Капризуля

Жили-поживали крестьянин и его жена: он работал на поденщине, она пряла и ткала. Малыш их был на удивление всем соседям. Грудь он не брал уже несколько месяцев, и мама, одев его, умыв и причесав, сажала в уголке на старенькое одеяло и приговаривала:
— Малыш ты мой, малыш, как королевич ты сидишь.
А тот расставит ножки, положит ручки на колени и не шевелится. Ему нравилось смотреть, как вертится и скачет мамино веретено, и только по глазам его было ясно: он не кукла.
— И не смеется никогда, кума? — спрашивали соседки.
— Никогда!
— И не плачет никогда, кума?
— Никогда!
— Но видно все-таки: он бойкий и смышленый.
— Пока что знай себе растет.
В самом деле, малыш рос белокожим, золотоволосым, ладненьким, однако не смеялся, не плакал и не лопотал.
Скажет ему мама:
— Детка, посиди-ка здесь... Он и сидит.
— Детка, делай это, детка, делай то. И он делал это, делал то.
Соседки, у которых дети были форменные бесенята, завидовали ей.
Однажды утром лил дождь как из ведра, крестьянин на работу в поле пойти не мог и, заложивши руки за спину, с порога наблюдал за хмурым небом и бежавшим по дороге водяным потоком. Вдруг видит убогого старика — сгорбленного и промокшего до нитки. Покачиваясь, тот старался не свалиться в лужу и не решался двинуться вперед.
Крестьянин пожалел его и, взяв под руку, сказал:
— Дедушка, идите к нам, укройтесь от дождя!
— Благодарю, сынок.
— Люди мы небогатые, но сердцем не черствые.
— Спасибо, сынок. Тут вышла и жена:
— Пожалуйте к огню, обсушитесь.
Старик присел у очага, и от одежды его пошел такой пар, точно она загорелась. Миг, другой — она и высохла.
Крестьянин и его жена смотрели и дивились. Снаружи дождь все лил как из ведра.
— Дедушка, вам нужно что-нибудь?
— Глоток водицы, дочка. Стакана не надо. Он взял за ручки глиняный кувшин и поднес
к губам. Кувшин был почти полон, и он пил, пил, пил, не переводя дыхания, пока там не осталось ни единой капли.
Крестьянин и его жена глядели и дивились.
— Дедушка, вам нужно что-нибудь еще? Лю- ди мы небогатые, но сердцем не черствые.
— После водицы, детки, хорошо б чуть-чуть винца.
— Уж сколько есть, не обессудьте. Был у них бочонок, едва-едва початый.
— Спасибо, дочка. Без стакана обойдусь. Взял бочонок, откупорил оба днища и пил,
пил, пил, пока не выпил до последней капли.
Муж и жена глядели и дивились.
Малыш сидел на стуле, там, где посадила его мама.
— Это ваш сынок? — спросил старик.
— Да, дедушка, наш сын.
— И никогда он не смеется?
— Никогда.
— И никогда не плачет?
— Никогда.
— И всегда сидит так смирно?
— Всегда сидит так смирно.
— Дайте-ка взглянуть.
Усадил старик малютку на колени, расстегнул его рубашечку. Смотрел и головой качал.
Оттянул воротничок, стал оглядывать спинку и плечики — смотрел и головой качал.
Шею малыша закрывали локоны. Старик их отодвинул и осмотрел под ними кожу.
— О! Ну что ж! Ну что ж! Малютке посчастливилось !
И посадил его опять на стульчик. Снаружи дождь все лил как из ведра.
— Дедушка, вам нужно что-нибудь еще? Люди мы небогатые, но сердцем не черствые.
— То хотелось пить мне, а теперь чего-нибудь съесть.
— Хлеб, сыр, яйца, лук — чем богаты, тем и рады...
Крестьянин накрыл стол скатертью, а его жена принесла сыр, лук и хлеб.
— Яйца выпьете сырыми или вам яичницу?
— Все равно, хозяйка.
Старик разломил буханку хлеба и взялся за еду; в одно мгновение от хлеба, сыра, луковиц не оста-
лось и следа. Потом исчезли яйца и еще одна буханка, вновь принесенный сыр и лук... Как будто целый месяц старик не брал в рот ни крошки. Крестьянин и его жена глядели и дивились.
— Дедушка, запасы наши вышли...
— Прилягу-ка я в уголке, посплю.
— Ложитесь на кровать!
Но старик, свернувшись в уголке калачиком, уже вовсю храпел. Заснул и мальчик.
Чтобы не мешать, крестьянин и его жена перешли в другую комнату. Было им тревожно, но они не подавали виду.
Кто этот старик, который столько съел и выпил? И как понять его слова: «Ну что ж! Ну что ж! Малютке посчастливилось!»
— Он, наверное, чародей! — шепотом сказал крестьянин.
— Наверное, колдун, — вполголоса произнесла жена.
— А мы оставили с ним спящего ребенка!
— Тсс!
— Тсс!
И они пошли туда на цыпочках, с ужасом в глазах.
Малыш все так же спал на стуле... А старика и след простыл! На столе лежали две большущие сдобы, круг сыра, несколько свежайших луковиц и полдюжины яиц на блюде.
— Он — колдун!
— Он — людоед!
Вдруг малыш открыл глаза и, недовольный тем, что помешали ему спать, начал громко плакать, чего раньше не случалось!
Потом, увидев на столе большие сдобные булки, стал бить в ладоши и безудержно смеяться, чего прежде не бывало.
Он соскочил со стула и попробовал залезть на
стол, чтобы достать одну булку: такого белого хлеба он дома никогда не видел.
И так как мама пыталась помешать ему, он стал кричать и топать, чего прежде никогда не делал!
Папа с мамой и не знали, огорчаться или радоваться этим невероятным переменам.
Пришлось им выполнить его желание.
— Это мой хлеб!
Он отрезал широкие ломти и уминал их.
— Это мой сыр!
Он резал сыр на толстые куски и уплетал их ! вместе с хлебом.
— Это мой лук, мои яйца!
Он резал лук, он чистил яйца, и уписывал их, заедая хлебом.
Казалось, он, как и старик, целый месяц ничего не ел.
Папа с мамой глядели на него во все глаза, думая, что малыша заколдовали.
На столе и крошек не осталось.
Миг — и ребенок выскочил из дома. Столь неожиданное появление его развеселило всех соседей. Мальчишки и девчонки обступили малыша, он вмиг освоился и уже не церемонился. Увидит у кого-нибудь игрушку — и тянется к ней, чтобы выхватить из рук.
— Дай! Хочу!
И если, испугавшись или пожалев его, соседский ребенок говорил: «Возьми, дарю», — он тут же отвергал ее с пренебрежением:
— Плохая! Не хочу!
Соседки хохотали, гладили его и спрашивали:
— Хочешь это? Хочешь то?
Ничего он не хотел. Бегал то туда, то сюда: ему не нравилось, когда его ласкали, и стоило какой-нибудь куме, смеясь, за ним погнаться, как
он вдруг прыгал в лужу, и оттуда разлетались брызги грязи.
Такие фокусы он выкидывал впервые. Соседки интересовались:
— Что произошло, кума? Он сам собой проснулся?
— Сам собой, соседушки! — И в голосе ее слышались рыдания.
— Вы не рады? Дети... должны вести себя как дети.
Могла ль она сказать: «Его заколдовали?» Крестьянин и его жена так думали не зря. Про- ходили дни и месяцы, мальчик рос и делался все несноснее. Соседки уже прозвали его Капризулей. Да что там Капризуля! Чертенок, да и только!
Теперь почти каждое утро он выходил из до- му с отцом, который шел работать в поле. Но по дороге исчезал — среди деревьев, в зарослях кустарника, за каменной оградой. Идя обратно, отец встречал его на том же месте, где он и пропал.
— Где ты был, негодник?
— Я — Капризуля, — отвечал тот, глазом не моргнув.
— Где ты был?
— У него.
— У кого же это?
— Он зовет меня: «Иди сюда! Иди!» Говорит, что подарит мне бесценное сокровище. Будто бы на мне есть метина. А то сокровище получит
только меченый! Папа, где она?
Словам его отец ни капельки не верил. Беря его с собой, он собирался не спускать с мальчишки глаз. Но тот всякий раз внезапно исчезал. А по пути обратно отец встречал его на том же месте, будто он все время там и оставался.
— Где ты был?
— У него.
— У кого это?
— Он меня зовет: «Иди сюда! Иди!» Говорит, на мне есть метина! А сокровище получит только меченый.
Каждый раз, когда крестьянин рассказывал жене про то, как их сынок исчез, бедняжка ударялась в слезы.
— Вот увидишь, он однажды не вернется.
— Но что ж это за метина? Ты видела ее?
— Нет у нашего сыночка ни родимых пятен, ни родинок, ни метин.
— Давай его осмотрим хорошенько с ног до головы.
— Если он позволит.
Мальчуган спал голышом, и папа с мамой при свете лампы оглядели сына от макушки до пят. На белой коже не было и крошечной веснушки.
Мама вспомнила, что чародей — или колдун — осмотрел еще затылок сына, отодвинув волосы, и воскликнул: «О! Ну что ж! Ну что ж!» Действительно, под волосами на затылке мама обнаружила три красные поперечные черточки — едва заметные и похожие на легкие царапины.
— Должно быть, это и есть та метина!
— Да-да! Она!.. Так, значит, это правда! Сыну уготовано сокровище!
— И мы разбогатеем! Я не ошиблась, говоря, что старик-то был колдун!
— Вернее, чародей!
Наутро мальчик снова был готов пуститься в путь.
— Он звал меня: «Иди сюда! Иди!»
— Кто зовет тебя? Куда ты собираешься?
— Я слышу голос, но не вижу никого. Меня как будто бы подхватывает ветер, и я оказываюсь там — в замке, или во дворце, или в большой пещере, не знаю, и в каждом зале — груды дра-
гоценных камней. Но он мне говорит: «Вот самый драгоценный камень». И показывает свою дочь, а та и впрямь как будто каменная. Не говорит, не шевелится, а глаза сверкают — ярче, чем у кошки. Старик и спрашивает: «Возьмешь ее за себя?» Что мне делать? Я и отвечаю: «Пусть останется при вас!» Он сердится, кусает себе руки... и гонит меня вон! Зачем мне его каменная дочь? Дал бы лучше пригоршню драгоценных камней!..
Рассказывая, Капризуля не стоял на месте: жестикулировал, смешно стрелял глазами туда-сюда, шевелил губами, поворачивался — раз и два! — на каблуках, будто юла, смеялся, напевал, а то, остановившись, вслушивался.
— Слышите? «Иди сюда! Иди!» Мальчуган исчез, точно его ветром сдуло.
Но на сей раз Капризуля не вернулся. Отец и мать не чаяли увидеть его живым.
Минуло семь лет, семь месяцев и семь дней. И поздно вечером в канун седьмого дня крестьянин и его жена услышали, как в дверь забарабанили. Мама сразу же сказала:
— Капризуля!.. Его стук!
Они его назвали детским прозвищем. А Капризуля стал красивым юношей — высоким, крепким, светлокудрым — и с таким же плутоватым, шаловливым видом, которым он снискал это прозвание. Родители обрадовались, стали обнимать его и целовать.
— Семь лет, семь месяцев, семь дней! Мы думали, тебя уже и на свете нет, сынок!
— Как? Я же был все время здесь, здесь ел и спал... Неужто вы меня не видели?
Узнав, что он вернулся, сбежались все соседи.
— С прибытием! Добро пожаловать! Семь лет, семь месяцев, семь дней! Мы думали, тебя уж и
на свете нет!
— Как? Я был все время здесь. Вы что, меня не видели?
Но все глядели недоверчиво:
— Тот самый Капризуля? Ну и ну!
И тогда он понял, что старик держал его в плену, устроив так, чтобы ему казалось, будто он все время рядом с родными и соседями.
Как избежать подобного самоуправства и насилия? Мама предложила:
— Позовет еще тебя старик — так мы за тебя ухватимся и попадем с тобой туда. Примемся его просить-молить...
— И мы ухватимся цепочкой, и как станем увещать его... — поддакнули соседки.
И все ждали, когда старик опять позовет: «Иди сюда! Иди!»
Проходит день, другой, третий... Жители переулка перекусывают стоя, как придется, спят попеременно, чтобы быть готовыми к полету с Капризулей... Старик, однако, не зовет.
И все думают о том сокровище, что Капризуле причитается, и каждый тешится надеждой: «Перепадет и мне».
Но старик, коварный, не зовет!
Наконец, когда уж и не ждали, Капризуля вдруг подпрыгнул. Он услыхал: «Иди сюда! Иди!»
Мама хватает его за руку, папа — за другую, и все соседи и соседки тоже, уцепившись друг за дружку, прикрепляются к нему, и вихрь подхватывает всех их, как соломинки.
Но вдруг один из них, сорвавшись, падает на землю — к счастью, не причинив себе особого вреда. И все соседи сыплются следом на дорогу. Долетела только мама и проникла вместе с сыном в жилище чародея или колдуна — кто он, точно этого не знал никто.
Сделав вид, что не заметил маму Капризули,
которая держала его крепко за руку, старик подвел его к той, кого называл своей дочерью:
— Самый драгоценный камень — вот она! Возьмешь ее за себя?
Должно быть, оттого, что он касался руки матери, с глаз Капризули вдруг спала пелена, и он увидел перед собой необычайной красоты девушку во цвете юности, роскошные волосы которой сверкали ярче солнца.
Улыбаясь, она кивком подозвала маму Капризули.
Бедная женщина преклонила перед ней колени, пролепетала: «Дочь моя!» — и поцеловала ей руку.
Что произошло потом, никто так и не понял!
Мать Капризули думала, что снится ей чудесный сон, а Капризуля знал, что, когда он увидал эту юную красавицу, ставшую теперь его невестой, столь же прекрасный свет загорелся в его душе.
Ему казалось, что его душа теперь полна всяческих драгоценных камней, которые старик назвал «волшебными словами» и которые теперь струились с его губ, когда он по городам и весям пел свои сладостные песни, как никто другой петь не умел, потому что больше ни на ком не было отметины. На счастье, некоторые из этих песен, переходя из уст в уста, дошли и до нас.
Иные уверяют, будто песни, которые они поют сейчас, сложены из тех же «волшебных слов» — алмазов и других драгоценных камней, — что и песни Капризули, но это ложь.
Их сокровища — фальшивые.
Подлинные драгоценности — «волшебные слова» — доступны лишь немногим, заслужившим свой успех. Непросто ими овладеть, их сторожит сова; И сказка эта — не для всех.

Уважаемый читатель, мы заметили, что Вы зашли как гость. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.