Тирититуф

Жил-был король, старый-престарый, до того дряхлый, что уж и сам не знал, сколько ему лет, и была у него королева, старая-престарая, почти такая же дряхлая, как и он сам.
Все лицо в морщинах, сгорбленный, худой, едва волоча ноги, король плелся по залам и анфиладам дворца и, встречаясь с королевой, такой же сгорбленной, худой, едва волочащей ноги, останавливался, глядел на нее и печально говорил:
— Стары мы стали, Ваше Величество!
— Увы, Ваше Величество... Очень стары!
— Что же нас еще удерживает на этом свете?
— Надо дождаться того, кто должен родиться.
— Кого? Ребенка? Неужто вы все еще надеетесь?
— Пока человек жив, он надеется. Завтра я отправлюсь к Красному волшебнику. Надо будет преподнести ему хороший подарок.
— Сколько подарков отнесли вы уже колдунам, и все напрасно!..
— Говорят, Красный волшебник самый могущественный из всех.
— Я уж и не припомню, сколько лет мы ждем!
— Пока человек жив, он надеется.
И король с королевой возобновляли прогул-ку — единственное свое занятие. В один прекрасный день королева пришла к Красному волшебнику. Он сказал ей:
— Может, да, а может, и нет! — Но позвольте...
— Мне кажется
— и не кажется!
— Но в конце концов...
— Кто говорит «есть» про то, чего нет, ошибается точно так же, как если бы он сказал «нет» про то, что есть.
И не прибавил больше ничего. Несчастная королева после такого странного ответа чувствовала себя осмеянной и уже не решалась повторять: «Пока человек жив, он надеется»
Когда она шла к волшебнику, на лесной дороге не было ни души, а на обратном пути ей повстречалась хорошенькая крестьяночка, которая, казалось, не шла, а приплясывала и подпрыгивала.
Королева хотела обойти ее, но та, не переставая приплясывать, преградила дорогу.
— Здравствуйте, Ваше Величество.
— Здравствуйте... Позвольте мне пройти.
— Я приплясываю и подпрыгиваю, никак не югу остановиться... Ну так что же вам сказал
Красный волшебник? Загадочные слова: «Может, да, а может, и нет!..» Не правда ли?
— Откуда вы знаете?
— Да он всем так отвечает. Это надо понимать так: «Из старой курицы хороший бульон, но яиц она не несет». Но вы и сами это знаете.
— Страстно желая иметь ребенка, мы с королем дожили до преклонных лет, не теряя надежды. Мы не можем спокойно умереть, не оставив наследника!
— Вы тронули мое сердце, Ваше Величество. Вот, возьмите-ка яйцо птицы тирититуф. Если его будет высиживать человек, на свет появится ребенок. Высиживать нужно двадцать дней.
— А что это за тирититуф такой?
— Очень редкая птица. Живет она у моря, на прибрежных скалах, но едва почует опасность — туфф! — плюхается в воду, только ее и видели. За то и прозвали ее тирититуф. Птица эта несет
по одному яйцу раз в десять лет и никогда его не высиживает. Дожидается, чтобы это сделал кто-нибудь другой. Пусть это будет моим подарком, Ваше Величество.
— Чем же вас отблагодарить?
— Мне ничего не нужно. А вдруг понадоблюсь — только позовите:
Приди, приди, Пляши-Кружись, притопни ножкой, покажись! Приди, приди, Кружись-Пляши, босые ножки хороши!
— Спасибо, непременно позову. Пляши-Кружись посторонилась, и королева
поспешила во дворец. Она осторожно несла чудесное яйцо, и сердце ее радостно билось. Только бы все оказалось правдой...
Король поджидал ее у ворот — ему не терпелось узнать, что же посоветовал Красный волшебник.
— Он сказал: «Может, да, а может, и нет! Мне кажется — и не кажется». Но Пляши-Кружись подарила мне яйцо птицы тирититуф, и теперь у нас будет наследник.
— Но откуда он возьмется?
— Я буду высиживать яйцо двадцать дней. Попробуем, попытка не пытка.
— Как, вы хотите стать наседкой? Разве может королева так унизиться?
— Об этом никто не узнает. Зато, если девушка сказала правду, у нас появится малыш!
— Сейчас я возьму это яйцо и вышвырну его в окошко! Мы не можем стать посмешищем, Ваше Величество!
— Ах, Ваше Величество... Попытка не пытка!
— Но что мы скажем людям?
— Так и скажем: королева снесла яйцо и вы-
сиживает его. Тогда уж никто не усомнится, что это наше дитя.
Взяли они большую корзину, наложили туда сена, в середке устроили яйцо, и королева осторожно уселась сверху, точно-в-точь как настоящая наседка. Она и ела и спала, не сходя с места, хоть было это ужасно неудобно. А яйцо тем временем становилось все больше и больше. Прошло всего восемь дней, а оно походило уже на добрую дыню. Ноги у королевы страшно разболелись от долгого сидения, сил больше не было терпеть. Глядя, как яйцо растет не по дням, а по часам, король тоже готов был поверить в чудо. Вот он и предложил королеве:
— Ваше Величество, отдохните хоть денек, а я посижу вместо вас, чтобы яйцо не остыло.
Так они и сделали.
К вечеру королева собралась вновь усесться на корзину, но, к великому своему огорчению, обнаружила, что яйцо уменьшилось до прежней величины.
— Какое несчастье! Может быть, начнем все сначала?
— Давайте попробуем, Ваше Величество.
— Ну что же, попробуем.
И королева опять уселась на прежнее место. Прошло еще восемь дней, и яйцо, как и в прошлый раз, увеличилось до размеров дыни. В народе между тем поползли слухи:
— Слыхали, королева снесла яйцо!
— Да что же она, курица или индюшка, гусыня или утка?
— Королевы вольны делать все, что им заблагорассудится.
— Неужели она будет его высиживать?
— Наверное... Тогда у нее появится сын или дочка.
— Поживем — увидим.
То и дело кто-нибудь спрашивал у придворных:
— Что поделывает королева?
— Все еще высиживает.
И только из уважения к коронованным особам люди сдерживали усмешку.
Тем временем яйцо становилось все больше и больше. На двадцатый день оно было уже таким огромным, что едва помещалось в корзине.
И в одно прекрасное утро внутри яйца послышался слабый стук. Король с королевой стояли рядом, с волнением прислушивались, но не решались прийти на помощь и разбить скорлупу.
А стук все усиливался, словно тот, кто находился внутри, рвался наружу.
— Так, значит, это правда, Ваше Величество?
— Глядите, глядите! Скорлупа треснула!
Из трещины высунулся маленький желтый клювик. И тогда королева протянула руку и стала осторожно помогать ему, понемногу увеличивая отверстие.
Наконец скорлупа раскололась, и из яйца выскочило странное существо: не то цыпленок, не то ребенок, размахивавший руками-крылышками. Тельце его было покрыто желтоватым пушком, белое личико с веселыми глазками казалось бы совсем человеческим, если бы его не портили губы, вытянутые, точно клюв. Малыш, с трудом державшийся на ножках, напоминал огромного, невиданного цыпленка.
Королева не знала, что и делать, но, к счастью, вспомнила, кого ей позвать на помощь:
— Приди, приди, Пляши-Кружись, притопни ножкой, покажись! Приди, приди, Кружись-Пляши, босые ножки хороши!
Крестьяночка явилась сразу же, пританцовы- вая и подпрыгивая.
— Чем могу служить, Ваше Величество?
— Как мне быть? Он наполовину ребенок, наполовину цыпленок.
— Искупайте его, вытрите хорошенько и уложите спать. Больше ничего не нужно, Ваше Величество.
-- А потом?
— А потом? А потом? А потом? Сын-то ваш, вот и думайте сами о том!
И, приплясывая и подпрыгивая, она исчезла.
Королева решила все сделать сама. Нагрела воды, вымыла уродца, вытерла насухо, потом надела на него красивую рубашечку, завернула в приготовленные давным-давно пеленки из дорогой ткани и уложила в колыбельку, украшенную золотом и серебром, которая вот уже семьдесят лет дожидалась принца или принцессу в углу королевской опочивальни.
Покачивая колыбельку, слабым старческим голосом, дрожащим от волнения, королева напевала старинную колыбельную. Так прошел час, другой...
Она отогнула полог — и не смогла сдержать крика радости: пушок исчез, не было и клюва. Прелестный малыш улыбался и тянул к ней ручонки, словно признавая своей настоящей матерью.
Король с королевой, казалось, даже помолодели от радости, что у них наконец есть наследник.
Глашатаи, трубя в морские раковины, объявили народу радостную весть:
— Тру-ту-ту! Тру-ту-ту! Родился принц! Тру-ту-ту!
Перед королевским дворцом собралась огромная толпа. Поначалу мало кто верил во всю эту историю с птичьим яйцом, но, когда король и королева вышли на балкон, чтобы показать своим подданным наследника и скорлупу огромного яйца, из которого он появился на свет, все собравшиеся принялись дружно хлопать в ладоши и радостно кричать:
— Да здравствует принц!
Конечно, нашлись и недоброжелатели, бурчавшие себе под нос:
— Принц-цыпленок! Только этого нам не хватало...
Принц рос не по дням, а по часам: за неделю вырастал, как за месяц, а за месяц — как за год. Был он ужасно упрямым и властным и вовсе не походил характером на цыпленка.
Королеве пришлось взять сразу трех кормилиц; они сменяли друг друга в течение дня, а вечером младенец не мог заснуть, пока его не покормят все трое.
В шесть месяцев принц был уже ростом с шестилетнего ребенка. Он умел говорить «да», «нет», «папа», «мама» и был ужасным непоседой, хотя еще и не научился толком ходить. Ему доставляло огромное удовольствие удирать и прятаться от кормилиц и доводить их до полного изнеможения.
А уж капризен был! Горе тому, кто не потакал всем его прихотям.
Он мог неожиданно налететь на короля, сов-сем уже тощего, сгорбленного и сморщенного, вцепиться в рукав и прояорно взобраться к нему на плечи. Бедный старик пытался освободиться и заставить принца слезть, но тот лишь крепче обхватывал его за шею, изо всех сил колотя ногами по бокам.
Его Величество, кряхтя и с трудом переставляя ноги, тащил сына к трону.
И уж лучше не вспоминать тот злополучный день, когда принцу попался на глаза один из министров с пышной седой бородой.
Едва старик наклонился, чтобы приласкать малыша, как тот вцепился обеими руками ему в бороду и принялся раскачиваться, будто маятник, заливаясь радостным смехом. Министр покраснел от боли и ярости, он с удовольствием швырнул бы негодника на пол... Но ведь это был принц! Король и королева лишь растерянно ульхбались, видя столь дерзкое поведение наследника.
Однако игра пришлась принцу по вкусу. И когда несколько дней спустя он снова увидел министра с пышной седой бородой, придававшей ему такой почтенный вид, шалун бросился ему навстречу, хлопая в ладоши от радости.
А как только старик наклонился, чтобы приласкать наследника, тот, не мешкая ни минуты, опять вцепился в великолепную бороду и принялся качаться на ней, хохоча во все горло. Несчастный министр и на этот раз не осмелился сбросить негодника. Принц как-никак! А король с королевой смотрят и улыбаются!
Что тут было делать министру? Хоть в отставку уходи, чтобы избегнуть столь жестоких забав! Подумал он, подумал и решил пожертвовать бородой, обрезать ее совсем коротко.
Когда принц увидел это, он сначала замер, не веря своим глазам, а потом как завопит, как ногами затопает!
Но стоило министру взять его на руки, чтобы успокоить, мальчишка вцепился в бороду и принялся дергать ее изо всех сил, будто надеялся, что она станет длинной, как прежде.
И вдруг... Словно сверкающий белый поток
покрыл грудь старика, потом колени, достиг пола и мгновенно заполнил залу, окружая всех, кто в ней находился. Принц был вне себя от радости, играя белыми змейками, которые ползли и шевелились, точно живые, к вящему ужасу министра. Волосы обвились вокруг трона, они поднимались все выше и выше, грозя задушить все живое. Ужас охватил короля и королеву.
— Принц, прекратите сейчас же!
— Немедленно остановите бороду!
Но все мольбы были напрасны. Белые змейки, словно живые, вились вокруг принца, распол-зались по всей зале, сплетаясь в громадные клубки. А он с радостным криком карабкался по ним, скатывался, кувыркался.
— Принц, прекратите!
— Перестаньте, умоляю вас!
Королева была смертельно напугана таинственной силой принца и в ужасе принялась звать на помощь:
— Приди, приди, Пляши-Кружись, притопни ножкой, покажись! Приди, приди, Кружись-Пляши, босые ножки хороши!
Крестьяночка явилась сразу же, пританцовывая и подпрыгивая.
— Чем могу служить, Ваше Величество?
— Как нам быть? Посмотрите только, что натворил наследник!
— Ну, это не страшно, Ваше Величество! Просто детские шалости.
Она взяла большие ножницы, висевшие на золотом шнурке у пояса, и обрезала волосы на том месте, где прежде кончалась борода министра.
Белые змейки, заполнявшие всю залу, стали на
глазах укорачиваться, таять, пока не исчезли без следа, будто их и не было.
— С этим, слава Богу, покончено, — сказала королева. — А что же будет потом?
— А потом? А потом? А потом? Сын-то ваш, вот и думайте сами о том!
И, пританцовывая и подпрыгивая, крестьяночка исчезла.
С того самого дня в короля с королевой вселился страх, который рос вместе с принцем. А поскольку за неделю наследник вырастал, как за месяц, вскоре он казался уже десятилетним. Пора было выбрать ему имя, и король с королевой решили устроить в честь этого события пышные празднества.
Мальчик очень повзрослел. Он мог неожиданно остановить короля и задать такой вопрос:
— А правда ли, Ваше Величество, что король может делать все, что ему угодно?
— Да, если это добрый поступок.
— А какие еще бывают поступки?
— Бывают и злые.
— А чем они отличаются?
— Это полные противоположности.
— Значит, королю позволено и то и другое?
— Государь должен подавать пример своим подданным, творя лишь добро.
— Выходит, остальные, если им это нравится, могут творить зло?
— Да, но их ждет наказание.
— И кто же их накажет?
— Королевское правосудие.
— А откуда станет известно, что они совершили зло?
— Вы всему этому научитесь, принц, когда вырастете.
Проходило несколько дней, и снова наследник преграждал королю дорогу. Заложив руки за спину и нахмурив брови, он задавал новый вопрос:
— А правда ли, Ваше Величество, что король может приказать отрубить голову, кому пожелает?
— Да нет же, вовсе не кому пожелает, а лишь тому, кто этого заслуживает.
— И много вам довелось отрубить голов, Ваше Величество?
— Мне? Ни одной. Для этого есть палач.
— Ну уж нет, когда я стану королем, то с большим удовольствием буду рубить их сам.
— О нет, принц, вы этого не сделаете! — воскликнул старик, и в голосе его был такой испуг, такая боль, что ребенок застыл от удивления, а потом покорно повторил:
— Я этого не сделаю, Ваше Величество. Король с королевой все чаще задумывались о
странностях принца. Стоило им остаться вдвоем, они тут же принимались гадать, каких еще сюрпризов можно ждать от судьбы.
— Он станет жестоким тираном!
— Его правление будет кровавым и ужасным!
— Ах, почему я не выбросил это злосчастное яйцо, когда вы принесли его во дворец? Помните, вы еще сказали тогда: «Попытка не пытка»...
— Может, мы и ошибаемся. Ведь он еще совсем ребенок.
— Самый настоящий маленький колдун! Едва вспомню историю с бородой министра, меня сразу бросает в дрожь. И вообще неизвестно, откуда взялось это яйцо. А сама Пляши-Кружись наверняка злая колдунья. Ах, королева, королева! Видно, зря мы столько лет мечтали оставить наследника, судьбу не перехитришь.
— Да, это не принесло нам ничего хорошего.
Придется снова просить совета у Пляши-Кружись.
— Она сказала: «Сын-то ваш, вот и думайте сами о том!»
— Значит, наберемся терпения. А там уж будь что будет...
— Ну что ж, пожалуй, вы правы, наберемся терпения.
А тем временем принц только и думал что о празднике, когда ему выберут имя.
Торжества устроили на берегу моря. И надо же такому случиться: как раз в эти самые дни море не успокаивалось ни днем, ни ночью. Казалось, волны нарочно неслись на скалы, чтобы разбиться об острые камни. Королю и королеве такая погода казалась дурным предзнаменованием, но ничего не поделаешь: праздник должен был состояться во что бы то ни стало. Ведь придворный колдун специально изучал движение Луны и звезд, чтобы узнать, в какой день лучше всего дать принцу имя.
Народу на берегу собралось видимо-невидимо. Одни принесли цветы, другие — ветви деревьев, третьи держали длинные шесты, на которых красовались головы диких зверей, как это принято у воинов. Король с королевой восседали на троне, сложенном из бревен и покрытом шкурами животных, убитых королем в те далекие и прекрасные времена, когда он был молод, силен и любил охотиться.
И вот наконец настал торжественный момент — появился принц. Руки его были связаны длинной веревкой, конец которой держал придворный колдун. Лицо колдуна было разрисовано красной и черной краской, а на голове покачивалось что-то вроде тюрбана, украшенного разноцветными перьями.
Веревка означала, что до этого дня принц подчинялся родительской воле, но теперь, получив имя, он становился независимым и свободным. Королю надлежало развязать узел и бросить веревку в море.
Но вдруг, ко всеобщему изумлению, принц одним движением разорвал веревку и помчался к скалам. В мгновение ока вскарабкавшись на самую высокую из них, принц бросился в воду. Огромные пенящиеся волны подхватили его и унесли в открытое море. Невольный крик ужаса вырвался у короля, у королевы, у толпы, собравшейся на берегу.
Однако вскоре принц появился снова, оседлав громадную волну, которая, казалось, вот-вот выбросит его на скалы. Но — о чудо! — принц не разбился. Он стоял, цел и невредим, на той самой скале, откуда перед этим бросился в море. Никто и охнуть не успел, как наследник, взмахнув руками, снова прыгнул со скалы. И опять огромные пенящиеся волны подхватили его и унесли в открытое море, и опять крик ужаса вырвался у короля, у королевы, у толпы, собравшейся на берегу.
Дрожа от страха, со слезами на глазах королева позвала:
— Приди, приди, Пляши-Кружись, притопни ножкой, покажись! Приди, приди, Кружись-Пляши, босые ножки хороши!
Крестьяночка тотчас же появилась, приплясывая и подпрыгивая, но видели ее только король с королевой.
— Чем могу служить, Ваше Величество?
— Умоляю, спасите его!
— Да разве вы не видите, что ребенок просто развлекается? Не забывайте, он же Тирититуф. И
вы должны назвать его именно так. Да вот он, глядите! Возвращается как ни в чем не бывало.
Все думали, что принц вымок с головы до ног. А между тем одежда его была совершенно сухой и даже не помялась.
— Что ж, назовем его Тирититуф, — сказала королева. — А как сложится его жизнь потом?
— А потом? А потом? А потом? Сын-то ваш, вот и думайте сами о том!
И, приплясывая и подпрыгивая, крестьяночка исчезла.
Глашатаи принялись трубить, народ захлопал в ладоши. Затем все стихло, и раздался глухой голос придворного колдуна:
— По королевскому указу принц будет носить имя Тирититуф!
— Да здравствует принц Тирититуф! Казалось, всеми овладело безумное веселье.
Лопаясь от смеха, люди повторяли: «Тирититуф! Тирититуф!»
До десяти лет принц рос словно звереныш, ни о чем не беспокоясь, кроме исполнения своих бесконечных капризов. А уж по части выдумок он был большой мастак.
После истории со змейками принц больше не дотрагивался до белоснежной бороды министра, зато непостижимым образом заставлял старика заговариваться. Стоило бедняге прийти к королю с докладом, как речь его становилась торопливой и бессвязной, так что ничего нельзя было разобрать.
Напрасно король махал руками, пытаясь остановить его:
— Не спешите, не спешите, господин министр! Говорите помедленнее, за вами никто не гонится!
А тот в ответ: тра-та-та! тра-та-та! Слова вылетали с такой скоростью, что казалось, наскакивали Друг на друга. И не было никакой возможности остановить его. Король какое-то время пытался слушать, а потом голова у него начинала гудеть, точно котел, и он удалялся, оставляя несчастного министра, который едва переводил дух.
И тогда принц, все это время неотрывно глядевший на него, спрашивал с недоброй усмешкой:
— Не желаете ли глоток воды, у вас, видно, в горле пересохло?
Министр прекрасно понимал, что это злая воля негодного мальчишки лишала его возможности говорить нормально. С каким бы удовольствием он отшлепал сорванца за столь неуважительное отношение к сединам! Но ведь это был наследник... И приходилось делать вид, что он принял все за шутку.
Стоило министру зайти к королю и увидеть там принца, его охватывала паника, и он старался задобрить шалуна: то принесет деревянную игрушку, сделанную собственными руками, то сласти, приготовленные его женой. Не тут-то было! Принцу доставляло огромное удовольствие, взяв игрушку, тотчас же разломать ее прямо на глазах старика или, едва надкусив пряник, швырнуть его на пол.
И министр снова начинал заикаться, не в силах связать двух слов. Он прекрасно понимал, что это дело рук злого мальчишки, который взъелся на него невесть за что. С каким удовольствием дал бы он пинка сорванцу! Но ведь это был наследник... И приходилось делать вид, что умиляешься детским шалостям.
Однако после того, как принцу дали имя, он начал меняться на глазах.
— Что с вами, Ваше Высочество?
— Вы нездоровы, Ваше Высочество?
В ответ на заботливые расспросы короля и королевы принц или отмалчивался, или нехотя отвечал:
— Ничего не случилось, Ваши Величества, я чувствую себя хорошо.
— Если вам чего-нибудь хочется, вы только скажите...
— Чего бы вы ни пожелали, все будет исполнено...
— Даже если я попрошу Луну?
— Но Луна не принадлежит нам, она принад-
лежит небу.
— Ах, так? А я хочу Луну!
И тогда, чтобы рассеять его печаль, королева говорила:
— Пойдемте в сад, принц. Как только Луна покажется из-за гор, я попрошу ее не подниматься на небосвод, а спуститься и поиграть с вами. Если она не очень занята, то придет.
Взяв мальчика за руку, она вела его в сад.
Казалось, Луна нарочно медлила и не спешила появляться. Тогда королева принималась напевать дрожащим, усталым голосом:
— Лунушка-Луна,
ты принцу так нужна!
Солнышка сестра, Луна-краса,
принц тебя заждался, явись на небеса,
Лунушка-Луна!
— Кто знает, куда она делась, все никак не взойдет, — бурчал принц с мрачной ухмылкой.
— Солнышка сестра, Луна-краса, принц тебя заждался, явись на небеса, Лунушка-Луна!
Наконец Луна медленно появлялась, будто и впрямь услышала зов старой королевы; но принц, увидев ее, такую огромную и багровую, принимался истошно кричать:
— Фу, какая безобразная! Она мне больше не нужна!
И непонятно было, притворяется он или всерьез.
Иногда короля с королевой охватывал страх.
— Ох уж это яйцо! — приговаривал король.
— Но ведь мы хотели только добра! — твердила королева. — А может, мы ошибаемся? Ти-рититуф ведь совсем еще ребенок.
Но король возражал:
— Мне кажется, все это тянется целую вечность.
Он думал о том, что ждет их, согласно обычаю этой страны, когда принцу исполнится восемнадцать лет...
Тем временем принц увлекся охотой.
Он потребовал завести добрую сотню собак, и королевский дворец казался теперь огромной псарней.
Псы лаяли, носились по залам, дрались и шумели с утра до вечера. Принцу нравилось стравливать их, он никогда не давал им спокойно полежать в конуре, даже после кормежки, а кормил он своих собачек три, порою даже четыре раза в день. Стоило королю собрать своих министров, в залу врывался наследник, а за ним и вся свора.
— Ваше Величество, Ваше Величество, мои собачки пришли поздороваться с вами!
Собаки дружно лаяли:
— Гав! Гав! Гав!
Королю и министрам приходилось зажимать уши.
— Благодарю, принц, благодарю! А теперь уведите их отсюда.
— Как, разве вы не рады, Ваше Величество?
— Ну что вы, что вы, я очень рад... Но все-таки уведите их, пожалуйста!
А собаки знай себе:
— Гав! Гав! Гав!
Принц хохотал, скакал по зале и тоже лаял.
Доставалось от него и королеве.
Чтобы хоть чем-нибудь заняться, она проводила время за прялкой. Вместе с придворными дамами целый день пряла лен и коноплю, совсем как во времена своей молодости. У нее была красивая прялка, выточенная давным-давно старым пастухом и доставшаяся ей от матери и бабки.
Одна фрейлина придерживала прялку, пока старая женщина потихоньку крутила колесо, другая сучила нить.
Так они проводили день за днем в ожидании своего часа, как говаривал король, — он устал от жизни и пресытился ею гораздо больше, чем королева.
Принц врывался в покои королевы вместе со всей своей сворой.
— Ваше Величество, Ваше Величество, мои собачки пришли поздороваться с вами.
— Гав! Гав! Гав!
Придворные дамы тут же окружали королеву живой стеной, а сами визжали от страха.
— Благодарю, принц, благодарю! Уведите их отсюда.
— Как, разве вы не рады, Ваше Величество?
— Ну что вы, что вы, я очень рада... Но все-таки уведите их, пожалуйста!
А собаки знай себе:
— Гав! Гав! Гав!
Принц хохотал, скакал по зале и тоже лаял.
Но хуже всего было, когда он врывался на дворцовую кухню и собаки опрокидывали кастрюли и котлы, набрасывались на мясо и дичь, приготовленные для жаркого, кусали поваров и поварят, которые пытались остановить этот погром.
Принц только за бока хватался от хохота.
Но однажды, когда повара явились на кухню, мучительно размышляя, из чего бы приготовить обед, они с удивлением увидели, что в котлах и кастрюлях что-то булькает и кипит, а на столах возвышаются груды дичи, которой хватило бы, чтобы кормить королевский двор целую неделю.
Все переглядывались и шептали:
— Это дело рук принца! Это дело рук принца!
Они очень испугались, ведь им частенько приходилось ругать его за глаза.
Но с того самого дня псы принца больше не появлялись на кухне, и повара с поварятами могли спокойно заниматься своим делом. Однако, стоило им заслышать собачий лай, они вздрагивали, бледнели и замирали от страха.
Теперь принц целыми днями охотился в окрестных лесах и горах на диких зверей.
Он их не убивал, а только ранил, и затем их доставляли во дворец. Это были волки, лисы, медведи, кабаны, попадались кролики, зайцы и разные птицы.
Принц лечил зверей сам, всячески заботился о них, и когда они выздоравливали, то становились совсем ручными и ходили за ним по пятам из комнаты в комнату, совсем как собачонки. Все разбегались при виде их, король с королевой вначале то- же очень боялись и спешили закрыть двери в свои покои, чтобы хищники не напали на них.
Но потом, убедившись, что дикие звери стали
совсем ручными, они начали подходить ближе, ласкать их, играть, не опасаясь зубов и когтей.
В один прекрасный день явился во дворец королевский посол из соседней страны.
— Ваше Величество!
У вас есть Солнце, а у нас — Луна,
и с ним она увидеться должна.
Не сможет без Луны проснуться Солнце —
без Солнца в небе не взойдет Луна.
Король отвечал:
— Дайте мне три дня, чтобы поговорить с
принцем.
Вызвав к себе Тирититуфа, он спросил:
— Дорогой сын! Не хотите ли взять в жены прелестную принцессу?
— Вот уж не знаю, на что мне эта горбунья.
— А кто сказал, что она горбатая?
— Мало того что горбатая, еще и кривая.
— Кривая? Кто вам сказал?
— Никто. Просто я знаю, вот и все!
После этих слов король совсем растерялся и никак не мог придумать, что же ответить послу. И он попытался еще раз вразумить принца:
— Тирититуф! Тирититуф! Подумайте хорошенько!
Принц ответил ему насмешливой песенкой:
— Тирититуф! Тирититуф!
На что мне, скажите, горбунья... горбуф!
Тирититоф! Тирититоф!
На что мне, скажите, кривая... кривоф!
— Ах, принц! Боюсь, нам объявят войну.
— Тогда я сам объясню послу, чем может закончиться эта война!
И принц привел за собой всех прирученных
зверей.
Посол поначалу перепугался до смерти, а потом успокоился, даже решился погладить лису, потрепать по загривку волка, похлопать по бокам медведя. Он изо всех сил старался угодить принцу, надеясь на такой ответ:
— Не может без Луны проснуться Солнце — без Солнца в небе не взойдет Луна.
И вдруг лисы затявкали, волки завыли, медведи зарычали, кабаны захрюкали... Звери накинулись друг на друга, принялись рвать когтями и зубами — только клочья полетели. В одно мгновение парадная зала превратилась в кровавую
бойню.
Принц повернулся к бледному, насмерть перепуганному послу, который забился в угол, дрожа от страха, и сказал:
— Передайте привет своему королю и расскажите ему о том, что здесь увидели.
— Передам!.. Расскажу!.. — пробормотал посол, мечтая поскорей унести ноги.
На следующий день принц опять отправился на охоту, чтобы раздобыть себе новых зверей. Король с королевой сокрушались:
— Это яйцо принесло нам одни несчастья!
— Кто же мог знать, что так выйдет?
— Лучше уж совсем не иметь детей, чем так
мучиться.
— Ну, да теперь нам недолго осталось.
— И впрямь, совсем недолго...
И оба тяжело вздыхали, всей душой желая только одного: чтобы принцу поскорей исполнилось восемнадцать лет.
Согласно обычаю той страны король с королевой должны были разделить участь всех стариков. Пока не оставили преемника, они сидели
на троне и правили; теперь же какой-никакой, а сын у них был, пора было начинать приготов-ления к торжественной церемонии.
Более полувека назад король и королева сделали со своими родителями то, что велел обычай, и теперь им казалось совершенно справедливым, если принц Тирититуф поступит так же с ними самими.
Наконец наступило долгожданное утро. Мужчины, женщины, дети, старики — все, кто был в силах дойти до дальнего леса, оставили свои хижины и собрались вокруг дворца в праздничных одеждах, украсив головы венками из цветов.
Чтобы процессия была более торжественной, в один день с королем и королевой должны были отвести в лес и других стариков, поэтому их домочадцы толпились вокруг дворца в ожидании королевской четы.
Под звуки труб вышли колдун, придворные и дамы из свиты королевы, за ними — повара и поварята с блюдами, полными разных яств, от которых поднимался пар. И вот появились король, королева и принц — носилки, сделанные из веток и украшенные листьями, несли на плечах сильные воины.
Старики улыбались, словно отправились на приятную прогулку; каждому, кто к ним обра-щался, они отвечали спокойно и дружелюбно.
Шумный, веселый, нескончаемый кортеж от- правился в путь. У леса все остановились, чтобы пропустить вперед короля, королеву и других ста- риков вместе с сопровождавшими их домочадцами.
Впереди шествовал придворный колдун, за ним — принц, впервые надевший знаки королевского отличия, следом король с королевой и повара с поварятами. На большой поляне по-
среди леса короля с королевой опустили на землю и усадили на поваленные стволы.
— Приятного сна! — пожелал принц.
— Приятного сна! — повторил колдун.
И они удалились, оставив стариков умирать в лесу.
Король и королева поглядели друг другу в глаза и вздохнули с облегчением:
— Наконец-то! Наконец-то!
Все глуше доносились голоса придворных, которые радостными возгласами приветствовали нового короля Тирититуфа, сопровождая его во дворец. А родители, примирившись с участью, уготованной им старинным обычаем, снова повторили, вздохнув с облегчением:
— Наконец-то! Наконец-то!
Других стариков отвели подальше в лес из уважения к Их Величествам.
Опустилась ночь. Устроившись поудобнее на подстилке из сухих листьев, король с королевой отошли ко сну. Но едва они задремали, как их разбудил вой диких зверей, рыскавших по лесу в поисках добычи.
— Ведь они и сюда придут!
— Они разорвут нас на части!
Уж лучше сначала умереть от голода и только потом стать добычей волков и медведей.
Со всех сторон доносились наводившие ужас человеческие крики. Это звери добрались до других стариков, оставленных в лесу.
Припомнив, что двое из тех несчастных были довольно-таки упитанными, король промолвил со странной улыбкой:
— Вот уж теперь волкам и медведям нашлось чем поживиться.
— Ну, от нас-то им достанется только кожа да
кости! — вздохнула королева. — Пришли бы уж поскорей.
— По крайней мере мы обрели бы покой. Они прождали еще несколько томительных
часов.
По всему лесу раздавались крики и рычание зверей, звуки то приближались, то удалялись, то становились громче, то стихали.
— Они совсем близко, Ваше Величество!
— Кажется, они ушли, Ваше Величество! Наконец короля с королевой одолел сон. Проснувшись поутру, они увидели, что солнце
поднялось уже высоко, и очень удивились, увидев друг друга целыми и невредимыми.
— А не перекусить ли нам, Ваше Величество? — предложил король.
— Пожалуй, перекусим, Ваше Величество. Провизии им оставили так много, что можно
было прожить целую неделю.
— Оставим что-нибудь для зверей, — сказала заботливая королева.
— Давайте оставим, Ваше Величество, — через силу улыбнулся король.
— Что вам налить, Ваше Величество? — спросила королева. — У нас есть вода, есть вино.
Решено было выпить вина.
Подкрепившись, они поудобней устроились на поваленных деревьях, закрыли глаза и принялись ждать, что же будет дальше.
— Пожалуй, зря мы все-таки поели.
— Да, наверное, зря.
— Ну уж завтра ни к чему не притронемся!
— Да, да. Ни к чему!
— Если, конечно, лесные звери не съедят нас до завтра.
— А если съедят — тем лучше.
С наступлением ночи по всему лесу снова раз-
неслись человечьи крики и звериный рык. Звуки то приближались, то удалялись, то становились громче, то стихали.
— Они совсем близко, Ваше Величество!
— Кажется, они ушли, Ваше Величество! Наконец короля с королевой одолел сон.
А тем временем принц бродил по залам и анфиладам дворца как потерянный, и только одна мысль мучила, терзала его:
«Кто же все-таки мои настоящие родители?» Ему нужно было узнать это во что бы то ни стало.
Снова овладевала им какая-то неведомая сила, как случалось уже не раз, хоть и происходило это помимо его воли.
«Кто же все-таки мои настоящие родители?» Однако не хотелось никого спрашивать. Неловко было показывать людям свои сомнения в том, что старые король и королева — его родители. День и ночь не покидала юношу неотвязная мысль:
«Кто же все-таки мои настоящие родители?» И вот однажды утром, не в силах больше терпеть, он приказал позвать придворного колдуна.
— Ты знаешь все на свете. Отвечай, если жизнь дорога.
Колдун задрожал с головы до ног.
— Что прикажете, Ваше Величество?
— Кто лее все-таки мои настоящие родители?
— Клянусь, Ваше Величество, мне не удалось узнать всей правды. Король с королевой состарились, и единственное, что поддерживало в них жизнь, это мечта о наследнике. И вдруг в один прекрасный день король объявил: «Королева снесла яйцо». Кто мог позволить себе не поверить
словам короля?
— А ты все это видел собственными глазами?
— Я не видел этого, Ваше Величество. Знаю лишь, что королева долго высиживала яйцо, а потом король призвал глашатаев и приказал трубить в трубы. Народу объявили, что родился наследник, и показали вас и остатки огромной скорлупы. Это все, что я знаю, Ваше Величество.
— Да где же это видано, чтобы королевы несли яйца?
— Я рассказал вам все, что знаю, Ваше Величество.
— Берегись! Если ты меня обманул — не сносить тебе головы.
Колдун поспешно удалился, кланяясь и дрожа с головы до ног.
Тогда принц решил допросить старого министра с длинной седой бородой, которому мальчишкой он причинил столько неприятностей.
— Ты уже много лет занимаешь должность министра, отвечай, если жизнь дорога!
Старик с белоснежной бородой затрясся как осиновый лист и едва смог пробормотать:
— Что прикажете, Ваше Величество?
— Кто же все-таки мои настоящие родители?
— Вот что мне известно, Ваше Величество, и не моя вина, что мне не известно ничего больше. Однажды королеве кто-то подарил яйцо, сказав при этом: «Если вы станете его высиживать, у вас родится сын». Король поначалу был против, потому что боялся за доброе имя королевы. Но она ответила: «Надо попробовать...» Вот так вы и роди-
лись. Я рассказал вам все, что знаю, Ваше Величес-
— Берегись! Если ты меня обманул — не сносить тебе головы!
Почему же ему самому не приходила мысль , спросить у короля с королевой, каким образом он появился на свет? Однако теперь уже слиш-
ком поздно. Без сомнения, старики либо умерли от голода, либо их разорвали дикие звери.
И тут принц вспомнил, что несколько раз слышал, как королева произносила какое-то странное имя: Пляши-Кружись. При этом она говорила что-то шепотом королю, словно опасаясь, что ее могут услышать.
Кто знает, почему снова и снова вспоминалось ему загадочное имя? Похоже, это было неспроста. И принц опять приказал позвать придворного колдуна, ему хотелось застать того врасплох.
— Кто такая Пляши-Кружись? Где она живет? Чем занимается?
Колдун захлопал глазами от удивления.
— Пляши-Кружись? Сроду не слыхал, Ваше Величество.
— Так ищи, призови на помощь все свое искусство. А иначе какой от него толк?
— Я сделаю все, что в моих силах! Призову на помощь силы земные и небесные. Дайте мне несколько дней сроку.
— Даю три дня.
— Благодарю вас, Ваше Величество!
И опять пришел черед министра с длинной седой бородой.
Принц и его попытался застать врасплох.
— Кто такая Пляши-Кружись? Где она живет? Чем занимается?
— Пляши-Кружись? Сроду не слыхал, Ваше Величество.
— Разошли повсюду соглядатаев и шпионов. Даю шесть дней сроку.
— Сделаю все, что в моих силах, Ваше Величество!
Но едва министр вышел из тронного зала, ему показалось, что головы он уже лишился. С коро-
лем Тирититуфом шутки плохи, это знали все еще с тех пор, когда он был мальчишкой.
Прошло три дня, и придворный колдун предстал перед своим повелителем. Он был очень бледен, весь дрожал и никак не мог собраться с духом, чтобы заговорить.
— Прикажите отрубить мне голову, Ваше Величество! Я не смог узнать, кто такая Пляши-Кружись, где она живет, чем она занимается. Прикажите отрубить мне голову!
— Оставь ее себе! Тем более что от такой головы никакого толку — ни тебе, ни другим.
Колдун, счастливый, что легко отделался, рад был унести ноги подобру-поздорову.
Еще через три дня предстал перед королем министр с длинной седой бородой. И он был очень бледен, весь дрожал и никак не мог собраться с духом, чтобы заговорить.
— Прикажите отрубить мне голову, Ваше Величество! Самые преданные и ловкие шпионы не смогли ничего разузнать. Никто и слыхом не слыхивал о Пляши-Кружись. Прикажите отрубить мне голову!
— На что мне твоя голова? Не было от нее никакого проку до сих пор, не будет и впредь.
И министр, счастливый, что так легко отделался, был рад унести ноги подобру-поздорову.
А тем временем на лесной поляне двое стариков не переставали удивляться, что они все еще живы, и укладывались спать на ложе из сухих листьев, чтобы утром проснуться и снова не поверить своим глазам. И впрямь непонятно было, как это лютые звери до сих пор не разорвали их в клочья, хотя с каждым днем подбирались все ближе, чуя верную поживу.
И со дня на день это должно было случиться. Но если бы звери и не напали на них, все равно
стариков ждала верная смерть от голода, ведь запасов у них совсем не осталось.
__Пожалуй, зря мы все-таки поели, Ваше Величество.
— Да, наверное, зря.
— На завтра не осталось ни крошки.
— Что ж, тем лучше. Мне так опостылела эта жалкая старость!
Однако на следующий день, первая не выдержав мук голода, королева принялась заглядывать во все горшки и котелки, надеясь отыскать хоть что-нибудь съестное. Но ничего больше не было! И тогда, совсем отчаявшись, она решила позвать на помощь Пляши-Кружись:
— Приди, приди, Пляши-Кружись, притопни ножкой, покажись! Приди, приди, Кружись-Пляши, босые ножки хороши!
Крестьяночка явилась сразу же, пританцовывая и подпрыгивая.
— Чем могу служить, Ваше Величество?
— Дорогая Пляши-Кружись, мы здесь — чтобы умереть, как умирали прежде наши деды и прадеды. Это справедливо. Да и кому мы нужны теперь, такие старые и беспомощные! Тири-титуф стал королем. Народ его прославляет, потому что он сильный, молодой и красивый, да к тому же многие боятся его.
— Вот именно, боятся.
— Нам это уже безразлично. Мы здесь — чтобы умереть. Только вот лесные звери не спешат на нас нападать. Видно, мы для них слишком жалкая добыча. А умереть от голода, пусть даже и в таком возрасте...
— Все понятно. А что бы вы сказали, Ваше Величество, если бы пришлось начать все сначала?
— О нет! — воскликнул король.
— Почему бы и не попробовать? — задумчиво промолвила королева.
Крестьяночка, не переставая приплясывать, расхохоталась.
— Вы были такими добрыми, что, пожалуй, заслужили этот дар.
Она велела старикам лечь на подстилку из сухих листьев, служившую им постелью, а сама принялась делать какие-то загадочные движения руками, произнося заклинания.
— Вода и Земля, Солнце и Ветер!
Пусть вновь расцветет цветок на рассвете!
Солнце и Ветер, Земля и Вода,
вы можете чудо свершить без труда!
Стариков одолела сладкая дрема. Они закрыли глаза, улеглись поудобнее и, убаюканные напевными заклинаниями, погрузились в глубокий сон.
— Солнце и Ветер, Земля и Вода, вы можете чудо свершить без труда!
Пляши-Кружись навещала их каждый день. Казалось, ничто не тревожило сна стариков. Тем временем тела их будто съеживались, становились все меньше и меньше, пока не стали похожи на два больших кокона.
Прошло три недели, и вот однажды Пляши-Кружись привела с собой на поляну двух прелестных козочек. К тому времени коконы превратились в очаровательных малышей, девочку и мальчика, и козочки принялись заботливо вскармливать их своим молоком.
Так старые король и королева, оставленные на лесной поляне, где они должны были по-
гибнуть согласно обычаям своей страны, чудом снова явились на свет.
Росли они не по дням, а по часам, за день вырастали, как за неделю, а за неделю — как за месяц. Пляши-Кружись приносила малышам еду и одежду, заботилась о них, учила говорить. Дети росли живыми и веселыми, звали крестьяночку мамой. Порой, сами того не ожидая, они вдруг отвешивали друг другу забавные поклоны.
— Примите мои уверения, Ваше Величество!
— К вашим услугам, Ваше Величество!
И застывали, в изумлении глядя друг на друга, не понимая смысла сказанных слов.
Но в один прекрасный день будто пелена спала с их глаз, и они все вспомнили.
— Да ведь я король!
— А я королева!
— У нас был сын!
— Он был нашим... и не нашим.
— Увы! И нашим... и не нашим.
Теперь они вспомнили абсолютно все. Что же делать? Ведь нельзя больше оставаться в лесу. Что же делать?
И вот однажды, когда они в который раз ломали голову, как им быть дальше, откуда ни возьмись появились придворный колдун и министр с длинной седой бородой, которая стала еще длиннее. Они пришли, чтобы отыскать останки королевской четы и похоронить с положенными почестями. Король и королева сразу их узнали. Но министр и колдун никак не могли взять в толк, что двое молодых людей, пышущих здоровьем и силой, и есть их престарелые повелители, оставленные в лесу на верную гибель.
— А как там король Тирититуф?
— Исчез. Никто о нем больше не слыхал. Он
решил во что бы то ни стало узнать, чей он сын, и отправился на поиски какой-то... как же ее...
— Пляши-Кружись, — вспомнил колдун.
— Да-да, он уверен, что она непременно должна что-то знать.
Ни один из них не решался сказать: «Раз вы наши прежние повелители, вам подобает вновь вернуться во дворец...»
Кто мог убедить народ, что тут нет никакого обмана? Кому приходилось раньше быть свидетелем столь невероятного омоложения стариков?
Сами-то министр и колдун больше не сомневались, что перед ними король и королева, ведь те неустанно повторяли;
— А помните? А помните?
И рассказывали о таких секретных делах, которые не могли быть известны никому, кроме самых близких придворных.
— Так как же нам быть, Ваше Величество?
— Отправимся во дворец и станем дожидаться возвращения короля Тирититуфа.
Возвращение их было поистине триумфальным!
Весь народ высыпал им навстречу с цветущими ветками в руках, воины держали на длинных пиках охотничьи трофеи — головы диких зверей, вестники трубили в морские раковины. Люди собрались на том самом месте, откуда недавно провожали своих престарелых правителей в лес, на верную гибель.
— Да здравствует король!
— Да здравствует королева!
Радостно приветствуя королевскую чету, многие, однако же, подозревали, что вся эта история — очередная хитрость министра и колдуна.
А тем временем король Тирититуф странствовал по свету в поисках Пляши-Кружись, тол-
ком даже не зная, кто это — женщина или муж-
чина.
Ему не хотелось быть узнанным, поэтому он все время менял костюм, стараясь, однако, одеваться так, чтобы везде привлекать к себе внимание.
Часто люди останавливали его из любопытства и спрашивали:
— Кто вы? Кого ищете?
— Я ищу свою мать.
— А как ее зовут?
— Это мне неведомо. Но тайну может открыть Пляши-Кружись. Кто укажет мне, где ее найти, получит пригоршню золота и бриллиантов.
Глядя на его странные одежды, перья в волосах, ожерелье из кабаньих зубов на груди, посох, увитый плющом, мальчишки бежали следом и дразнили:
— Эй!.. Пляши!
— Эй!.. Кружись!
Им казалось, что это и есть его имя, потому что другого никто не слыхал.
Однако король Тирититуф не терял надежды, шел от города к городу, от селения к селению в поисках Пляши-Кружись, хоть и не знал даже, кто это — женщина или мужчина. И по-прежнему носил разные наряды, один нелепее другого, чтобы привлечь к себе внимание.
— Как? Пляши-Кружись? Нет, в наших краях о такой и не слыхивали.
— Кто мне укажет, где ее найти, получит при- горшню золота и бриллиантов.
Мальчишки досаждали ему все сильнее. Они толпились вокруг, дергали за край туники, обры-вали плющ с посоха, хохоча и выкрикивая:
— Эй!.. Вот она, Пляши!
И принимались приплясывать и кривляться.
— Эй!.. Вот она, Кружись!
И скакали вокруг странника.
Но король Тирититуф не терял надежды, шел от города к городу, от селения к селению, уверенный, что рано или поздно отыщет Пляши-Кружись, кто бы это ни был.
И по-прежнему менял наряды, чтобы на него обращали внимание. А люди его останавливали и спрашивали с любопытством:
— Кто вы? Кого ищете?
— Я ищу свою мать.
— А как ее зовут?
— Этого я не знаю. Но тайну может открыть Пляши-Кружись. Кто укажет мне, где ее найти, получит пригоршню золота и бриллиантов.
В тот раз он был одет в медвежью шкуру, сзади волочился длинный-предлинный хвост. В волосах, как всегда, перья, на груди ожерелье из кабаньих зубов, а в руках — увитый плющом посох.
Мальчишки, толпой окружив его, кричали:
— Эй!.. Пляши!
— Эй!.. Кружись!
Увидев длинный хвост, сорванцы ухватились за него, думая остановить Тирититуфа, но он потащил их всех за собой, словно легкие перышки. Потом вдруг хвост описал дугу в воздухе — и мальчишки полетели в разные стороны.
Устал Тирититуф бродить понапрасну, разуверился в том, что найдет Пляши-Кружись или кого-нибудь другого, кто сможет ему помочь. И чем сильнее становилось отчаяние, тем больше мучил его вопрос: «Кто же все-таки мои насто- ящие родители?»
Однажды он забрел в пустынную местность и с. присел на камень отдохнуть. Перед ним вилась тропинка, она, казалось, звала его вперед, не давая перевести дух.
И тут он вспомнил, что осталось совсем немного до истечения намеченного срока в один год, один месяц и один день, пора было возвращаться во дворец. Но как же не хотелось пускаться в обратный путь, так и не раскрыв тайны загадочного яйца, которое когда-то высиживала старая королева...
Странника мучили голод и жажда» и он достал свои скудные припасы. Вдруг ему показалось, что вдалеке по тропинке кто-то движется, странно подпрыгивая и пританцовывая. Издали было не разобрать, зверь то или человек, приближается он или удаляется.
Тирититуф изо всех сил старался разглядеть, что же это такое, сердце его громко колотилось от волнения. Это существо там, вдалеке, хоть и подпрыгивало и приплясывало непрестанно, все же не двигалось ни вперед, ни назад, словно кого-то поджидало.
— А вдруг это и есть Пляши-Кружись?
И он бегом помчался к ней. На этот раз предчувствие не обмануло его.
— Послушайте, милая девушка, ведь вы и есть Пляши-Кружись?
— Да. И я вас знаю, король Тирититуф.
— Ведь я уже больше года ищу вас повсюду! Ах, скажите мне наконец, чей я все-таки сын?
— Да на что вам это знать, Ваше Величество? Она все подпрыгивала и приплясывала, и у короля закружилась голова.
— А вы не могли бы остановиться, хотя бы на минутку?
— Если я остановлюсь, это буду уже не я.
— Как это так?
— Я снова стану такой, как тысячу лет назад.
— Тысячу лет назад?
— Надо взять золотой гвоздь, нагнуться и вбить его в землю лбом, приговаривая при этом:
Тили! Тили! Тили! Тили!
Никто не заметит, как гвоздик забили.
Тили! Тили! Тилибом!
Здесь будет гвоздик, забитый лбом!
И она продолжала приплясывать с невероятными ужимками и гримасами.
У короля Тирититуфа как раз нашелся в кармане золотой гвоздь. Он наклонился, воткнул гвоздь в землю и принялся забивать его лбом, приговаривая:
— Тили! Тили! Тили! Тили!
Никто не заметит, как гвоздик забили...
Взглянув на Пляши-Кружись, он увидел, что она пошатнулась, словно вот-вот лишится чувств. И он поспешил продолжить:
— Тили! Тили! Тилибом!
Здесь будет гвоздик, забитый лбом!
И опять поднял голову, чтобы поглядеть на девушку.
Плотный серый туман окутал ее фигуру. Когда туман рассеялся, король увидел перед собой большую обезьяну в плаще, затканном золотом и серебром, расшитом крупными бриллиантами, похожими на звезды.
Король Тирититуф ни капельки не испугался. Он сразу подумал: «Должно быть, это фея!» И отвесил ей почтительный поклон. Странно, обезьянье лицо не было отталкивающим, напротив, что-то необычайно привлекательное таилось в выражении глаз, в уголках губ. Казалось, оно излучает доброту.
— Благодарю, Ваше Величество! До сих пор мне не удавалось услышать эти слова: «А вы не могли бы остановиться, хотя бы на минутку?» Тысячу лет я была заколдована и вынуждена вечно приплясывать и подпрыгивать. Это была месть... Я не могу сказать, кто меня заколдовал. Вы меня освободили, теперь я счастлива, что обрела свой прежний облик. В благодарность я буду помогать вам всем, чем смогу.
— Тогда скажите, чей я сын?
— Да на что вам это знать, Ваше Величество?
— Если бы это не было так важно для меня, я бы и не спрашивал.
— Ну хорошо, Ваше Величество. Вы появились на свет из яйца птицы тирититуф. Но вот только...
— Говорите, говорите же, Пляши-Кружись!
— Не называйте меня так больше. Для вас я буду фея... Фьорелла. Мое истинное имя звучит настолько нежно, что всякий, кто случайно услышит его, может умереть от удовольствия. Зовите меня Фьорелла.
— Говорите, говорите же, фея Фьорелла!
— Так вот, это яйцо птицы тирититуф было за- колдовано, чтобы отомстить мне... Я не могу вам
сказать, кто его заколдовал. Но если бы его высиживала я, на свет появился бы чудовищный змей.
— Но я чувствую, что иногда становлюсь хуже любого змея! Во мне просыпается желание причинять зло всем без разбора. Сам не знаю, что меня все-таки останавливает.
— Вас останавливает доброе влияние старой королевы, которая высиживала яйцо.
— Но она умерла!
— Совсем наоборот, она жива и снова стала молодой, как и король, ее супруг. Вот только...
— Говорите, говорите же, фея Фьорелла!
— Для того чтобы снова появиться на свет и стать добрым, вам пришлось бы подвергнуться тяжкому испытанию. Хватит ли у вас мужества? Вот, слышите, королева зовет меня! Прислушайтесь, это ее голос.
Издалека донесся слабый-слабый зов:
— Приди, приди, Пляши-Кружись!..
Король Тирититуф почувствовал сильное волнение. И в этот момент, не успел он и глазом моргнуть, фея Фьорелла исчезла. Он с тоской огляделся. Сердце его сильно билось, словно он знал, что она не заставит себя долго ждать.
Странное чувство овладело им: словно кто-то нашептывал на ухо неясные слова. Постепенно они становились все слышнее, слышнее. Ах, это фея Фьорелла, он узнал ее голос! Она объясняла, что ему предстоит совершить, дабы вновь появиться на свет — добрым.
Король Тирититуф долго прислушивался и никак не мог понять, на самом ли деле звучат эти слова, или же это плод его воображения. Но когда голос спросил: «Так вы хотите этого? Хотите?» — он громко закричал:
—Да! Да!
И тут снова появилась фея фьорелла, в плаще, затканном золотом и серебром, расшитом крупными бриллиантами, похожими на звезды. Она приветливо ему улыбнулась.
— Вы сказали «да», Ваше Величество?
— О да, да, фея Фьорелла!
— Тогда возвращайтесь во дворец. Король и королева ждут вас. Чтобы не терять времени, ухватитесь-ка покрепче за мой плащ и закройте глаза.
Только ветер засвистел в ушах. Вперед, вперёд! И прежде, чем он успел опомниться, неведомая сила мягко опустила его... в королевских покоях.
Увидев, насколько помолодели старые король и королева, Тирититуф долго не мог прийти в себя и очень радовался за них. Но стоило появиться придворному колдуну и министру, как принцем снова овладело желание зло подшутить над ними.
Тогда он спешно принялся за все приготовления к великому испытанию, назначенному феей Фьореллой.
Ему предстояло пятнадцать дней не брать в рот ни крошки, хотя каждое утро в его комнату будут приносить самые изысканные яства и ап- петитно дымящиеся блюда. Испытание можно было повторить не более трех раз. Если же и третий раз он не преодолеет искушения, фея Фьорелла уже ничем не сможет ему помочь.
И вот король Тирититуф остался один в своей комнате. У одной стены стояла кровать, у другой — стол, уставленный блюдами с горячей едой.
Первые три дня от аромата всех этих кушаний у него до дурноты кружилась голова. Он расхаживал по комнате туда-сюда, стараясь даже не смотреть на стол. Но с каждым днем запахи мучили его все сильнее, казалось, что, вдыхая их, он глотает кусочек за кусочком. От голода начались сильные боли в животе, одолевала слабость, темнело в глазах... На десятый день он долго стоял у стола, пожирая взглядом кушанья, которые, казалось, кричали: «Съешь нас! Съешь нас!» — и вдруг набросился на еду, будто дикий зверь, и начал запихивать в рот все подряд, глотая с такой жадностью, что едва не задохнулся. А когда почувствовал, что наелся до отвала, то
бросился в постель и проспал до следующего утра.
— Ах, Ваше Величество, что же вы наделали? Теперь придется начинать все сначала!
— Простите меня, фея Фьорелла! Я начну все сначала.
Он услышал голос феи Фьореллы, упрекавшей его. Сама же фея оставалась невидимой.
И он начал сначала.
Первые пять дней от аромата кушаний у него до дурноты кружилась голова. Он расхаживал по комнате туда-сюда, стараясь даже не смотреть на стол.
Ах, эти тончайшие запахи, мучительно щекотавшие ноздри! Однако Тирититуф твердил про себя: «Ну нет! На этот раз у вас ничего не выйдет!»
А сам глотал слюнки, представляя себе, что глотает кусочек за кусочком.
«Ну нет! На этот раз у вас ничего не выйдет! Ничего не выйдет!»
Но боли в животе мучили все сильнее, голова кружилась, в глазах темнело от слабости.
Кушанья благоухали, от них поднимался пар, казалось, они кричали: «Съешь нас! Съешь нас!»
«Ну нет! На этот раз у вас ничего не выйдет! Ничего не выйдет!»
Но на двенадцатый день... Хуже голодного зверя набросился он на еду, запихивая в рот все без разбора, глотая с такой жадностью, что чуть было не задохнулся. Наевшись до отвала, Тирититуф, бросился на постель и проспал до утра.
— Ах, Ваше Величество! Что же вы наделали? Опять придется все начинать сначала. Но уж это в последний раз, берегитесь!
— Простите меня, фея Фьорелла! Я начну сначала!
Слова феи напугали его не на шутку.
На третий раз повара превзошли сами себя: так аппетитны были яства, так щекотали ноздри приятные запахи.
А Тирититуф, разгневанный обилием искушений, упрямо твердил про себя: «Ну нет! На этот раз у вас ничего не выйдет! Не выйдет!» Дымящиеся на столе ароматные кушанья, казалось, кричали ему: «Съешь нас! Съешь нас!»
Но король Тирититуф стоял и смотрел на них, не доверяя им больше.
И как ни мучили его боли в животе, как ни терзали соблазнительные запахи, он снова и снова сопротивлялся что было сил. Иногда ему мерещились всякие ужасы: будто от дымящихся блюд тянутся чьи-то руки, пытаясь схватить его и заставить есть насильно. Голова кружилась...
«Ну нет! На этот раз у вас ничего не выйдет! Не выйдет!»
Наступил последний день испытания; и едва настал час его торжества, король Тирититуф упал без чувств.
За пятнадцать дней без пищи он побледнел, похудел почти до неузнаваемости.
Зато министр с белоснежной бородой и придворный колдун, которые целый месяц объедались яствами, приготовленными для короля, ужасно растолстели: даже двигались с большим трудом, отдуваясь на каждом шагу. Король Тирититуф, глядя на них, не мог удержаться от смеха.
Тем временем по указанию феи Фьореллы в королевском саду готовили место для постройки огромного яйца, в которое должны были заключить короля Тирититуфа, чтобы он родился заново.
Скорлупу нужно было сделать тонкой-пре-тонкой, но прочной, яйцо должно было полу-
читься огромным, как бочка, чтобы внутри мог стоять человек во весь рост.
Королеве полагалось носить воду из фонтана Семи родников и лить ее в известь, приготовленную королем.
По дороге туда и обратно королева пела:
— Вот фонтан Семи родников, вода прольется из облаков, и земля благодарно впитает все богатства Семи родников!
А король, размешивая известь, пел другую песенку:
— Пей, известка, вот водица! Королева возвратится — принесет еще напиться. Пей, известка, вот водица!
И чем больше кувшинов воды приносила королева, тем неутолимее становилась жажда извести, она все пила и пила, пузырясь и дымясь.
Так прошел первый день.
Наутро королева снова поставила кувшин на плечо и запела:
— Вот фонтан Семи родников...
Снова и снова ходила она туда-обратно, наполняла кувшин и выливала воду...
— Все богатства Семи родников...
А король перемешивал известь огромной серебряной лопатой.
— Пей, известка, вот водица! Королева возвратится...
Казалось, он всю свою жизнь занимался этим
ремеслом, а королева была разносчицей воды, и никем иным.
Так прошел еще один день.
Королева смертельно устала ходить взад-вперед.
—Вот фонтан Семи родников... У короля руки ломило от непосильной рабо-
— Пей, известка, вот водица...
Наконец на третий день известь затихла, стала пригодной для постройки.
Несколько дней дали ей отдохнуть, а затем принялись за нелегкую работу: король с одной стороны, королева — с другой. Осторожно начали они лепить скорлупу, разминая известь в пальцах, стараясь сделать основание достаточно крепким, чтобы потом возвести тонкие стенки скорлупы.
Это был изнурительный труд. Король и королева просто не могли дождаться его конца, все сильнее они чувствовали, насколько устали от жизни.
— Принесет ли нам радость это испытание? — спрашивал король.
— Надеюсь, что принесет, Ваше Величество, — отвечала королева.
— Не впервой кое-кому трудиться изо всех сил, а потом испытывать горькое разочарование.
— Прожить целых две жизни — это уже большая радость, Ваше Величество!
— Юность и жизнь должны бы длиться вечно...
— А может, мы жалуемся потому, что никак не можем умереть, Ваше Величество?
— Кто знает! Человек никогда не бывает доволен.
Тем временем король Тирититуф дремал целыми днями, ослабев после голодного постам Но к своему будущему заключению проявлял живейший интерес. Он то и дело спрашивал:
— Ну, как там моя скорлупа?
— Уже на треть готова, — отвечал король, показывая руки, перепачканные известью.
— Ну, как там моя скорлупа?
— Уже наполовину готова, — отвечала королева и показывала руки, перепачканные известью.
Работа удалась на славу. Вряд ли кто-нибудь сумел бы сделать стенки гигантского яйца более тонкими и прочными. Оставалось только королю Тирититуфу забраться внутрь через специально оставленное отверстие, потом замуровать его — и готово.
Колдун назвал подходящий момент для торжественной церемонии: в глухую полночь, когда небо закроют тучи, чтобы не видно было ни луны, ни звезд. Присутствовать должны только король и королева.
Им было невдомек, что Пляши-Кружись превратилась в фею Фьореллу, они ведь ни разу не видели ее с тех пор.
— Зовите ее фея Фьорелла — сказал король Тирититуф.
И когда в назначенную ночь — безлунную, беззвездную — они увидели женщину с обезьяньим лицом, излучавшим доброту, их одолели сомнения: в самом ли деле это прелестная крестьяночка Пляши-Кружись? Но расшитый золотом и серебром, украшенный бриллиантами плащ рассеял все сомнения, потому что такой наряд могла носить только фея.
Фея Фьорелла обрызгала короля Тирититуфа с ног до головы ароматной водой, потом взяла его за руку и помогла забраться в огромную скорлупу. Король и королева, взволнованные, со слезами на глазах, поспешили замуровать отверстие.
На следующее утро яйцо покрылось капельками росы, будто запотело.
А через несколько дней все увидели действие волшебной силы. Яйцо становилось все меньше и меньше, хотя на скорлупе не появилось ни единой трещинки.
Через неделю оно уменьшилось вдвое, еще через неделю — втрое, а через три недели стало уже размером с индюшачье.
Тогда король осторожно взял его в руки и отнес наверх, в покои королевы.
С каждым днем яйцо становилось все меньше и меньше, пока не стало размером с голубиное. А скорлупа была теперь почти прозрачной. И вот однажды утром, когда первые лучи солнца проникли через открытое окно, королева взяла крохотное яйцо и проглотила его, словно пилюлю.
Неземное блаженство охватило ее, горячая радость разлилась по жилам, будто кровь заструилась с удвоенной силой. Все вокруг казалось во сто крат прекрасней, чем обычно. Цветы распускались прямо на ее глазах, повсюду запели птицы — в саду, на крышах, на подоконнике. Ей хотелось тихонько запеть колыбельную, чтобы уснул малыш, которого она теперь носила под сердцем. И сами собой вспомнились слова:
— Лунушка-Луна!
Ты принцу так нужна!
Солнышка сестра, Луна-краса,
принц тебя заждался, явись на небеса,
Лунушка-Луна!
Теперь она жила в ожидании счастья.
Казалось, на короля тоже снизошла благодать. Слушая, как напевает королева, он покачивал головой в такт неторопливому напеву.
Весь дворец охватили мир и покой. Все чего-то ожидали. Однако нередко короля посещала прежняя грусть, как много месяцев назад, когда они с королевой строили известковую скорлупу.
— Хотел бы я знать, что принесет нам на этот раз появление ребенка?
— Радость, ведь после нас останется наследник. Значит, мы будем продолжать жить в нем, в его детях и внуках.
— Прежние короли, мой отец и мой дед, обольщались так же. Подумать только, на что нам пришлось пойти, чтобы иметь ребенка!
— Наслаждайтесь настоящим, гоните прочь заботы...
Король уже знал, что принц будет расти не по дням, а по часам: Фея Фьорелла сказала, что за месяц он вырастет, словно за год. А королю с королевой, наоборот, суждено очень быстро состариться, и, когда они уже не смогут приносить пользу, их снова отведут на лесную поляну и оставят там умирать.
— Юность и жизнь, — повторял король, — должны бы длиться вечно.
— А может, тогда мы бы стали жаловаться, что никак не можем умереть, — отвечала королева.
— Быть может. Человек никогда не бывает доволен.
И снова воцарялся покой, все ожидали сына, который теперь должен был появиться очень скоро.
Наконец в одно прекрасное утро, к великой
радости народа, глашатаи объявили под трубные звуки морских раковин:
— Тру-ту-ту! Тру-ту-ту! Родился принц! Тру-ту-ту!
Фея Фьорелла привела двух козочек, чтобы они вскармливали младенца. Королева укладывала его на ковер, а козочки по очереди кормили малютку с материнской заботливостью.
С этого самого времени на лицах короля и королевы стали появляться первые признаки старости. Для принца месяц был как целый год, а для них часы летели словно дни, прибавляя все больше морщин, заставляя горбиться все сильнее, совсем как прежде, когда они, едва волоча ноги, плелись по залам и анфиладам дворца, а встречаясь, глядели друг на друга и печально говорили:
— Стары мы стали, Ваше Величество!
— Увы, Ваше Величество! Очень стары! Частенько они с улыбкой провожали взглядом
встреченного в одном из многочисленных переходов министра с белой-пребелой и длинной-предлинной бородой, толстого как бочка, с большим-пребольшим животом, словно надутый воздушный шар. Смешон был и придворный колдун; такой же толстый, пузатый, он с трудом передвигался маленькими шажками, отдуваясь и пыхтя. То-то радовались, глядя на них, король с королевой, что всегда были такими худыми.
Тем временем принц рос красивым, послушным, добрым и очень непоседливым.
Первое время министр с длинной седой боро-Встречая принца, который, весело подпрыгивая, мчался ему навстречу, пугался, как бы тот снова не принялся за свои непочтительные шутки. Но мальчик лишь вежливо приветствовал его, осведомлялся о здоровье, позволяя себе толь-
ко по-детски ласково потрогать пальцем большой-пребольшой живот, и затем уступал старику дорогу.
Фея Фьорелла пожелала, чтобы ему дали прежнее имя — Тирититуф. И в тот день, когда юноше исполнилось восемнадцать лет, она объявила:
— Больше вы меня никогда не увидите!
Принц попытался было удержать ее, схватив за край плаща, но тот выскользнул из рук, легкий, как дуновение ветра. Фея Фьорелла исчезла!
Он оглянулся на короля с королевой, но они тоже исчезли. Долго еще звал их принц, заглядывал во все уголки дворца, пытаясь отыскать хоть какой-то след.
С того дня больше их никто не видел. В народе прошел слух, что фея Фьорелла забрала их с собой.
Король Тирититуф был справедлив и добр ко всем. Вскоре он женился, было у него много детей, и жил он счастливо до глубркой старости.
Сто лет по полям, по зеленым лугам, по листьям бродить и сто лет по листам сказки моей — всем добрым друзьям!

Уважаемый читатель, мы заметили, что Вы зашли как гость. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.