. Этот путь наметил для Отряда Гэндальф, чтобы выйти потом к Великой Реке. Когда Серебрянка и Белогривка сливаются, образуется полноводная Золотая Ворожея, которая впадает в Андуин Великий.
– Они сливаются у Кветлориэна, – с радостным волнением подхватил Леголас, – самого прекрасного поселения эльфов, расположенного в удивительном Золотом Лесу. Серебряные деревья Кветлориэна (у них серо-серебристая кора) не теряют осенью густой листвы: она становится ярко-золотой и держится на ветках до прихода весны. Весною прошлогодняя листва опадает, устилая лесные поляны золотом, а на ветках, одновременно с новыми листьями, распускаются золотисто-желтые цветы, наполняющие воздух медовым благоуханием. Так повествуют древние легенды – я-то ни разу не был в Лориэне. Хотелось бы мне побывать там весной!
– Там и зимой неплохо побывать, – обронил Арагорн. – Но Лориэн далеко. А сейчас нам надо уйти от Мории, поэтому прибавьте-ка шагу, друзья.

Арагорн размашисто шагал вперед, и Сэм с Фродо начали отставать. Они весь день ничего не ели. У Сэма от ссадины, оставленной ятаганом, поднялся жар и кружилась голова; а вместе с тем после жаркой Мории его прохватывала на ветру дрожь – даром что в небе сияло солнце. Фродо хрипло и часто дышал; каждый шаг давался ему с трудом.
Через полчаса, посмотрев назад и увидев, что хоббиты очень отстали, Леголас тревожно окликнул Арагорна. Тот оглянулся и подбежал к отставшим. Следом за ним вернулся и Боромир. Остальные Хранителе сразу остановились.
– Простите, друзья, – сказал Арагорн. – Сегодня так много всего случилось, и я так спешил увести вас от Мории, что про ваши-то раны совсем забыл. Да вы и сами-то хороши – не напомнили! Конечно же, нам надо было задержаться и первым делом осмотреть ваши раны!.. Ну а теперь чуть-чуть потерпите. Впереди есть удобное для привала место, и там уж я сделаю все, что смогу. Давай-ка, Боромир, понесем их на руках!
Вскоре путники увидели ручей, с тихим журчанием впадающий в Серебрянку. А потом, перекатившись через черный порог, Серебрянка разливалась широкой заводью, которую обступили разлапистые пихты с плотным подлеском из колючей ежевики. Арагорн продрался сквозь колючие кусты и вышел на маленькую прибрежную поляну, поросшую голубикой и затененную пихтами. Здесь устроили короткий привал. Солнце начинало клониться к западу, а они одолели только несколько лиг, и орки без труда могли их настигнуть...
Пока Хранители собирали сушняк, разводили костер и кипятили воду, Арагорн осматривал раны хоббитов. Ссадина Сэма была неглубокой, но она почему-то до сих пор кровоточила, и Арагорн с беспокойством склонился над Сэмом. Однако осмотр его явно обрадовал.
– Тебе повезло, – сказал он Сэму. – Многие расплачивались гораздо серьезней за своего первого убитого орка. Ты был ранен чистым клинком. А орки нередко мажут ятаганы очень сильными и зловредными ядами. Эту-то ранку мы быстро залечим. – Арагорн порылся в вещевом мешке и достал пригоршню засохших листьев. – Это листья целемы, – объяснил он, – я нарвал их неподалеку от горы Заверть. Сухие, они действуют слабее, чем свежие, но твою-то ссадину, думаю, исцелят. Положи их в кипяток, а когда он остынет, Промой рану и осторожно вытри. Ну, теперь твоя очередь, Фродо.
– Мне уже лучше, – объявил хоббит, не давая Арагорну расстегнуть на нем плащ. – Я просто устал и очень проголодался – отдых и еда меня полностью вылечат.
– Оказаться между молотом и наковальней – не шутка, – усмехнулся Арагорн и серьезно добавил: – А вдруг у тебя переломаны ребра? Нет уж, ты не противься осмотру! – Он бережно снял с Фродо плащ, рубашку... недоуменно нахмурился, а потом рассмеялся. Кольчуга мерцала, как Серебрянка под солнцем. Арагорн снял ее, слегка встряхнул – и драгоценные камни радужно сверкнули, а шорох тонких кольчужных колец напомнил ему шум летнего дождичка. – Посмотрите-ка, друзья, – сказал Арагорн, – на драгоценную шкурку нашего Фродо. Если бы средиземские охотники знали, что у хоббитов такая редкостная шкурка, они бы толпами стекались в Хоббитанию...
– И стрелы искуснейших охотников Средиземья не причинили бы хоббитам ни малейшего вреда, – разглядывая кольчугу, заметил Гимли. – Ведь это же кольчужная рубаха из мифрила! Из мифрила!!! А такой великолепной работы я, признаться, ни разу не видел – и даже не знал, что такое возможно. Не об этой ли кольчуге говорил Гэндальф? Тогда он, по-моему, ее недооценил.
– То-то я думал, – вмешался Мерри, – зачем ты все время сидишь у Бильбо? А он, оказывается, снаряжал тебя в путь. Вот ведь какой замечательный старикан! Надо при случае ему сказать, что его подарок спас Фродо от смерти.
Там, где об кольчугу ударилось копье, мифрильные кольца, продавив подкольчужник – рубашку из тонкой эластичной кожи, – синевато отпечатались у Фродо на груди, но кольчуга не порвалась, и соскользнувшее копье резко отшвырнуло хоббита в сторону, пригвоздив, как бабочку, за плащ к стене, и на боку у него вздулся огромный синяк. Пока другие готовили еду, Арагорн приготовил взвар из целемы и промыл хоббиту все его синяки. Острый запах целемного взвара повис над укрытой от ветра поляной, и вскоре Хранители с радостью ощутили, что их усталость быстро проходит. Ссадина Сэма перестала кровоточить, а Фродо почувствовал, что может дышать; однако синяк от удара копьем долго не рассасывался и болел много дней – для того чтобы Фродо мог носить кольчугу, Арагорн сделал ему мягкую перевязку.
– Когда ты в кольчуге, – сказал он хоббиту, – я чувствую себя гораздо спокойней. Носи ее, не снимая, до конца похода – тем более что она поразительно легкая. Отдохнуть от нее ты сможешь у друзей, там, где могущество Врага бессильно... но, к сожалению, таких заповедных земель на нашем пути встретится не много.
Подкрепившись, Хранители потушили костер, забросали кострище пихтовыми ветками, чтобы скрыть следы своего привала, и выбрались вслед за Арагорном на дорогу. Примерно через час Мглистый хребет загородил от путников заходящее солнце, и в горах залегли темные тени. С реки, расползаясь по прибрежным низинам, потянулись белесые космы тумана. На востоке серые вечерние сумерки постепенно скрадывали просторную равнину, обманно приближая к шагающим Хранителям черную щеточку далекого леса. Теперь, когда Сэм и Фродо приободрились, Отряд мог двигаться довольно быстро, и путники шли еще часа три, сделав лишь одну короткую передышку.
Долину окутала ночная тьма. В небе ясно поблескивали звезды, однако месяц еще не взошел. Фродо и Гимли, прислушиваясь к ночи, шагали последними. Все было тихо. Наконец Гимли нарушил тишину.
– Погони не слышно, – сказал он хоббиту, – или я глух, как дубовый пень. Может быть, орки напали на нас, потому что хотели выгнать из Мории, а про наш поход – про Кольцо Всевластья – они не знают, да и знать не желают? Правда, когда им надо отомстить, они подолгу преследуют врагов...
Фродо вынул из ножен Терн и поднял вверх – клинок не светился. А все-таки хоббит слышал шаги! С тех пор как путников накрыла ночь, он слышал шлепанье босых подошв, иногда заглушаемое шумом ветра. Или ему это только казалось? Да нет же, он слышал их, вот и сейчас... он резко оглянулся, и ему почудилось, что над дорогой плывут две светящиеся точки. Он вгляделся пристальней – и ничего не увидел.
– Устал? – заботливо спросил его Гимли.
– Не в этом дело, – ответил Фродо. – По-моему, за нами кто-то крадется. Я почти все время слышу шаги. А сейчас вот видел два мерцающих огонька – глаза, да и только... – Фродо умолк.
Гимли посмотрел назад и прислушался.
– Ты ошибаешься, – сказал он Фродо. – Это поступь ветра в траве. А глаза... вон их сколько, мерцающих огоньков! – Гимли указал на ночное небо. – Пойдем! А то мы и так отстали.
Шелест ветра стал гуще, слышнее, ночная темень впереди уплотнилась, и путники поняли, что приближаются к лесу.
– Это Кветлориэн! – возликовал Леголас. – Здесь начинается Золотой Лес. Какая жалость, что сейчас не весна!
Дорога нырнула в искристый мрак – высокие серебристо-серые деревья заслонили от путников звездное небо золотым пологом шуршащей листвы.
– Ты прав, – радостно подтвердил Арагорн, – это действительно Золотой Лес, где по плану Гэндальфа мы сможем заночевать. Он предполагал, что в эльфийских владениях орки не отважатся нас преследовать.
– А удалось ли эльфам отстоять свой край от Вражьей Тучи? – усомнился Гимли.
– Лихолесские эльфы не бывали в Лориэне много десятилетий, – сказал Леголас, – но, как я слышал, наши сородичи успешно сдерживают Завесу Тьмы, хотя их владения сильно уменьшились.
– Да, их владения очень уменьшились. – Арагорн, словно вспомнив о чем-то, вздохнул. – Они отступили в глубину Лориэна, и сегодня нельзя рассчитывать на их помощь. Давайте пройдем немного вперед и отыщем подходящую для ночлега поляну. – Арагорн повернулся и зашагал по дороге; однако Боромир не сдвинулся с места.
– А обойти этот лес нельзя? – спросил он.
– Обойти? Зачем? – удивился Арагорн.
– Неведомые беды на тайных тропах всегда оказываются гораздо опасней, чем открытые враги на торных дорогах, – мрачно хмурясь, объяснил Боромир. – По совету Гэндальфа мы спустились в Морию... так теперь и тебе не терпится сгинуть? Выбраться из Лориэнского Леса нелегко, а выбраться таким же, как был, невозможно – вот что говорят о Лориэне в Гондоре!
– И ведь правильно говорят, – заметил Арагорн. – А вот смысл присловья, видимо, забылся – иначе гондорцы не страшились бы Лориэна. Но, как бы то ни было, выйти к Андуину можно отсюда только по лесу – если ты не хочешь возвращаться в Морию или подниматься на Баразинбар.
– Конечно, не хочу, – сказал Боромир, – а поэтому пойду за тобой через лес. Однако помни – он тоже опасен!
– Опасен, – согласился Арагорн. – Для зла. И для тех, кто ревностно служит злу. А теперь – вперед, мы теряем время.
Путники одолели не больше лиги, когда журчащую слева Серебрянку заглушил шум водопада справа. Шагов через тридцать они увидели впереди черный, с кругами водоворотов, поток, перерезавший серую полоску дороги.
– Это Белогривка? – воскликнул Леголас. – О ней сложено немало песен, и мы, северные лесные эльфы, до сих пор поем их, не в силах забыть вспененные гривы ее водопадов, радужные днем и синеватые ночью, гул серебряных, с чернью, перекатов да безмолвную глубину ее темных омутов. Но некогда обжитые берега Белогривки давно пустуют. Белый мост разрушен, а эльфы оттеснены орками на восток. Подождите меня, я спущусь к воде, ибо говорят, что эта река исцеляет грусть и снимает усталость. – Эльф спустился по крутому берегу, изрезанному множеством небольших бухточек, вошел в воду и крикнул спутникам: – Здесь неглубоко! Спускайтесь и вы! Давайте переправимся на южный берег. Я вижу удобную для ночлега поляну. И, быть может, под говор белогривого водопада нам всем привидятся приятные сны.
Путники спустились вслед за Леголасом. Фродо вступил в прохладную воду – здесь, на перекате, река была мелкой – и ощутил, что уныние, грусть, усталость, память о потерях и страх перед будущим как по волшебству оставили его.
Хранители медленно перешли Белогривку (из нее не хотелось выбираться быстро), вскарабкались на обрывистый правый берег, приготовили еду и спокойно поели, а Леголас рассказал им несколько преданий о Кветлориэне древних времен, когда весь мир Средиземья был светел и над шелковыми лугами Великой Реки ясно спали звезды и солнце.
Когда он умолк, в ночной тишине послышался монотонный шум водопада, и постепенно Хранителям стало казаться, что они различают голоса эльфов, поющих какую-то грустную песню.
– Эту речку назвали Белогривкой люди, – после долгой паузы сказал Леголас, – а по-эльфийски она называется Нимродэль, что значит Дева с белыми волосами. Про нее сложена печальная песня, и мы часто поем ее на нашем северном наречии, потому что сложили эту песню у нас, но эльфы Элронда тоже ее поют – на всеобщем языке, – и вот как она звучит:
Расцветом утренних надежд,
Звездою заревой,
В светлейшей белизне одежд –
С каймою золотой,

Сияя, будто лунный след
Перед ненастьем дня,
От тленья угасавших лет
Кветлориэн храня,

Ясна, лучиста, как листок
На ясене весной,
Свободна, словно ветерок
В бескрайности степной,

Над серебристою рекой
Бродила Нимродэль,
И смех ее в тиши лесной
Звенел, как птичья трель.

Но засыпает серый прах
Следы ее шагов.
Ушла – и сгинула в горах,
Когда у берегов

За цепью золотистых скал,
Где жарок небоскат,
Ее корабль эльфийский ждал –
Ждал много дней подряд.

Но тщетно ждали моряки
И Эмрос – рулевой;
Однажды ночью ветерки
Скрутились в грозовой,

Изодранный громами шквал,
И он взъярил отлив,
И вмиг корабль на юг угнал,
Едва не утопив.

И в клочьях пены штормовой
Лишь очертанья гор
Увидел утром рулевой.
И проклял он с тех пор

И вероломство кораблей,
И горечь перемен –
Удел бессмертных королей, –
И вечный Лориэн.

И, словно чайка в небесах,
Метнулся он за борт
И с ветром в светлых волосах
Поплыл, как лебедь, в порт.

Где южные закаты спят
И брезжится заря
Эльфийского пути назад
В Предвечные Края.

Но Запад и Восток молчат
О древнем короле,
И смог ли он доплыть назад,
Не знают на земле...
Голос у Леголаса неожиданно пресекся.
– Дальше я петь не могу, – сказал он. – Это только часть нашей давней песни, но остального я, к сожалению, на память не знаю. Песня очень грустная: она рассказывает о том, как Кветлориэн затопила печаль, когда морийцы, добывая мифрил, невольно разбудили злое лиходейство, а Нимродэль погибла в Белых горах...
– Гномы не совершали никаких лиходейств! – перебив Леголаса, воскликнул Гимли.
– Правильно, я и не сказал – совершили, – откликнулся эльф, – я сказал – разбудили. Лиходейство бессильно перед Перворожденными, но, когда оно проснулось, многие эльфы решили покинуть Кветлориэн – Лориэн Цветущий на всеобщем языке, – и по дороге к Морю Нимродэль погибла...
Говорят, – помолчав, продолжал Леголас, – что Нимродэль, как и все лориэнские эльфы, жила на вершине громадного дерева, недаром эльфов из Кветлориэна называют древесянами, или галадриэммами. Возможно, они и сейчас так живут, ибо в глубине Лориэнского Леса растут редкостно могучие деревья.
– Должен признаться, – подал голос Гимли, – что на дереве я чувствовал бы себя спокойней. – Он покосился в сторону Мглистого. – Меня не обрадует встреча с орками.
– Гимли прав, – сказал Арагорн. – Ведь мы сидим у самой дороги, а мелкая речка орков не остановит. Надо попробовать забраться на дерево.
Хранители не стали возвращаться на дорогу, а пошли по правому берегу реки, сворачивая к западу, в чащу леса. После слияния Серебрянки и Белогривки, у группы особенно мощных деревьев – из-за пышных крон лишь угадывалась их огромная высота, – Леголас остановился и предложил своим спутникам:
– Подождите меня, я влезу на дерево и посмотрю, какая у него вершина. Вдруг нам удастся скоротать там ночь? Мне не привыкать к лесным гигантам... правда, о мэллорнах – исполинских ясенях – я слышал только в старинных легендах.
– Не знаю, как ты, – отозвался Пин, – а я не умею спать на деревьях, даже легендарных. Я ведь не птица!
– Ну так вырой нору, – сказал ему Леголас. – Но если ты хочешь спастись от орков, не теряй времени и забирайся поглубже! – Эльф подпрыгнул, ухватился за ветку... и, тотчас отпустив ее, соскочил на землю. Ибо сверху, из золотистой тьмы, раздался повелительный окрик:
– Дара!
– Не шевелитесь, – шепнул Хранителям Леголас. Вверху послышался мелодичный смех, а потом негромкий, но звонкий голос произнес несколько непонятных слов. Леголас ответил на том же языке.
– Кто он и что он говорит? – спросил Пин.
– Эльф! – мгновенно догадался Сэм. – Ты. что, не слышишь, какой у него голос?
– Да, это эльф, – подтвердил Леголас. – Он говорит на лориэнском наречии. По его словам, ты так громко пыхтишь, что тебя и зажмурившись можно подстрелить. – У Сэма от страха перехватило дыхание. Между тем лориэнец заговорил снова. – Он сказал, – начал переводить Леголас, – что мы у друзей и бояться нам нечего... Он узнал во мне северного сородича... Да ему и про Фродо, оказывается, известно... Он предлагает Фродо и мне залезть на дерево, чтобы познакомиться... А остальных просит подождать внизу.

С дерева опустили веревочную лестницу. Сделанная из очень тонкого шпагата, она, как вскоре убедились Хранители, была вместе с тем необычайно прочной. Леголас проворно взбежал по лестнице; Фродо подымался осторожно и медленно; за хозяином взбирался преданный Сэм, стараясь дышать размеренно и беззвучно.
Нижние ветви исполинского ясеня расходились от ствола в стороны и вверх, а потом, подобно гигантскому цветку, разветвлялся вкруговую сам главный ствол, и на дне громадной золотолиственной чаши покоилась серебристая платформа из досок – или, как говорили лориэнцы, дэлонь – с отверстием посредине для веревочной лестницы.
Добравшись до платформы, Фродо и Сэм увидели трех лориэнских эльфов, неожиданно вынырнувших из искристой тьмы, ибо, когда те сидели неподвижно, маскировочные плащи превращали их в невидимок. Эльфы подошли к запыхавшимся хоббитам, и один из них сказал на всеобщем языке:
– Добро пожаловать в Лориэн, друзья. Мы редко принимаем у себя гостей и почти забыли всеобщий язык. Помнят его только наши разведчики, которые часто покидают Лес, ибо им нужно следить за врагами и узнать последние средиземские новости. Даже наши северные сородичи и те давно уже не бывали в Лориэне. Я-то разведчик. Меня зовут Хэлдар. А мои братья, Орофин и Рамил, почти не знают всеобщего языка.
Эльфы, услышав свои имена, учтиво, но молча поклонились хоббитам.
– Про вас нам поведали посланцы Элронда, и мы припомнили, хотя и с трудом, что где-то на северо-западе Средиземья в давние времена жили невысоклики, или, как вы себя называете, хоббиты. Мы не допускаем сюда чужаков, но за вас ручается наш северный родич, да вы и без поручительства непохожи на лиходеев, а поэтому мы, как просил нас Элронд, готовы помочь вам добраться до Андуина. Сегодняшнюю ночь вы проведете здесь, а завтра переправитесь через Ворожею. Сколько воинов у вас в Отряде?
– Восемь, – ответил Хэлдару Леголас, – они, я, еще два хоббита (всего их четыре) да два человека; об одном из них вы, может быть, слышали. Это Арагорн, следопыт-северянин.
– Да, Арагорн, сын Араторна, известен в Лориэне, – подтвердил Хэлдар. – Мы знаем о нем от нашей Владычицы. Но ты назвал мне только семерых.
– Восьмой – гном, – сказал Леголас.
– Гном? – нахмурившись, переспросил Хэлдар. – Мы не имеем с гномами дела. Черные Годы разрушили наш союз. Я не могу допустить его в Лориэн.
– Но этого гнома из Царства Дайна сам Элронд назначил в Отряд Хранителей, – попытался переубедить Хэлдара Фродо.
Хэлдар принялся совещаться с братьями, изредка спрашивая о чем-то Леголаса; тот отвечал им на лориэнском наречии, и Фродо не понял, про что они говорят. Наконец Хэлдар повернулся к хоббитам.
– Ладно, я нарушу наши обычаи и пропущу гнома в Лориэн, – сказал он, – если Арагорн с Леголасом пообещают, что будут внимательно за ним следить. Но мы завяжем ему глаза, как только он переправится через реку. – Эльф помолчал и деловито закончил: – Однако пора кончать разговоры. Орки давно уже стекаются в Морию, – значит, за вами гонятся орки. На ранней заре мы отправимся в путь. Хоббиты будут ночевать здесь. А люди и гном – на соседнем ясене, там у нас есть еще одна дэлонь. Ты отвечаешь за них, Леголас! Мы не доверяем ни гномам, ни людям.

Леголас бесшумно спустился вниз, чтобы исполнить поручение Хэлдара. Вскоре послышалось громкое сопение, и Мерри с Пином вылезли на платформу; обоим явно было не по себе.
– Мы захватили ваши одеяла, – немного отдышавшись, проговорил Мерри. – А остальной скарб Бродяжник припрятал и завалил его сверху ворохом листьев.
– Зря вы тащили их сюда, – сказал Хэлдар. – На вершине мэллорна зимой прохладно – хотя сегодня-то ветер южный, – но у нас найдутся и запасные одеяла, и теплые плащи, подбитые мехом: ведь здесь, при слиянии Селебранты и Нимродэли, расположен постоянный сторожевой пост.
Хоббиты, конечно, не отказались от второго (и, надо сказать, очень вкусного!) ужина, а поев, надели меховые плащи, завернулись в свои, потом в эльфийские одеяла и попытались уснуть – да не тут-то было! Хоббиты не любят забираться высоко и никогда не устраивают спален наверху – потому что в их одноэтажных жилищах попросту нет никакого «верха». А у дэлони на вершине исполинского ясеня мало того что не было стен, не было даже перил по краям – только переносной плетень из прутьев, который защищал часовых от ветра. Вот и попробуй усни в такой спальне!
– Не проснуться б на земле, – пробормотал Пин.
– Если я засну, – откликнулся Сэм, – то не проснусь, даже если грохнусь об землю... Да разве на такой высотище уснешь? – добавил он сонно и начал похрапывать.
Фродо бездумно смотрел во тьму. Рядом спокойно посапывал Сэм, на небе перемигивались неяркие звезды, у края дэлони сидели эльфы, едва различимые в сумраке ночи. Хоббит видел только двух часовых, третий, наверно, спустился вниз. Фродо устало закрыл глаза и, убаюканный шелестом листвы, уснул.
Он проснулся под утро. Хоббиты спали. Ни одного эльфа на дэлони не было. Бледно светился рогатый месяц. В отдалении слышались хриплые голоса, мерный топот и звон металла. Шум нарастал, становился отчетливей...
Вдруг над центральным отверстием дэлони показалась чья-то голова в капюшоне – Фродо вскочил, – это был эльф.
– Что случилось? – прошептал Фродо.
– Ирчи! – коротко шепнул ему эльф и забросил на дэлонь свернутую лестницу.
– Орки? – шепотом спросил его Фродо. Но эльф, ничего не ответив, исчез.
Топот укатился к северо-востоку. На лес опустилась черная тишина. Теперь даже ветер не шуршал листвой, не было слышно даже водопада. Фродо сел и укутался в одеяла. Хорошо, что орки не застигли их на земле... но разве ясень – надежная защита? Орки славились острым чутьем, да к тому же умели лазать по деревьям. Фродо вытащил из ножен Терн – клинок вспыхнул, но вскоре померк. И все же Фродо не покидала тревога; мало этого – она росла. Он встал и, подкравшись к отверстию для лестницы, осторожно заглянул в черную дыру. Ему не удалось ничего разглядеть, но он услышал шуршащий шорох, непохожий на шелест ветра в траве...
И на шаги эльфов непохожий – потому что эльфы ходят бесшумно. Фродо затаил дыхание и прислушался. Да, кто-то карабкался вверх. Фродо пристально глядел во тьму...
И вскоре увидел светящиеся глаза. Тот, кто карабкался к дэлони, замер – подозрительные звуки внизу оборвались – и теперь не мигая смотрел на Фродо. Фродо вздрогнул. Глаза смигнули, вокруг серебристосерого ствола стремительно скользнула смутная тень, и за стволом послышался замирающий шорох...
А из тьмы вдруг вынырнул лориэнец Хэлдар. Легко, почти не касаясь ветвей, он вскарабкался вверх и удивленно сказал:
– К вам тут наведался странный пришелец. Я его заметил еще с земли. Да и он меня, вероятно, увидел – потому что удрал. Но это не орк. Сначала, когда я на него посмотрел, то подумал, что кто-нибудь из вас, невысокликов, спустился с дэлони: пришелец был маленький. Да ведь вам-то незачем от меня удирать, и мне стало ясно, что это враг. Но я не решился его пристрелить, ибо он мог перед смертью вскрикнуть, а орки не успели уйти далеко.
Они явились со стороны Мории, переправились, поганые лиходеи, через речку и долго рыскали по южному берегу – наверно, учуяли, куда вы свернули. Их было тут сотни полторы, не меньше. Нам не удалось бы их остановить, поэтому я остался на посту, Рамил, подражая вашим голосам, увлек их орду в Тайные Чащобы, а Орофин отправился к нашим за подмогой.
Ни один орк не вырвется из Леса. А с завтрашнего дня у западных границ будут дежурить пограничные отряды. Спи. На рассвете мы отправимся в Стэрру.

Зарево по-зимнему бледного солнца, золотясь в листве исполинских ясеней, напоминало проснувшимся на рассвете хоббитам летнюю зарю в их далекой Хоббитании. К западу от дэлони сквозь ветви деревьев виднелась узкая долина Белогривки со вспененной лестницей многочисленных водопадов. На северо-западе блестела Серебрянка, Золотую Ворожею закрывали деревья. Хранители быстро собрались в путь.
– Прощай, Нимродэль, – сказал Леголас.
– Прощай, – повторил и Фродо, думая, что вряд ли он когда-нибудь увидит такую на диво светлую речку с успокоительным голосом и животворной водой.
Хэлдар повел их вдоль Ворожеи. Вскоре к ним присоединился и Рамил.
– Ваши преследователи, – сказал он Хранителям, – проплутают в Тайных Чащобах до вечера, и ни один из них не вернется домой – об этом позаботятся воины Лориэна.
Лиги через три Хэлдар остановился и, повернувшись лицом к Золотой Ворожее, дважды негромко свистнул по-птичьи.
– На том берегу, – объяснил он Хранителям, – расположен Второй сторожевой пост.
Из-за деревьев вышел эльф-часовой в маскировочном плаще, но с откинутым капюшоном. Хэлдар искусно перебросил через реку свернутую в моток серебристую веревку.
Эльф поймал ее и привязал к дереву.
– Ворожея здесь очень холодная, – сказал Хэлдар. – Но в наше бурное и тревожное время опасно строить постоянные мосты. Смотрите, как мы переходим реку.
Эльф туго натянул веревку и крепко-накрепко привязал к дереву. А потом спокойно, словно по дороге, прошелся над речкой туда и обратно.
– Для меня-то это обычная переправа, – сказал Леголас. – А как быть другим? Неужели они будут переправляться вплавь?
– Зачем же вплавь? – отозвался Хэлдар. – У нас тут есть еще две веревки. Мы натянем их чуть повыше первой, и, держась за них, твои товарищи переправятся.
Когда этот шаткий мост был сделан, Хранители перешли на северный берег – одни медленно, с большим трудом, другие немного быстрей и свободней. У хоббитов лучшим канатоходцем стал Пин: он держался только за одну веревку и шагал вперед довольно уверенно, однако старался не смотреть вниз. А Сэм шел медленно, мелкими шажками, крепко ухватившись за обе веревки, и не отрывал взгляда от золотистой воды. На берегу он с облегчением вздохнул и воскликнул:
– Век живи – век учись, как говорит мой старик. Правда, он всю жизнь копается в земле, а не ползает, ровно паук, по паутинкам...
Рамил остался на южном берегу и после переправы отвязал две веревки, а третью, отвязанную переправившимся Хэлдаром, вытянул к себе и смотал. Потом он повесил моток на плечо, прощально помахал Хранителям рукой и зашагал обратно к Первому посту.
– Итак, друзья, вы вступили в Стэрру, или, по-вашему, Сердце Лориэна, – торжественно объявил Хранителям Хэлдар. – Немногие бывали на этом берегу... – Хэлдар помолчал и буднично закончил: – А теперь мы завяжем гному глаза – я говорил об этом Леголасу. Остальные пойдут с открытыми глазами, пока мы не приблизимся к Лесной Крепости.
– Леголас не мог решать за меня, – мрачно нахмурившись, проговорил Гимли. – Я не пленник. Не шпион Саурона. Жители Подгорного Царства Дайна никогда не вступали в сделки с Врагом. Почему ж ты считаешь меня лиходеем?
– Как ты думаешь, – спросил его Хэлдар, – стал бы я нарушать наш древний закон, если бы считал тебя лиходеем? По закону я должен уничтожить гнома, который пытается проникнуть в Стэрру. А ты с моей помощью переправился через реку!
– Я пойду вперед с открытыми глазами или вернусь в Подгорное Царство, где меня никто не назовет соглядатаем, – гордо ответил Хэлдару Гимли. Отступив, он положил руку на топорище.
– Ты отрезал себе дорогу назад, перейдя Золотую Ворожею, – сказал Хэлдар. – Я должен доставить тебя к Владыкам, а уж они решат, что с тобой делать. Если ты попробуешь переплыть речку, тебя пристрелит первый же часовой.
Гимли выхватил из-за пояса топор.
Хэлдар молниеносно вынул стрелу и натянул тетиву, второй эльф – тоже.
– Проклятый упрямец, – сокрушенно пробормотал Леголас.
– Гимли, ни с места! – рявкнул Арагорн, так что Леголаса никто не услышал. Гимли замер, и Арагорн сказал: – Отряд веду я – вы должны меня слушаться. Гимли будет несправедливо унижен, если завяжут глаза лишь ему. Мы все пойдем с завязанными глазами... хотя это очень замедлит путешествие.
– Ох и хорошо же мы будем выглядеть! – внезапно расхохотавшись, воскликнул Гимли. – Марш сумасшедших в Золотом Лесу... Я готов разыграть из себя сумасшедшего вдвоем с Леголасом, – добавил он весело. – Остальные могут остаться зрителями.
– Ты гном, – возмутился Леголас, – а я...
– Упрямец? – ехидно спросил его Арагорн. – Нет уж, давайте поступим по справедливости. Завяжи мне глаза! – обратился он к Хэлдару.
– Помни, ты ответишь мне за каждый синяк, если я упаду, – буркнул Хэлдару гном, ощупывая туго затянутую повязку.
– Не упадешь, – уверенно сказал ему Хэлдар, – у нас в Лориэне превосходные тропы.
– Странные времена, – проворчал Леголас. – Мы все враги одного Врага, на небе сияет ясное солнце, и при этом я должен идти вслепую, оказавшись в гостях у своих же сородичей.
– Не странные, а страшные, – возразил ему Хэлдар. – Наша разобщенность и взаимное недоверие вызваны лиходейской мудростью Врага и его поистине грозным могуществом. Нас, лориэнцев, столько раз предавали, что мы почти никому не доверяем – кроме, быть может, раздольских сородичей, – и наше поселение превратилось в остров, со всех сторон окруженный врагами. – Помолчав, Хэлдар мрачно добавил: – Завеса Тьмы разрастается и крепнет. Она не может сомкнуться над Лориэном, но ее могучие черные крылья огибают нас и с востока, и с запада. Теперь, если мы и решимся уйти, нам не удастся прорваться к Морю. Мглистый захвачен ордами орков. В Глухоманье рыщут стаи волколаков. Говорят, уже затемнена Ристания и Враг подступил к Великой Реке. Значит, свободные гавани эльфов остались только на северо-западе, за Вековечным Лесом и землями невысокликов.
– Да, к западу от наших земель есть приморские поселения эльфов, – с важным видом подтвердил Мерри.
– Счастлив народ, – воскликнул Хэлдар, – живущий неподалеку от западных гаваней! Мы не были там с незапамятных времен. Расскажи мне о них, – попросил он хоббита.
– Да я их не видел, – признался Мерри. – Раньше-то мне не случалось путешествовать. И если б я знал, что творится в мире, то вряд ли решился бы уйти из Хоббитании.
– Даже для того, чтобы увидеть Имладрис или Кветлориэн? – спросил его Хэлдар. – Наш нынешний мир суров и опасен, некоторые свободные земли затемнены, а любовь часто оборачивается печалью – но становится от этого еще прекрасней. – Эльф помолчал и грустно закончил: – Многие думают, что Завеса Тьмы развеется со временем даже над Мордором и сгинет бесследно... Я в это не верю. Мир никогда уже не будет прежним, а солнце – таким же ясным, как раньше. Быть может, настанет короткое просветление, и мы, эльфы, прорвемся к Морю... чтобы покинуть Средиземье навеки. Неужели нам предстоит уйти из Лориэна и жить в мире, где не растут мэллорны? Ведь, если верить эльфийским преданиям, за Морем нет Золотых Лесов. Не знаю уж, как мы сможем там жить!
Хранители гуськом брели по тропе. Впереди колонны неспешно шел Хэлдар, а замыкал шествие второй лориэнец. Тропа была мягкой – вероятно, песчаной, – и вскоре путники зашагали уверенней. Наверно, из-за того, что они шли вслепую, все их чувства очень обострились. Фродо ощущал чуть заметный запах приуснувшей на зиму, но живой травы, слышал и шепот ясеневой листвы, и перекличку птиц, и журчание ручьев, и спокойный плеск полноводной Ворожеи. Когда Отряд пересекал поляны, он чувствовал на щеках солнечный свет, хотя зимнее солнце не было жарким.
Еще над Ворожеей ему вдруг почудилось, что он уходит из сегодняшнего мира, как будто шаткий мостик был перекинут через три эпохи и вел к минувшим Предначальным Дням. В Стэрре это странное ощущение усилилось – возможно, из-за плотной повязки на глазах, – и Фродо не мог отделаться от мысли, что вокруг него оживает прошлое. В Раздоле все напоминало о прошлом, а здесь оно было живым и реальным, злоба и лиходейство, печаль и страдания хоть были и не властны над северными эльфами, но уже подступили к Раздолу вплотную, а Лориэн жил так, будто зло еще не родилось.

Хранители без отдыха шагали за Хэлдаром, пока заметно посвежевший ветер не принес им весть о наступлении вечера. Они поели и, завернувшись в одеяла, спокойно уснули на мягкой лужайке, заслоненной от северного ветра кустами. Хэлдар не разрешил им снять повязки, так что на дерево они влезть не могли, а про орков почему-то даже не вспомнили. Наутро они снова пустились в путь и сделали привал только после полудня. Поев, они уже собирались трогаться, как вдруг услышали эльфийские голоса.
К северо-западным границам Леса двигался сильный заградительный отряд, чтобы отразить нападение орков, если они снова сунутся в Лориэн; некоторые вести, принесенные воинами, Хэлдар кратко пересказал Хранителям: орки, попытавшиеся их настичь, были уничтожены в Тайных Чащобах; эльфы видели странное существо, вроде бы двуногое, но похожее на зверя, поймать пришельца эльфам не удалось, а стрелять в него издали они не хотели – вдруг это просто безобидный звереныш? – и пришелец удрал вдоль реки на восток. Хранители удивились беспечности эльфов, но Хэлдар объяснил им, что настоящие лиходеи решаются проникать в Лориэн только ордами, а значит, пришелец был и правда зверенышем.
– Но главного вы еще не слышали, – сказал Хэлдар. – Владыки Лориэна разрешили вам всем – даже гному! – идти с открытыми глазами. Похоже, что они знают каждого из вас. Быть может, пока меня не было в Лориэне, от Элронда прибыл новый гонец. – Гимли он первому снял повязку. И, поклонившись, воскликнул: – Не гневайся, друг! С тех пор как настали Черные Годы, ни один гном не бывал в Лориэне. Тебе оказана высокая честь!
Вскоре сняли повязку и с Фродо. Он открыв глаза и взволнованно огляделся. Хранители стояли на огромном лугу. Слева от них возвышался холм, покрытый ярко-изумрудной травой. Холм венчала двойная диадема из высоких и, видимо, древних деревьев а в центре росло еще одно дерево, громадное даже среди этих гигантов. Это был мэллорн – исполинский ясень – с белой дэлонью в золотистой листве. Внутреннее кольцо древесной диадемы образовали тоже исполинские ясени, а внешнее – неизвестные хоббитам деревья с необыкновенно стройными белыми стволами и строго шарообразными кронами, но без листьев. Изумрудные склоны округлого холма пестрели серебристыми, как зимние звезды, и синими словно крохотные омуты, цветами, а над холмом, в бездонной голубизне неба, сияло ясное послеполуденное солнце.
– Перед вами Курган Горестной Скорби, – с печальной гордостью проговорил Хэлдар. – Под ним, как утверждают наши предания, на месте своего лориэнского жилища, похоронен первый властитель Лориэна – или, по-вашему, Благословенного Края – Эмрос, переселившийся сюда из Эльдара. Здесь даже в самые суровые зимы не увядают эльдарские всегда живые цветы и шелестит о прошлом вечнозеленая трава. Отдохните, нам остался один переход, вечером вы предстанете перед нашими Владыками.

Усталые Хранители прилегли на траву, но Фродо ошеломленно озирался по сторонам, не в силах лечь или даже пошевельнуться. Он смотрел на канувший в прошлое мир, освещенный навеки исчезнувшим светом, и этот поразительно древний мир, открываясь его изумленному взгляду, как бы на его же глазах и рождался. Он видел лишь знакомые ему цвета – белый, желтый, зеленый, синий, – но они были такими свежими и яркими, словно явились ему здесь впервые, а он, разглядев их, дал им названия. Тут нельзя было летом сожалеть о весне или мечтать зимою о лете – в неизменной жизни Благословенного Края прошлое и будущее сливались воедино.
Неожиданно Фродо заметил Сэма – он ошарашенно протирал глаза, будто не верил тому, что видит.
– Раньше я думал, – пробормотал Сэм, – что если эльфы, то надо, чтоб ночь... чтобы темный лес, и луна, и звезды... А тут нате-ка вам – белый день... да светлей светлого, да ярче яркого... И оно им, оказывается, в самый раз подходит! Вроде ты не сам по себе, а в песне... вели вы понимаете, про что я толкую.
Хэлдар посмотрел на них и улыбнулся, словно он не только услышал слова, не только понял, о чем Сэм «толкует»; но проник в сокровенный смысл его мыслей.
– Вы почувствовали могущество Владычицы Лориэна, – не очень понятно объяснил он хоббитам. – Хотите подняться на Дэлонь Эмроса?
Хоббиты шли к вершине Кургана. Фродо неспешно шагал за Хэлдаром, ощущал на лице ветерок – словом, жил – и однако, отчетливо чувствовал, что попал в извечно неизменный мир и что, когда ему придется уйти отсюда, он, путник из далекой Хоббитании, на веки веков останется в этой жизни.
Они Приблизились к центральному мэллорну. И тотчас ветер потянул с юга, и в шелесте золотистой ясеневой листвы Фродо услышал, как лазоревые волны накатываются из минувшего далека на берег, давно смытый о бездонные глубины, а над бескрайней лазурью всхлипывают чайки, которых никто в Средиземье не видел.
Хэлдар уже исчез наверху. Фродо взялся за веревочную лестницу, а левой рукой оперся на мэллорн – никогда еще ему столь полно не открывалась живая жизнь, пульсирующая в дереве. Он ощущал бархатистую кожу-кору и могучую, но беззащитную древесную плоть не как лесничий, столяр или плотник, а так, словно стал побратимом ясеня.
На Дэлони Хэлдар взял его за руку и, повернув к югу, серьезно сказал:
– Прежде всего посмотри туда!
Фродо послушно поглядел на юг и увидел в отдалении невысокий холм, то ли поросший гигантскими деревьями, то ли застроенный серебристыми замками с прозрачно-золотистыми куполами крыш. Холм излучал, как почудилось Фродо, светлую, неодолимо притягательную силу, и ему, словно у него вдруг выросли крылья, захотелось подняться в прозрачный воздух, чтобы перелететь к светлому холму и спокойно отдохнуть там от всех невзгод. Потом он глянул на восток – перед ним расстилался Золотой Лес, по которому спокойно текла Ворожея, впадающая в Андуин – Великую Реку. Он всмотрелся пристальней и с удивлением заметил, что левый берег Андуина Великого и низкие луга восточного заречья подернуты сероватоблеклой пеленой – там привычно хозяйничала зима. На лугах кое-где щетинился кустарник, а уходящие за горизонт приземистые холмы поросли редким, с проплешинами, лесом. В серой мгле обесцвечивались и меркли бледные лучи предвечернего солнца, ярко золотящегося над Кветлориэном. Хэлдар посмотрел на Андуин и сказал:
– Чуть дальше, за этим редким мелколесьем, тянутся дремучие Чародейские Дебри, где ели и пихты, продираясь к свету, безжалостно душат своих же сородичей, а у земли, в душном и сыром сумраке, заживо гниют их нижние ветви. Там, на высоком, но болотистом холме, высится неприступный замок Дул-Гулдур, в котором некогда скрывался Враг, а сейчас творится что-то непонятное. Над его островерхой дощатой крышей часто клубятся черные тучи, иногда озаряемые вспышками молний, но какие силы противоборствуют в Дебрях, не знает пока даже наша Владычица. – Хэлдар умолк и спустился вниз; Фродо с Сэмом последовали за эльфом.
У подножия Кургана они увидели Арагорна, молчаливого и неподвижного, как ясень Эмроса; в руке он держал серебристый цветок, а глаза его светились памятью о счастье. Фродо понял, что их проводник переживает какое-то светлое мгновение, вечно длящееся в неизменности Лориэна. Ибо суровое лицо Арагорна было сейчас молодым и прекрасным, а его выцветший походный плащ казался в солнечных лучах золотым. Перед Фродо стоял нуменорский витязь. «Ванаи-мэльда, Арвен», – услышал он. Арагорн пошевелился – и увидел хоббитов.
– Сюда неизменно стремится мое сердце, – грустно улыбнувшись, сказал Арагорн. – И если наш путь не завершится победой, оно упокоится здесь навеки. Пойдемте! – Арагорн взял хоббитов за руки, и они присоединились к остальным путникам. В этой жизни он больше никогда здесь не был.

Уважаемый читатель, мы заметили, что Вы зашли как гость. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.