Как Яваха на турнире жениховский ранг добыл.

Впереди, между зданиями несколько измельчавшими, но блеску отнюдь не потерявшими, показалася большущая квадратной формы площадь. Яван, Бравыр и вся честная компания на ту сторону середь народного скопища пробралися и видят такую вот картину знатную, для себя весьма приятную: вокруг площадки с песком, специально видно для боёв приготовленной, видимо-невидимо разношёрстной публики собралось. Черти и чертовки на табуретках кучно сидели, шумно зело галдели и зрелища нетерпеливо дожидалися. А на самой площадке и возле неё большая гурьба здоровенных сгрудилась бугаёв, не иначе как бойцов, бравых видом и рослых молодцов.
–Ну и женихов понаехало! – возмутился громко Бравыр. – Ишь, бездельники, понапёрли! Хэт! Как прямо мухи на мёд. Да что ни харя – то конченный урод!..
Подойдя ещё поближе и распихав зевак, сплошной стеной вокруг площадки стоявших, они наконец к месту сборному пробились и на площадке той очутились.

Как Ваня в чертячьей бане попарился, и как Упой с Ужором попили вволю да пожрали.

Яван и сподвижники его ратные остались на арене одни стоять. Никого из публики или участников недавних боёв на площади вскоре не осталось – даже те, кому крепко досталось, и те куда-то пропали, как словно там вовсе и не бывали. Яванцы тогда живо в круг собралися и о дальнейшем бытии засовещалися, как вдруг позади них тихое покашливание раздалось. Яваха назад оглянулся, а это тот самый гибкий чёрт, оказывается, кашлял, который до того возле Борьяны ошивался и её информированием занимался.
–К вашим услугам, господин Яван! – вежливо герою нашему поклонившись скособоченно, запел он медовеньким голосочком. – Меня, для вашего высокого сведения, Ужавлом зовут! Надзырь Ужавл, если хотите… Можете мною, по вашему усмотрению располагать – от меня не убудет: ни в чём отказу вам не будет. Хе-хе-хе…

Как впервой коварный Двавл Ваньку сходу охмурял.

–Ну дела-а! – воскликнул Буривой, в каком-то изнеможении даже в кресло опускаясь. – И нагнал же на меня страху этот гадский царь! Упаси боже какой крутой-то! Я уж было думал, что каюк нам пришёл – ан нет, ещё повоюем...
–Пустяки, дядя Буривой, – ему Ваня отвечает. –Бывает. Смелый хоть и боится, а всё равно в дело годится. У меня у самого по спине холодом сквозануло, когда его величество в мою сторону молнии свои метнул. Умеет, тать, себя преподать – и впрямь ведь велик, нечего сказать. Ну, да слава те Ра, и твоей, Батя, силе – Ра ведь сила и не таких крутых косила!
–А-а!.. – махнув рукою, Ванька добавил. – Чего-то я вдруг оголодал. Это меня наверное Черняк напугал. Пожрать хоцца – прямо неймётся!

Чрез последнюю преграду – в непонятный Пеклоград...

Огляделись лазутчики наши окрест со вниманием – да-а! – тут вам не ерунда... Это было, по всему видно, и впрямь-то сооружение старинное, как бы лабиринт заброшенный. Сводчатый широкий туннель, сложенный из громадных камней, вёл куда-то в тёмную даль. А кругом-то сушь да пыль, да всякие по закоулкам мраки. Бр-р-р! И такая стояла там тишина, что даже была слышна она.
–Нам... э-э-э... вроде туда, господа... – сдавленно просипел чёртик и, озираясь, вперёд потопал. – И давненько же я здесь не бывал-то – с самого детства, можно сказать...
Пошли они, тож потопали, а через недолгое времечко коридор, по которому они двигались, раздвоился, растроился, расчетверился, расширился, сузился, и вскоре из всех этих ходов-вариантов такая путаница завязалася, что мама не горюй. Кривулка в один было проход сунулся – назад вернулся, в другой потом завернул – опять всю ватагу к прежнему месту вернул. И снова нырнул куда-то, проводник неудатый...

Как Яваха на турнире жениховский ранг добыл.

Впереди, между зданиями несколько измельчавшими, но блеску отнюдь не потерявшими, показалася большущая квадратной формы площадь. Яван, Бравыр и вся честная компания на ту сторону середь народного скопища пробралися и видят такую вот картину знатную, для себя весьма приятную: вокруг площадки с песком, специально видно для боёв приготовленной, видимо-невидимо разношёрстной публики собралось. Черти и чертовки на табуретках кучно сидели, шумно зело галдели и зрелища нетерпеливо дожидалися. А на самой площадке и возле неё большая гурьба здоровенных сгрудилась бугаёв, не иначе как бойцов, бравых видом и рослых молодцов.
–Ну и женихов понаехало! – возмутился громко Бравыр. – Ишь, бездельники, понапёрли! Хэт! Как прямо мухи на мёд. Да что ни харя – то конченный урод!..
Подойдя ещё поближе и распихав зевак, сплошной стеной вокруг площадки стоявших, они наконец к месту сборному пробились и на площадке той очутились.

Как Ваня в чертячьей бане попарился, и как Упой с Ужором попили вволю да пожрали.

Яван и сподвижники его ратные остались на арене одни стоять. Никого из публики или участников недавних боёв на площади вскоре не осталось – даже те, кому крепко досталось, и те куда-то пропали, как словно там вовсе и не бывали. Яванцы тогда живо в круг собралися и о дальнейшем бытии засовещалися, как вдруг позади них тихое покашливание раздалось. Яваха назад оглянулся, а это тот самый гибкий чёрт, оказывается, кашлял, который до того возле Борьяны ошивался и её информированием занимался.
–К вашим услугам, господин Яван! – вежливо герою нашему поклонившись скособоченно, запел он медовеньким голосочком. – Меня, для вашего высокого сведения, Ужавлом зовут! Надзырь Ужавл, если хотите… Можете мною, по вашему усмотрению располагать – от меня не убудет: ни в чём отказу вам не будет. Хе-хе-хе…

Как впервой коварный Двавл Ваньку сходу охмурял.

–Ну дела-а! – воскликнул Буривой, в каком-то изнеможении даже в кресло опускаясь. – И нагнал же на меня страху этот гадский царь! Упаси боже какой крутой-то! Я уж было думал, что каюк нам пришёл – ан нет, ещё повоюем...
–Пустяки, дядя Буривой, – ему Ваня отвечает. –Бывает. Смелый хоть и боится, а всё равно в дело годится. У меня у самого по спине холодом сквозануло, когда его величество в мою сторону молнии свои метнул. Умеет, тать, себя преподать – и впрямь ведь велик, нечего сказать. Ну, да слава те Ра, и твоей, Батя, силе – Ра ведь сила и не таких крутых косила!
–А-а!.. – махнув рукою, Ванька добавил. – Чего-то я вдруг оголодал. Это меня наверное Черняк напугал. Пожрать хоцца – прямо неймётся!
Да за столик усаживавется и, невзирая на пылищу осаживающуюся, за кашу недоеденную принимается. Другие тоже вкруг стола сели, кой-чего со скатёрки хлебосольной поели, а Упой с Ужором – странное дело! – отказываются...

Битва у Смородины в защиту милой Родины.

Долго ли, коротко ли ехал Яван с братами (быстро, известно, лишь сказки сказываются, а не делаются дела), а толечко заехала ихняя троица прям сказать чёрт те куда. По пути следования немало царств-государств да и просто ничьих пространств без роздыху путного они прошпарили, потому как клубочек энтот дюже непоседливым оказался, всё ходу, значит, наддавал и поесть да поспать даже толком им не давал. Наконец гонка такая азартная Явану надоела изрядно... «Да гдеж это видано, – он воскликнул, – чтобы вполне ещё живые да впридачу к тому молодые парни, словно ошпаренные, на тот свет бы устремлялися и безмозглому какому-то клубку подчинялися!» И стал он, когда появлялася в том надобность, клубочек неугомонный лавливать да в карман к себе его саживать, дабы без помех привалы можно было бы совершать, купания весёлые устраивать да с тамошними всякими обывателями разговоры интересные разговаривать. Так, не дюже торопясь, все почитай обжитые места они и миновали.

В гостювальне «Чёрная лилия», полной всякого изобилия.

Путь до гостювальни «Чёрная лилия» оказался неблизким. Она где-то в центре города располагалась – по классу видать полагалось такому заведению не у чёрта на куличках обретаться. Наша ватага туда через времечко на самоходной Ужавловой карете и добралась. Подъезжают они к высоченному такому зданию, гигантской толстенной трубой чуть ли не в самоё небо уходящему, и у кованых роскошных ворот останавливаются.
Закинул Яван голову вверх и увидел, что домина сия трубовидная расширение некое в вышине имела, как словно бы булава то была, а вокруг здания ограда стояла высокая, каменная такая вся сплошь, презатейливым манером сложенная и цветными панно обложенная. На тех же панно опять, конечно, всякие хищные звери и разные ужасные гады друг дружку свирепо терзали да жрали, бо таким образом черти на любимый свой манер ограду украшали да наряжали…
Подходят они к воротам сиим железным, а на них две кованые кобры между собою тесно сплелись и в боевых своих позах как бы навстречь входящему выгнулись. Ужавл руку вверх поднял и – во же странно! – сверкающее чешуёй пузо у одной из кобр почесал, после чего раздался мелодичный звон, и ворота плавно и бесшумно внутрь отворились, а за ними необычные для этого чёртова города виды открылись...

Как в палатах у царя приняли богатыря.

Долго ли али коротко спал Яван в той чудесной опочивальне, то никто не знает, а только через времечко неизвестное он-таки проснулся и духом своим бодрым встрепенулся. Глядит – вроде как утро уже наступило. Светает. Слышит – птички сладкоголосые вокруг распевают, и чует – ласковый такой ветерок с балкона открытого слегка поддувает. Ваня-то глядит, не наглядится – ну будто бы сторонушка родная ему видится... И в самом деле: вот роща берёзовая на горушке светлеет, вот дубрава на равнине зеленеет, а вот и речечка чистоструйная в ольшаннике бежит… А у Вани от этого вида аж сердце в груди щемит, и натурально слеза на глаза наворачивается. Яваха с боку на бок на ложе своём поворачивается, виды эти дивные с умилением обозревает, а потом на ножки резвые привскакивает, быстренько умывается, в шкуру львиную одевается и направляется в общую залу.
Приходит, а там уж Сильван восседает – возбуждённый такой. Ну, братан Яван, говорит с жаром Сильван, в каком чудесном лесу я ночевать изволил – не поверишь! В самой что ни на есть родимой чаще! Никогда, мол, не спал слаще... И смотри ещё -- нету на мне больше ни одного синяка. Как рукою всё сняло! Ага! Место тут, очевидно, целительное, а не токмо, мол, обворожительное…

О том как Сильван с Ваней первое задание выполняли.

На следующее утро, когда Ваня с компанией уже ото сна встали и чаи в общей зале гоняли, тут как тут и Ужавл заявился, не запылился. Поздоровался он с Яваном вежливо, а с прочими небрежно, а потом рожу спесивую скорчил и голоском противным застрочил:
–Слушайте все!.. По велению его величества Чёрного Царя, всего Воролада могучего владыки и Пекла нашего вседержавного государя, надлежит вам, Яван Говяда, сыну Коровы Небесной и соискателю руки своей невесты, княжны Борьяны прекрасной, незамедлительно за выполнение первого задания приниматься! Вы, Яван Говяда, обязаны: где бы там оно ни было, в Пекельном городе али в его окрестностях, в домах-теремах али на ровной местности спрятавшуюся от вас невесту любым путём найти и вечером до темноты к его величеству её привести! А ежели вы сиё задание пустяшное не исполните, то тогда вот чего: звания жениха вы в тот же час лишаетесь и куда хотите, туда и отправляйтесь, ибо вам тут более никто не будет рад!
Обвёл пройдоха Ужавл собравшихся довольным взглядом, прехитро усмехнулся, вкруг плеча повернулся да и был, гад, таков.

Про задание другое – не такое уж простое.

И приснился Явану сон... Будто бы он на белом свете, в дому своём отдельном живёт-поживает и в данный момент от разных дел отдыхает, на печке в тепле лежит и вот чего слышит: Борьянка, жинка его, почём зря его костерит, орёт, скандалит, горшки в бешенстве бьёт и аж до самой до печёнки муженька свово достаёт. А Ваньке и деться некуда: и спать страсть как охота, и слухать женину брань нету мочи. Вот он ворочается, ворочается и наконец решается... просыпается и твёрдо намеревается взять кнут и показать этой ведьме, кто хозяин тут...
Открыл Яван глаза, спросонья ими лупает, ничего не соображает, а потом врубается: фу-ты, думает, слава богу – этож я ещё в пекле обретаюсь, вот кошмарами странными и маюсь! Только что это? Вроде как и на самом-то деле брань да словесная дрянь откуда-то слышатся... Эге, да точно – видать, дружиннички его ругаются среди ночи!..
Быстренько Ванька в шкуру тогда облачается и в общую залу устремляется. Приходит и видит такую картину забавную: полуголый Буривой с пеною у рта на Давгура кидается, да его Сильван не пущает и в объятиях медвежьих буяна сжимает. А Давгура Упой с Ужором угоманивают, за руки его хватая и в драку лезть не позволяя. Да ещё и Делиборз впридачу меж ними всеми бегает да гоношится. «И что тут могло случиться?..» – недоумевает Ванька, дебош сей зря.

Про то как наш праведный Яван Двавловское искушение упрямо преодолевал.

А на следующий день, а вернее будет сказать поутру, когда Ваня кашку уже свою откушал, появился там посланник жалкий Ужавл и ничтоже сумняшеся сообщил Явану, что его князь-предстоятель Двавл к себе требует незамедлительно или, если Ване будет угодно, то приглашает его милость почтительно.
Яваха-то сперва никуда ехать не хотел, но после настойчивых и даже слёзных Ужавловых уговоров нехотя согласился, палицу прихватил и в путь пустился. Приехали они на самоходной колымаге к центру города куда-то и через времечко порядочное прибыли на берег довольно большого озера или гигантского пруда. «Вот это да!» – удивился Яван. Озеро было круглое, не менее чем в полторы версты шириною, обрамлённое аккуратною набережною стеною и блиставшее водою голубою. Там находились небольшие островки с какими-то вычурными строениями на них, а по глади воды сновали узкие без вёсел челны, в которых почти что голые черти и чертовки сидели – при фигуре все сплошь и при теле.

Показал чертям Говяда как плясать на танцах надо.

Добрался Яван вскорости до своей гостювальни, а там, оказывается, его друзья только что с прогулочки ознакомительной возверталися. Ихнюю гоп-компанию в отсутствие, значит, Ванино никто иной как Ужавл по городу огромному повозил, примечательности всякие-разные им показывая да о чертячьем житье-бытье попутно рассказывая. Впечатлений у всех было – во! – полным-полно. Начали они о том да о сём увиденном Явахе вещать и принялися наперебой всяк своё рассказывать, болтать да трещать... Не все, правда, Сильван с Давгуром, естественно, язык за зубами держали, зато Делиборз и Упой с Ужором те с явным вдохновением, в лицах, рассказанное изображали...
Так вот, оказалося, что в будние дни черти тутошние отнюдь не бездельничали в массе своей, а в поте лица, можно сказать, трудились. Сидя по палатам, они в большинстве высчитываниями какими-то занимались, подсчётами, научными загадочными изысканиями и малопонятными некими испытаниями. В основном в поле их усиленного внимания уте́хника находилася колдовская: различные таинственные агрегаты, аппараты и чисто волшебные приспособления, вызывавшие у наших зевак немалое изумление... В результате этого руками из чертей вроде бы никто и не работал. Только головой.

Как древняя Каргавелла о своей судьбе Ване поведала.

И вот что Яван от ведьмы старой услыхал:
...Мы, Ваня, ранее на другой жили планете, и не в аду ютилися, как здесь на Земле, а процветали припеваючи на самом что ни на есть белом свете. Чертями наша раса тогда ещё себя не считала, наоборот – разумными существами, в гордыне великой находясь, себя мы почитали. Мир вселенский мы боготворили, во имя собственного блага различные чудеса творили, а бога в сём грешном мире не искали, и единое – знать даже не желали. Хорошо ведь, когда ты всех в округе сильней да умней, и что бы где ни случилось, всё тебе на пользу бы пригодилось… А о том что в мире для себя отдельного рая построить нельзя, мы этого не знали, хотя всех мудрее себя считали. Мир ведь, как ни крути, а в оконцовке смерть всему сложному предполагает, он свои сущности разделённые на волнах своей воли качает и то вдруг возвысит кого, то в пучину мрака его опускает, то сотворит чего-то, то разрушает... Тризна, дорогой Ваня, в мире правит, а она ведь не бог – не разумная. Ну вроде как автомат. Ненавидишь ты её или ей рад – ей-то всё едино, она не разбирает, яркая ли пред нею картина, серая рутина или мракоподобная тина...