Заключение.

Та-ра-ра-бух! – и Мари упала с неимоверной высоты. Вот это был толчок! Но Мари тут же открыла глаза. Она лежала у себя в постельке. Было совсем светло, а около стояла мама и говорила:
– Ну, можно ли так долго спать! Завтрак давно на столе.
Мои глубокоуважаемые слушатели, вы, конечно, уже поняли, что Мари, ошеломленная всеми виденными чудесами, в конце концов заснула в зале Марципанового замка и что арапчата или пажи, а может быть, и сами принцессы отнесли ее домой и уложили в постельку.
– Ах, мамочка, милая моя мамочка, где только я не побывала этой ночью с молодым господином Дроссельмейером! Каких только чудес не насмотрелась!

Письмо от папы Пилукки.

Гвоздик был счастлив и даже забыл о папе Пилукке и о своём обещании привезти ему деньги, чтобы уплатить Чичетти долги.
Но однажды вечером, лёжа под мостом рядом с Перлиной, он почувствовал, как тревожно задрожал металлический хохолок, который, словно антенна, торчал у него на голове.
— Какое странное ощущение! — пробормотал он. — Будто кто-то зовёт меня на помощь. — Но, увидев озабоченное лицо Перлины, добавил: — Нет, ничего, просто грустная мысль пришла мне в голову; теперь уже всё прошло…
Гвоздик, такой рассеянный, даже не подумал о том, что папа Пилукка мог звать его на помощь.
А это было именно так.

Гость, упавший с неба.

В одно прекрасное утро актеры репетировали на арене свои номера. Вдруг Нуволино и Нуволетта, раскачиваясь на трапеции, увидели какого-то старичка. Он робко заглядывал в щёлку занавеса.
— Что вам угодно? — спросили актёры, подлетая к нему на трапеции.
Но не успел старичок пробормотать и двух слов, как воздушные гимнасты радостно закричали:
— Неужели? Это вы?… Мы сейчас отнесём вас к нему… по воздуху.
И, схватив гостя под мышки, они подняли его с земли, перелетели арену и оказались над Гвоздиком, который репетировал новый номер со львами.
— Гвоздик! — закричали они. — К тебе гость! — и опустили старичка так ловко, что он сел прямо на спину Гвоздику.
— Папа Пилукка! — и мальчик запрыгал от радости.

Девочка с голубыми волосами хочет воспитывать Буратино.

Наутро Буратино проснулся веселый и здоровый как ни в чем не бывало.
Девочка с голубыми волосами ждала его в саду, сидя за маленьким столом, накрытым кукольной посудой,
Ее лицо было свежевымыто, на вздернутом носике и щеках — цветочная пыльца.
Ожидая Буратино, она с досадой отмахивалась от надоевших бабочек:
— Да ну вас, в самом деле...
Оглянула деревянного мальчишку с головы до ног, поморщилась. Велела ему сесть за стол и налила в крошечную чашечку какао.
Буратино сел за стол, подвернул под себя ногу. Миндальные пирожные он запихивал в рот целиком и глотал не жуя.
В вазу с вареньем залез прямо пальцами и с удовольствием их обсасывал.

О том, как Карабас сражался с вещами.

Карабас вспотел и запыхался от бега. Отдуваясь, ввалился он в квартирку Марьи Ивановны. Поставил чемодан на пол и чуть-чуть приоткрыл щелку.
– Ау, дружок Буратино! Хорошо ли тебе там? Вот погоди, я тебя в бараний рог согну! Станешь ты у меня послушным, шелковым…
– Не стану! – крикнул Буратино. – Я от тебя убегу!
Тут Карабас захлопнул чемодан и даже уселся на него сам, чтобы Буратино не выскочил.
Вдруг он вытаращил глаза от удивления. Лисы нет дома, а в квартирке все прибрано. Стулья стоят на местах, цветы красуются на окошке, а на столе – заманчивый завтрак: горячая яичница на сковороде, белые румяные булочки, свежий кофе, а в графине – чистая холодная вода!

О том, как отыскалась Бертальда.

Эта долина, в то время слывшая Черной Долиной,
Очень близко была от замка, а как называют
Нынче ее, неизвестно; тогда ж поселяне ей имя
Черной дали за то, что глубоко средь диких утесов,
Елями густо заросших, лежала она, что кипучий,
Быстрый поток, на скалистом дне ущелья шумевший,
Черен меж елей бежал и что небо нигде голубое
В мутные воды сто не светило. В сумерки стало
Вдвое темней и ужасней меж елей и диких утесов.

Огонь и вода.

А теперь, если вы, как и гномы, хотите узнать новости о Смоге, вернемся на два дня назад, когда он разнес склон с потайной дверью и в бешенстве улетел. Был вечер. Жители Озерного города Эсгарота сидели по домам, испугавшись сильнейшего ветра и промозглого воздуха, но несколько человек все же прогуливались по набережным и любовались звездами, отражавшимися на глади озера. Одинокую Гору всегда заслоняли от глаз невысокие холмы на дальнем конце озера, между которыми с севера сбегала Быстротечная. Лишь остроконечную вершину видели жители, и то в ясную погоду, но они редко глядели в ту сторону, потому что даже в утреннем свете Гора казалась зловещей и мрачной. Сейчас ее скрывала ночная тьма.
Внезапно вершина озарилась каким-то светом. Но только на миг. – Смотрите, – сказал один из прогуливавшихся. – Опять свет! И прошлой ночью караульные тоже видели там огни с полночи до рассвета; огни то появлялись, то гасли. Что-то там творится неладное.

Прилипшие мальчики.

– Наконец-то солнце приделало ноги зиме! – сказала Маленькая Баба-Яга.
И это действительно было так. Потому что с каждым днём зима уходила всё дальше и дальше. Наступила весна.
Снег потемнел и исчез, лёд растаял. Во всех уголках леса распустились весенние цветы. Распушились вербы, набухли почки берёз. Становилось всё теплей и теплей.
Не удивительно, что все этому радовались. Каждый думал: «Как хорошо, что зима наконец уходит! Достаточно мы с ней намёрзлись!»
Радовался и ворон Абрахас. Он вообще-то никогда не унывал. Характер у него был лёгкий и независимый. Ворон Абрахас был закоренелым холостяком.

Хабу! Хаббууу!

Маленький Водяной собирал всё, что легкомысленно бросали в пруд люди: пустые консервные банки, старые электролампы, дырявые шлёпанцы и другие, ещё более ценные вещи. Он прятал всё это под камнями, позади своего дома. Со временем в его кладовой накопилось много богатств, и в один прекрасный день он с гордостью показал свои находки Карпу Купринусу.
Купринус очень внимательно осмотрел эти вещи, каждую со всех сторон. Он ехидно улыбнулся и сказал:
– Необходимо только то, что полезно, мой дорогой! Ну что ты, например, будешь делать вот с этим кувшином без дна? Или с этой старой, заржавленной кочергой? И дырявый ботинок у тебя тут есть, как я вижу... Старый ботинок на левую ногу! И пивных бутылок, пожалуй, дюжины две...

Шведы идут!

Следующее воскресенье жители Ойленберга встретили с большим волнением. Все дома были украшены зелеными ветками и флагами. Городской садовник повесил над входом в ратушу огромную гирлянду из сосновых веток. В середине гирлянды был укреплен красный щит, на котором стояли золотые цифры «325». Такие же красные щиты, но меньше, с золотыми цифрами «325» висели над каждой дверью, были выставлены во всех витринах. Легко можно было догадаться, что сегодня Ойленберг празднует трехсотдвадцатипятилетнюю годовщину победы над шведским генералом. Первые гости, приглашенные на праздник, появились рано утром. С каждым часом прибывали все новые гости.
Одни приехали на лошадях, другие по железной дороге, третьи в автобусах. Все хотели увидеть большое историческое представление. Народ спешил на площадь перед ратушей.

Про то как Ваня героя из чар выручал, и о том как спасённый про Коны ему вещал.

Ну, да надо было пускаться в путь – вперёд, знамо дело, не куда-нибудь… Чтож, тронулись Ваня с Сильваном, идут себе, идут, а местность-то вскоре переменилася значительно: спервоначалу степь пошла, травою не обильная, а через какое-то время и вовсе пустыня вокруг раскинулась. Совсем уж гиблое место. Так-то стало светило с неба печь – ну дышать прямо нечем! Как словно в бане на полке. Жарища везде стояла немилосердная, а укрыться-то и негде: один песок вокруг да камни, камни да песок... И часу даже не прошло, как почва эта адская до того раскалилася под ногами, что кажись по сковородке идёшь. Ну чистое же пекло, ядрёна вошь!
– Во, брат, попали! – говорит Сильвану Яван, пот горячий со лба утирая.
А тот и ответить толком не могёт: пробормотал лишь что-то неразборчиво и далее себе прёт. И до того рожа у лесовика страдальческая-то стала, что и не передать: будто бы по углям его заставили шагать. Тяжеленько лешаку пустыня та далася. Да и Ваньке, конечно, далась не легче, только он виду-то не подаёт – терпит. Зубы сцепил, а идёт. Дюже он был волевой... Протащились они вёрст с десять таким макаром – совсем худо им обоим стало. У Явана от этого жара даже мысль предательская образовалася: а не повернуть ли им в самом деле назад? Помозговал он чуток этот вариант и решительно от него отказался. Ведь расейскому парню перед трудностями всякими пасовать не пристало. А ещё помнил он крепко, что лишь по прямому пути ему сказано было идти, а кривые дороги для него были заповеданы.

Лазутчица с хвостом.

Притаившись у края норки, Беломышка поджидала какого-нибудь кота, Лучше бы самого замшелого и захудалого – не так страшно. Но увы! В окно запрыгнул огромный рыжий котище, морда шире, чем у тигра, а сзади трубой полхвоста торчит.
Беломышка глаза зажмурила и, как в воду вниз головой бросилась,- выбежала из норки. Кот просить себя не заставил. Тут же накрыл лапой бедную маленькую мышку, пасть свою стоклыкастую открыл – сейчас сожрет бедняжку. И она как запищит изо всех мышиных силенок:
- Не ешь меня, кот! Я тебе про Белолапку скажу!
Кошачьи клыки только щелкнули возле уха Беломышки:
- Говор-р-и!

Сидоркин потянул дверь игуменского кабинета и очутился внутри. Феофил сидел за столом, глубоко погружённый в чтение. Он был так увлечён процессом, что даже не слышал, как Саня зашёл.
Сидоркин кашлянул. Ноль эмоций.
- Аббат! – позвал негромко Саня. Никакого ответа.
- Ээй! – крикнул Сидоркин, он пожевал губами и добавил. – Фе…фил?..
- Ааа?.. – настоятель встрепенулся. Затем поднял глаза, нежданно улыбнулся, показал рукой. – Присаживайся!
Возле единственного окна стоял стул, перед ним таз с водой.
Сидоркин подошёл к стулу, переставил его на полметра и сел.