Сказка про то, как король мечтал о том, что...

Жил-был король, у которого с тех пор, как перенес он тяжкую болезнь, все вызывало страшную тоску. Чего только не делали министры, чтобы разогнать ее!
Но стоило им заговорить о государственных делах, как он устало отвечал:
— Сами разберитесь! Сами! А меня не трогайте.
Конечно, это не могло не нравиться министрам, но нередко они бы предпочли ответственности избежать: кто их знает, этих королей! И потому пускали в ход все средства, чтобы вернуть его к активной жизни.
Сидя с ним, они рассказывали разные истории, анекдоты и даже, будто маленькому, сказки.
Но король их слушал неохотно, почти тотчас начинал зевать. Сначала из приличия он прикрывал рукою рот, но потом, откинув голову на спинку трона, давал себе волю:
— А-а-а! А-а-а-а! А-а-а-а-а!
Тогда уж и министры друг за дружкой:
— А-а-а! А-а-а-а! А-а-а-а-а! — сначала прикрывая рты руками из почтения к Его Величеству, но затем, не в силах удержаться, — уже без всякого стеснения, хором с королем.
Наконец они с поклоном ускользали, опасаясь, что зевота раздерет им рты.
Почти каждый день они устраивали совещания, часами обсуждая, каким образом вывести Его Величество из такого состояния.
— Я считаю, — как-то заявил один министр, — единственное средство — найти десяток шутов, которые ужимками, скачками, воп-
лями развеселили бы и мертвого, и неожиданно ему их показать.
— Еще чего! Еще чего!
— Народ и не предполагает, что Государя гложет страшная тоска. И теперь мы сразу все должны ему открыть?
— Вы правы, люди ведь подумают Бог знает что!
— А ежели мы сами перерядимся в шутов? Невелика премудрость — прыгать и кривляться!
Предложение премьер-министра поддержали, и каждый раздобыл подходящий наряд. Они раз- | малевали себе лица сажей и румянами и в зале, где обычно собирались для решения государственных проблем, стали подражать ужимкам, прыжкам и воплям известнейших шутов.
Повесив голову и заложивши руки за спину, король прогуливался по своей гостиной, когда туда вдруг ворвалась эта семерка (министров было семь) — ни дать ни взять бесноватые. Они скакали, ухмылялись, кувыркались, взявшись за руки, кружились вокруг короля, а тот, застигнутый врасплох, не знал, куда деваться. И вовсе не смеялся, как они надеялись, а делался все более угрюмым, чуть ли не свирепым. Наконец одного ударил кулаком, пнул ногой другого, наподдал еще двоим и, совладав с обуревавшей его яростью, воскликнул:
— Знал я, что мои министры — воры, но что они шуты?!
— Помилуйте, Вахне Величество!
— Мы из лучших побуждений!
— Нам тяжело глядеть, как вас гнетет тоска, ведь вы бы могли быть счастливей всех на свете!
— Сколько раз я говорил вам: мне надобно то, что... И никто не может мне помочь!
— То... что?
— Не передразнивать меня! Министры стали головы ломать:
— Но что ж такое — то, что? Может, он и сам знает?
Когда министры издавали свой очередной указ, в народе начинался ропот:
— Да что, король слепой? Может, он глухой? Мужчины, женщины, старики и дети, толпясь
у королевского дворца, кричали:
— Да здравствует король! Хотим видеть короля! На балконе показался старший из министров:
— Тише! Не беспокойте короля, он отдыхает!
— Мы хотим его увидеть!
В тот день одна старушка кричала громче всех, размахивая палкой.
Никто не знал эту старушку, никогда не видел, и теперь, когда она кричала и махала палкой, зажав ее в худой руке, людям стало интересно, и они старушку обступили, позабыв кричать: «Хотим увидеть короля!», как это делала она, продолжая, словно одержимая, в одиночку голосить и суетиться.
Из королевского дворца появилась стража с палашами наголо, чтобы разогнать толпу. Увидев, что теперь лишь одна старуха кричит что есть мочи, стража проложила к ней дорогу.
— Бабка, замолчи!
Как об стену горох. Видя, что закрыть ей рот не удается, один из стражников взял ее под руку, другой — за руку, и так они ввели ее в ворота королевского Дворца.
— Вы кто? Чего вам надо?
— Видеть короля! Я поднимусь к нему.
И, прежде чем успела помешать ей стража, она взлетела, как на крыльях, по парадной лестнице, миновав приемную, двинулась широким коридором. Стражи, тяжело дыша, как будто пробежали много миль, — за ней и едва смогли ее остановить у входа в королевские покои.
На крики и шум сбежались министры.
— Вы кто? Чего вам надо?
— Мне нужно с королем поговорить!
— Он почивает.
— Разбудите!
Министры рассмеялись: ну, шустра!
— Его Величество не велит себя будить, настанет время — сам проснется.
— Что ж, подождем! Он соня? Министры вновь расхохотались.
— Дело в том, что я спешу и большее не смогу прийти.
—То, что вы должны сказать Его Величеству, так важно? Тогда скажите нам, его министрам. Как он встанет, мы ему передадим.
— Ну что ж!..
И старуха принялась громко стучать в дверь и звать:
— Государь!.. Соня!.. Государь!.. Министры корчились от хохота. И не мешали
ей, надеясь, что своим безумным поведением она сумеет короля развлечь и рассмешить.
Распахнув с досадой дверь, король появился на пороге. И, глядя на убогую старуху с палкой, в изумлении остановился.
— С добрым утром, Государь! Ну, как тебе спалось?
Король, услышав обращение на «ты», глянул на премьер-министра, который жестом дал ему понять: старуха не в своем уме.
— Я присяду, Государь! Умаялась. А эти подозрительные типы всегда при тебе?
Теперь министры уже не смеялись.
— Они хотели вызнать то, что я должна сказать тебе наедине.
Король внимал ей, и ему нет-нет да и являлись странные видения. Женщина преображалась: ее
волосы, пышные и золотистые, оборачивались длинной смоляною гривой, юная и хрупкая, она вдруг превращалась в дородную и крепкую, ее одежда тоже стремительно меняла цвет, делаясь то белой, то лазурной, желтой, алой...
Король зажмурился, протер глаза: перед ним опять была убогая старуха в черном и с клюкой.
— Ты был очень болен, Государь, и теперь тебя одолевает смертная тоска... Хорошо тут у тебя — столько окон, столько залов — один красивее другого. Я хочу их осмотреть.
Она переходила из зала в зал, а за нею, молчали- вый и угрюмый, следовал король и снова видел ее то блондинкой, то брюнеткой, в красном, в желтом, в белом, в голубом, в парче, не зная, что и думать.
— Снова притомилась я, присяду. И ты усаживайся, Государь, чай не в гостях. О чем бишь я?.. Ах, да! Гони ты эти привидения. Что они за нами ходят по пятам?
А дальше продолжала, уже не обращая на министров ни малейшего внимания:
— Я всегда тебя любила! Ты на моих глазах родился, рос. Я являлась тебе в снах. Помнишь? Нет? Ты называл меня Лучистой. Помнишь? Нет? Должно быть, дети видят столько всяких снов, и ты мог видеть и меня или похожую. Нет?.. Не случалось?.. Ты не видел в детстве снов? Вот почему ты видишь их теперь, даже с открытыми глазами, это заметно по лицу!
Король оторопел, разинувшие рты министры поражены были еще сильней.
— Болезнь, которую ты прежде перенес, — пустяк в сравнении с той, что не дает тебе житья сейчас! Хочешь знать, кто я такая, Государь? В дру-гой раз скажу. И, если хочешь, принесу тебе то, что... Ты жаждешь это получить, ты думаешь об этом днем и видишь по ночам во сне. Тебе кажет-
ся, что ты не сможешь дальше жить, если не получишь наконец то, что... О! Может, лучше бы тебе всегда мечтать о нем и никогда не получить.
— Нет! Нет!
— А если, получив, ты пожалеешь? Если ты раскаешься? Тебе придется взять его с собой. А знаешь, что творят твои министры? Они ввели огромные налоги под тем предлогом, что королю нужны большие деньги.
— Прости нас, Государь!
— Мы из лучших побуждений!
— Мы хотели огласить указ: кто принесет Его Величеству то, что... получит столько золота, сколько сам он весит.
— Золото готово? — спросила старуха.
— С вас достанет и половины того, что припасли.
— Попробуем? Его Величество поразвлечется.
— Ну что же, раз Его Величество не против...
Двое крепких слуг притащили на шесте огромные весы и несколько корзин, полных золотых монет. Как? Старуха тяжелее? Не может такого быть!
На весы легла еще одна корзина, и еще... Но чаша, на которой скрючилась старушка, оставалась неподвижной. Лишь монеты зазвенели и задвигались в корзинах, будто их судорожно перемешивали чьи-то руки.
— Вот видишь, Государь? Какой в них прок? Пускай же возвращаются в карманы. Ну, бедняжки, разлетайтесь по местам!
В окно, казалось, устремился пчелиный рой — звеня, сверкая, ударяясь в распахнутые створки.
Министры, которые, воспользовавшись случаем, тайком набрали себе по две горсти, почувствовали, как монеты вылетают из карманов, но не шевельнули пальцем, чтобы не разоблачить себя перед королем.
А когда все золотые монеты улетели, старушка оседлала свою клюку и со словами: «Увидимся через неделю, Государь!» — вылетела следом и исчезла.
Тот день был радостным для всех, кроме министров.
Ощутив в карманах тяжесть, люди совали туда руки:
— О! Монета!
— О! Две монеты! Три!
И не могли взять в толк, как объяснить такое чудо. Прошла неделя, и старушка снова появилась у входа во дворец:
— Я к королю!
И прежде чем успела помешать ей стража, она взлетела, как на крыльях, по парадной лестнице, и вот уже она стучится в покои короля.
— Государь!.. Соня!.. Государь!..
Король нетерпеливо устремился ей навстречу и был разочарован, увидев у нее в руках лишь палку.
— А то, что...
— Ты его не видел? В спальне у тебя, на столике.
Кинулся туда король, но старушка не подпустила его слишком близко.
На широкой темной полосе материи подрагивал, переливаясь тысячью цветов, большой мыльный пузырь. Казалось, что вокруг него со всех сторон плавают разжиженные драгоценные камни — рубины, изумруды, топазы, сапфиры, аметисты, бирюза, — так что он выглядел живым.
— Видишь, Государь? — молвила старушка. — В нем все: надежды и фантазии, беды, радости, разочарования и глупости... все! А что ты думал? Там — все... и ничего там нет. Дунуть посильнее или прикоснуться — он и лопнет.
— До чего красиво! Глаз не оторвать! Король не мог налюбоваться на пузырь.
— Он был в тебе, а ты и не заметил, — добавила старушка.
И снова королю мерещится, будто бы старушка делается то блондинкой, то брюнеткой, то юной, хрупкой, то дородной, крепкой, и облачена она то в красное, то в желтое, то в белое, то в голубое, то в парчу... и он не знает, что и думать!
Зажмурился, протер глаза — вновь перед ним убогая старушка в черном и с клюкой.
Но то, что... — он не знал, как выразиться по-иному, — по-прежнему лежало на столике, переливаясь самыми яркими красками. Однако, восхищенно повторяя:
— До чего красиво! Глаз не оторвать! — он невольно добавлял: — И всего-то! Большой мыльный пузырь! Всего-навсего! Права старушка! Много лет он был во мне, а я и не заметил! Вы кто? Вы Добрая Волшебница! — воскликнул он, бросившись старушке в ноги.
— Истинная Добрая Волшебница — твоя юность, которая не может больше жить грезами о пюм, что...
Улыбаясь, старушка стала отдаляться, отдаляться, пока не растворилась в воздухе.
А за ней, подхваченный легким дуновением, устремился разноцветный шар, который под открытым небом лопнул, превратившись в капельки мутной воды.
Сперва король почувствовал в голове и в сердце пустоту, но по мере того, как он приходил в себя, становился моложе, бодрее, крепче, и когда хотел сказать о чем-то скучном и пустопорожнем, с досадой восклицал:
— Как во времена того, что... Потому и называется эта сказка "Сказкой про то, как король мечтал о том, что..."

Уважаемый читатель, мы заметили, что Вы зашли как гость. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.