Часть четвёртая

Ох, и тяжело пришлось ей, бедняжке, утра там дожидаться в муках жгучих телесных. Лишь когда петухи первые запели, сделалось ей немного полегче… Она даже в забытьё некое провалилась, как бы в туманный такой полусон…
То что далее с нею произошло, показалось не всамделишним её сознанию, а явленным вроде как понарошку. Её куда-то вели, потом везли в деревянной клетке, словно не человека, а зверя. Ну а под конец доставили якобы преступницу по градским тряским улицам из города наружу. Вся окрестность там народом оказалась запруженной, и лишь мост широкий подъёмный и площадка возле него оказались от людей свободными.
На эту-то площадку ведьму-царевну слуги и доставили, после чего скинули они клетку на мостовую под шум неумолчный и громкий гул.
То шумели зеваки, там собравшиеся, дабы потопление ведьмы ужасной воочию здесь увидать.
Среди кодлы этих зевак любопытных оказалась и Милоликина добрая приютительница, бабушка свет Милада. Стояла она в толпе рьяной и горько-прегорько плакала. Да и как ей было там не плакать, когда ничегошеньки у неё не вышло из того что она намечала. Не пустили её к царю Болеяру, как она ни просила о том, ни умоляла. Сказали ей царёвы охранники, что царь на охоту ни свет, ни заря ускакал, и то было воистину досадно и жалко.
Не пустили бабушку и к царице Плениславе.
А на помощь царевича Борилева она совсем мало надеялась, резонно считая его легкомысленным повесой, а не достойным царёвым наследником. Правда, и к нему на приём попросилася она слёзно, но стражники так ей отвечали, что, дескать, ускакал он прочь, а куда – да бог его, как говорится, знает: им де Борилев о своих вылазках не докладывает...
И вот видит Милада, что воевода Недруяз, сволота такая, возле клетки гоголем этаким нарисовался. Был он в окружении вооружённых вояк, да и сам не просто так тама хаживал, а в кольчуге и в блестящих латах.
–Земляки-славяне! – зычным голосом он заорал. – Видите эту ведьму, в клетке сидящую? О, это совсем не девица красная, как вам с первого взгляду кажется! Это страшная злая карга, облик младой лишь принявшая! Она недавно семейство царское чуть было с белого света не извела. Ага! Да я вот её поймал и вырвал к чертям её кусачее жало!
Тут он гордо приосанился и, надувшись, окрест заозирался. Толпа же неистово взгорланила, спасителя липового вовсю славя.
Все собравшиеся дико прямо возликовали.
Одна лишь Милолика в клетке своей стояла печальная, да бабка Милада никла там, слезами вся обливаючись.
Недруяз в это время холуям своим дал команду, чтобы клетку они открывали и наружу ведьму скорее выволакивали. Намеревался он собственноручно с нею расправиться, с моста в воду глубокую обидчицу свою отправив.
Не стала Милада зрелища казни дожидаться. Выбралась она из толпы кое-как и пошла, куда глаза глядят, на грани помешательства находясь явно.
И тут она смотрит – некий добрый молодец навстречь ей скачет галопом. Пригляделась она позорчее и глазам своим в первый миг не поверила. То ж был ни кто иной, как царевич-повеса Борилев, по полям и лесам, очевидно с ветерком проехавшийся.
Чуть ли не под копыта коню его Милада бросилась!
И едва-то успел царевич коня своего в сторону отвернуть, дабы не затоптать им полоумную бабулю. Остановился он и на неё недовольно глянул.
–Ты чего это, дурёха старая, – раздражённо Борша вскричал, – совсем что ли с ума рехнулася, чтобы на коня мчащегося тут кидаться! Что тебе от меня надобно? И что это за толпа там собралась?
Принялася старушка несчастная, в волнении великом находящаяся, чего-то царевичу вопить да объяснять: и про царевну некую, малолетку, и про птицу большую волшебную, и про башмачки какие-то махонькие…
Однако Борилев не понял из речи её сбивчивой прям сказать ни фига.
И порешил он тогда самолично вперёд податься, чтобы на месте всё увидать да узнать. Пришпоривает он ретивого своего коня, к толпе рысью подъезжает и дорогу конской грудью себе пробивает. Глядит и видит – какую-то девку чернявую вои бравые из клетки деревянной как раз выволакивают. Спервоначалу-то он Милолику не признал, поскольку растрёпанною она была, в одёже грязной и с фингалом вдобавок под глазом. А затем пригляделся он к ней получше, и чуть был даже с коня своего не рухнул.
То ж была та самая девица лесная, знакомица его ласковая, кою он потерял вроде бы безвозвратно, но о коей грезил по-прежнему и втайне мечтал! Да, она, она самая, любовь его потерявшаяся!
–Это что же здесь происходит?! – воскликнул Борилев строгим голосом. – За что вы девицу сию так мытарите, и что делать с нею тут собираетесь?!
Враз притихла оравшая толпа.
А Недруяз зато не растерялся ни мало. Глаза он сощурил преяро и так всаднику знатному отвечал:
–Не мешай казнь нам вершить, Борилев-царевич! Эта девка-чернавка ведьма на самом деле страшная. Она, про между прочим, и тебя во гроб едва не упрятала, ага! Так что правосудие, как ни крути, а свершится, и ты воду здесь не мути, а в сторону лучше отойди!
Все ведь знали, что Борилев с Недруязом недруги давние. В народе Недруяза ценили да боялися, а Борилева не больно-то и уважали за характер его пустой да слабый. Так что в сиём споре гневном большинство местных явно было не на стороне Борилевовом.
Окаменел лицом царевич, с коня неспешно он слез и, подойдя к клетке той деревянной, пинками и тычинами холуёв оттуда погнал. Те, естественно, царевичу поддались и кто куда разбежались.
–Не сметь препятствовать казни! – взгремел тогда Недруяз громогласно и аж весь побурел он на харю. – Это дело царское казни назначать, и лишь царь наш, батюшка, может приказы свои отменять!
И толпа весьма угрожающе в адрес Борилевов зашумела, явно не его поддерживая в этом деле.
–Поди-ка прочь, дурак-царевич! – выкрикнул кто-то голосом дерзновенным.
И остальные тоже не смолчали. Свистели они, орали и кричали:
–Как смеешь ты защищать ведьму!
–А ну, вали отсюда, остолоп хренов!
–Ага, проваливай!
–Иди вон, на лошадке давай покатайся!
–На гусельцах своих побрякай!
–Болван!
–А ну, в ров его давай окунай!
Видит Борилев – не остановить ему казни любимой девушки. Ещё и самого сейчас к такой бабушке отселя спровадят или в ров швырнут кверху тормашками. Да и отца не было у него времени искать в дебрях-то непролазных. И решился он тогда на самое последнее в этом случае средство. На самое крайнее средство! На самое-пресамое!..
Выхватил он меч вострый из ножен стоявшего рядом воя, со свистом им поиграл и заорал что было в лёгких мочи:
–Я требую суда божия! Сей же час и с кем угодно за жизнь и честь девушки этой невиновной готов вступить я во смертный бой! Ну, выходи, кто желает – будем биться мы с ним на мечах!
Мёртвая тишина после вызова этого отчаянного по рядам галдящим пробежала. Даже сам Недруяз-вояка оторопел слегонца сначала.
Однако растерянность недолго душою его распоряжалася, и вскоре буйная и лихая ярость исказила черты боярского лица. Что-то внутри разума Недруязова будто сломалось, и словно бы воля некая чужая вызов принять ему приказала.
Не знал, не ведал недалёкий Недруязка, что это жрец Чаромир, его злой папашка, в этот миг им на расстоянии командовал.
–Добро! – со звоном извлёк он свой меч из кованых ножен. – Коли так, то и ладно! Ужо я покажу тебе, гусельный бряцала, что такое сеча на мечах! Поскольку я за казнь сей твари отвечаю – то, получается, мне и бой на суде божием принимать!
От нетерпения гневного боярин аж дрожал, хотя усмешечка высокомерная на устах его змеиных вовсю играла.
Приблизился он к стоящему Борилеву и тоже мечиком пред собою поблистал малость.
И всё же первым на ворога своего ухмыляющегося напал царевич наш яростней яростного. Словно стремительный ясный сокол ринулся он на предводителя бравых воинов! И до того-то быстро и страстно Борилев мечом своим засвистал, что ухмылочка наглая на харе лихого бояра враз и растаяла.
Народ же собравшийся вопил чисто в экстазе, за поединщиками жадно наблюдая. А у одурманенной и связанной Милолики надежда вдруг разгорелася в груди. Часто-часто застучало её сердечко, когда она увидела Борилева в сей сече. Царевич-то малый оказался не промах: даром что плясун да гусляр, а вона как мечищем он размахивал…
Однако рановато Мила тому возрадовалась.
Поугас вскоре пыл азартный у царевича, не вояки, и уже ему пришлось идти на попятный. Отбился опытный в рубке на мечах Недруяз от не шибко ловких ударов Борилевовых, и стал он мал-помалу уже сам наседать на царевича. Сил своих немалых зазря не тратя, приосанился он молодцевато, стоечку боевую как надо принял, да и стал отражать все удары, в него летящие прямо сказать чисто играючи.
А сам-то мечиною чирк-чирк, швырк-швырк – да и погнал соперника по мосту да по площадке, словно грозный барбос щенка малого…
Минута за минутою там так летели, и положение Борилевово становилося неважнецким. Явно насмехаясь над его в ратном деле неумелостью, жестокий Недруяз видно нарочно его сразу не убивал, хотя и мог это сделать уже не однажды. Однако мечом своим язвящим и острым всю одёжу он противнику в клочья поразнёс да вдобавок и кожу в нескольких местах ему чуток порезал.
Весь окровавленный, ободранный и обессиленный, защитник жизни и чести Милоликиной едва-то уже и двигался. Каким-то чудом прямо продолжал он от наседавшего Недруяза кое-как убегать да насилу поспевал от него уворачиваться...
А народец собравшийся нет бы поддержать в бою жарком наследника царского, так наоборот, орал ещё на него и дико при том свистал.
Вот не уваживает обыватель тех, кто послабже – под силу он вишь ты горазд подлаживаться!
–Эй, Борилевка, – гоготали из толпы злые насмешники, – а ты гуслями Недруяза огрей!
–Ага, песенку спой ему сладкую!
–Про всякие там трали-вали!
–Расскажи ему складных стишат!
–Ха-ха-ха-ха!
–Га-га-га-га!
–Да кончай ты, Недруяз, защитничка сего ведьмачьего!
«Вот видно и смертушка моя безжалостная по душу мою пришла! – пронзила тут Борилева думка печальная. – Эх, дурак я дурак – и сам здеся ведь пропадаю, и Милолику не спасаю, главное!..»
А Милолика в этот тяжкий миг глаза свои в отчаянье позакрыла и молила Бога и все светлые силы, чтобы они царевичу в правом деле помогли. О своей особе она не беспокоилась ни капельки, но вот Борилева благородного ей было очень жаль...
Звяк! Это ударил резко по мечу царевича Недруяз.
А затем и сапожищем с размаху в живот ему втаранил.
Выпал мечик из десницы Борилевовой ослабевшей и в сторону далеко отлетел, а сам он на спину плашмя грохнулся, и силился было подняться на ноги…
Только вот сбил ему дыхание, видимо, Недруяз, поэтому из попыток подняться ничего путного у парня не получалося.
–Даждьбог наш не ошибается! – взметнув вверх меч, заорал Недруяз громогласно. – Гляди-ка, народ, на сиё валяющееся ничтожество! Он посмел ведьму мерзопакостную дерзко защищать, но бога ведь не обманешь, и он победу ему не дал! Умри же, поединщик аховый – ты позорно проиграл эту схватку!
И воевода злорадно и громко расхохотался.
А потом смех он внезапно оборвал и, с презрительной миной на грубой харе, стал не спеша к лежащему царевичу подступать, чтобы головушку его бедовую своим мечищем с плеч снять.
Однако пока Недруяз-гад о боге там лживо распинался, у Борилева лежащего внезапно слабость его жалкая как-то и прошла. Почуял он вдруг, что силушка бодрая в члены его измождённые течмя течёт, и преисполнился он благородной ярости супротив этого негодяя.
Пошарил он рукою вокруг себя и, зачерпнув пыли придорожной в ладонь побольше, как швыранёт вдруг ею в Недруязовы наглые очи.
Попал-то весьма удачно!
Схватился воевода левою рукою за буркалы свои запорошенные и принялся их впопыхах оттирать. А Борилеву только того было и надо: подхватился он, сколько мог споро, на резвые свои ноженьки да по запястью Недруяза уже своим сапогом ловко вмазал.
Полетел меч Недруязов к чёртовой бабушке, а Борилев, опамятоваться врагу не давая, поперёк пояса его – хвать! – поднатужился мал-мало, над головою бронированного воя приподнял, подшагнул скоро к перилам моста и… вместе со своим противником на воду-то и пал.
Раздался сильный всплеск.
Народ ахнул. Все бросились к перилам моста, дабы увидать что будет далее...
Вода во рву, правда, особой прозрачностью не отличалась, да вдобавок упавшие и ил ещё со дна подняли, так что не видно было ни шиша, кто кого там одолевает. Но то, что оба противника не на шутку и под водою меж собою сцепилися, было ясно совершенно.
Какое-то время на дне происходило сильное бурление, а потом пузыри обильные оттуда изошли, и всё вроде бы затихло.
–Утопли! Оба утопли! – резанул уши чей-то визгливый голос.
И другие голоса ему вторили:
–Вот вам и божий суд, гражда́ны!
–Оба пошли к ракам! Как два камня!..
–Ах!!!
–Вот будет делов, когда царь-батюшка с охоты возвертается!..
И в этот самый миг чья-то буйная голова на поверхности водной показалася.
Это был Борилев, а вовсе даже не силач Недруяз!
Он утопил врага, победив таким образом в этой смертельной схватке, так что за ним была, как всем стало ясно, и божья окончательная правда.
Несколько отдышавшись, Борилев гребанул пару раз руками и вскорости на крутой бережок он уже вскарабкался.
Настроение же народа к победителю изменилося разительно противоположно. Ещё минуту назад царевич в глазах зевак был негодником, а зато теперь он сделался вдруг героем.
–Да здравствует славный Борилев!
–Слава смелому царевичу!
–Ага, слава!..
–Вот же молодец, Борилевка, ишь же какой он ныряльщик!
–Да уж, тут он большой мастак!
–А Недруяз-то гад, оказывается!
–А кто в этом сомневался?!
Эти и подобные словеса в его адрес зазвучали со всех концов буквально.
Однако царевич слушать потоки лести был совсем не намерен.
–А ну-ка молчать! – и впрямь будто лев, взревел ояренный Борилев. – Освободить сей же миг несправедливо осужденную Милолику!
И сам первый по направлению к ней кинулся.
Только что это?.. Спасённая от смерти девица, оказывается, чувств навроде лишилася. И как царевич ни старался в сознание её привести, у него ничегошеньки из этой затеи не получилося.
Обмерла странным образом спасённая Милолика или в волшебный сон она провалилась…
Первым делом Борилев за лекарем дворцовым послал. Потом приказал сыскать в лесах царя-батюшку и попросить его как можно быстрее ехать во град. Ну а в-третьих он велел бабушку ту разыскать, которая несвязно чего-то ему сказать пыталася…
А чего её искать-то? Вот же она, Милада ласковая, нашлась уже и сама. Вознесла она над головою башмачки детские и вещала окрест, что, мол, Милолика – это вовсе не злая ведьма, а украденная чудо-птицей младая царевна, дочка царя когдатошнего Сиясвета…
Обрадовался Борилев, весть сию услыхавши. Ну, думает, теперь все препятствия к его женитьбе на Милолике враз отпали. Возможно, царь Болеяр возражал бы, чтобы он незнатную девушку в жёны бы брать собрался, зато не будет он против, а будет за, чтобы он с царевною по происхождению браком сочетался.
А вскоре и сам Болеяр на взмылённом скакуне туда прилетел.
Он чуть было молнии из глаз своих не метал, когда узнал, что тут произошла смертельная схватка.
–Да как же вы допустили, – в бешенстве он на бояр своих орал, – чтобы сын мой единственный такой страшной опасности подвергался! Вот я счас вас, мерзавцы!..
Бояре тогда на колени пред царём попадали и в один голос стали оправдываться: сами, дескать, не знаем, как такая катавасия тут произошла – морока де на умы наши снизошла загадочная…
А вскорости и жречина Чаромир там нарисовался.
Пожаловал он туда важный-преважный, на Милолику спящую огненным взором глянул и вот чего во всеуслышание сказал:
–От сильных весьма переживаний сия красавица в сон глубочайший впала. Необходимо обряды очистительные срочно произвести и моление вознести всем богам, тогда, вероятно, разбудить её мне и удастся…
И лекарь дворцовый, ему вторя, тоже беспомощно руками лишь развёл. Не в его, дескать, лекарских силах, в сознание привести сию девицу…
Что ж, делать нечего. По приказу Болеярову отнесли Милолику спящую в главное их капище, где её и оставили на высоком ложе лежать. А Чаромир, как жрец заглавный, вызвался в одиночестве произвести обряды некие тайные, дабы сознание утраченное омороченной деве возвертать.
Две ночи подряд Чаромир хитрый, что девицу он излечивает, искусно там делал вид. А в действительности он в сношение с Воромиром на расстоянии входил, чтобы о цене переправы ему Милолики с демоном этим договориться.
И вот на третью ночку прибегает жрец во дворец дико весь взволнованный и требует незамедлительно, чтобы слуги царя с Борилевом будили срочно. Те, вестимо, с постелей своих – скок, и в одном исподнем к жрецу выскакивают.
А он им врать принимается:
–Вот беда так беда! Украдена вновь Милолика-краса, похищена птицею она громадною! Я было попытался сцапать её не дать, да вишь ты, птица эта на время меня околдовала.
Да уж, беда! Чего тут ещё скажешь…
Для Борилева, конечно, беда, не для царя Болеяра с Чаромиром окаянным…
И до того-то сильно ведьмочка младая стала царевичу нашему дорога, что с большим нетерпением он утра светлого дождался. И как только заря прекрасная небосвод собою окрасила, то уселся он на доброго коня и как папаня остаться его не упрашивал, на розыски любы своей в неведомый путь тут же отправился.
Поехал, куда глаза его глядят…
А как же иначе… Пути ведь верного он не ведал, поскольку куда эта птица несуществующая спящую царевну унесла, про то один чёрт, наверное, знал, да вряд ли он кому о том сказал бы…
Ехал он так, ехал, глядь – озеро впереди показалось. То самое, у которого он Милолику впервые повстречал. И, как по заказу, медведь громадный из кустов на дорогу вылезал в это время…
Знакомый медведь-то – это он когда-то царевича на дуб загонял!
Конь под Борилевом дико от страха дёрнулся, громко заржал, да только тот удила посильнее натянул и воли прочь бежать ему не дал.
–Послушай меня, братец медведь, – почтительно царевич к зверю тут обращается, – ты часом не знаешь, где мне Милолику мою сыскать? А то она, брат, пропала, и где она теперь, не ведаю я ни мало…
Закряхтел медведь, рявкнул и вроде как головою закивал согласно, что де он что-то на сей счёт знает. А затем лапой Борилеву он махнул призывающее: иди, мол, за мною, пособлю я тебе малость…
Что ж, тот такому обороту был рад.
Медведь-то вперёд заковылял ни шатко, ни валко, а царевич за зверем на коне своём увязался.
Шли они так с час, или чуть поболее, а тут смотрит Борилев – некий туман такой зеленоватый по ходу их движения образовался. И пошли они далее в тумане, а как его ветерком чуток поразогнало, то увидел парень вот что: места-то вокруг сделались диковинные...
И то сказать верно: ели-то в три обхвата росли в тех краях, никак не менее. Везде сумрак стоял, тишина и вроде как обстановка оказалася чисто сказочная…
Остановился медведище здесь как вкопанный и головою косматою упрямо замотал: дальше, мол, не пойду, поезжай туда сам…
Поблагодарил царевич сердечно медведя и поехал себе сторожко промеж тех елей.
Проехал он малость таким макаром, вперёд затем глядь – ёлы-палы! – а там избушечка аккуратненькая словно ниоткуда взялась. Пригляделся Борилев позорчее – родная мама! – котяра там не маленький полёживает на завалинке, огромный ну как собака.
Лежит он, значит, глазами хитроватыми царевича подъезжающего изучает и широко притом ему улыбается.
–Здравствуй, Борилев, свет царевич! – говорит тут кот голосом человеческим. – Что найти у меня ты тут чаешь? Дело какое пытаешь али, может, от дела лытаешь?
–Ой ты, гой еси, котик незнаемый, – так котяре Борилев отвечал, – не шастаю я, не лытаю, а важное дело пытаю. Милолика, невеста моя милая, вишь ты, потерялася. Унесла её давеча птица великанская, и где её теперь искать, не ведаю я ни капельки. Али, может, ты о ней что-либо знаешь?
Усмехнулся Кот Баюн в пышные свои усищи и вот чего царевичу затем говорит:
–Как не знать – знаю. Да только вот не похищала её никакая птица великанская. Её жрец Чаромир, он же колдун страшный, злой своей волею в несусветное царство отправил. Теперь она у Воромира в когтях, у коварного владыки тамошнего. Женою своею он её стать склоняет, и Милолика, под угрозою мук ужасных, уже дала своё на свадьбу сию согласие.
–Ах! – издал тут царевич возглас печальный. – Вот незадача-то! Да неужто расстроить свадьбу эту нельзя?!
–Хм, – усмехнулся опять котяра, – ну это как сказать… Коли проявишь удаль да смекалку, то может быть царевну Милолику и отобьёшь у Воромира. Ну, а коли нет – и её не спасёшь, и тебе смерть…
–Эх, семи смертям не бывать, а одной так и так не миновать! – махнул Борилев рукою решительно. – Расскажи мне, котик загадочный, как мне невесту мою у чертей украсть?
Ещё шире котяра тут заулыбался.
–И вовсе я никакой и не загадочный, – потянулся он сладко лапами, – Обыкновенный я кот, просто большой да весьма многознающий. Баюном меня кличут, ага…
–Так помоги мне, пожалуйста, Котик Баюн, – протянул царевич руки к коту. – Век тебя я не забуду, и буду у тебя я в долгу, клянусь!
–Э-э, чего там, – недовольно поморщился кот, – это я Милолике премного обязан, так что это я у неё в долгу неоплатном…
Тут Баюн с завалинки своей неспешно поднялся, в избушку затем смотался и выходит оттуда через минуту на двух ногах, в огромные сапоги обутый желтоватые. За голенища лапами он крепко держался, чтобы сапоги с ног его, значится, не упали, и вот чего царевичу пылкому он наказал:
–Бери, Борилев, мои сапоги-скороходы, а коня своего тут оставь покамест... Вот тебе также чудесная карт выигральных колода. С кем ты ни сядешь с ними играть, всех до единого враз околпачишь…
Начертал котяра на куске бересты план, как и куда Борилеву бежать было надобно, и приказал ему догнать по дороге в Воромирово княжество одного шута. Это был не простой шут, а Кащеев близкий приятель. Звали его странно – Самдуракголовасбурак… Так вот, этот шутяра был, оказывается, страстным и умелым игроком в карты. Его-то и надобно было царевичу обыграть во что бы то ни стало и выиграть у этого весельчака гусли волшебные, самогуды, да облик шутовской в придачу. Ну а как оно сложится всё далее, один бог лишь знает, да никому о том не скажет. Всё было в Борилевовых руках: повезёт ему – и он пан, ну а не вывезет его кривая – пропал он тогда с концами…
Обулся царевич в волшебные сапоги и несколько минут потешно там скакал да прыгал, покуда к ним слегонца не привык.
Хотел было он уже в путь подаваться по тому направлению, куда ему кот указал, да Баюн его тормознул малость.
–Слушай, царевич, главное, – напутствовал он его перед расставанием, – когда дело дойдёт у тебя до развязки, то ты тогда прикажи этим волшебным гуслям вот что:

Эй, вы, гусли-самогудки,
Начинайте-ка играть!
Не давайте ни минутки
Этим гадам отдыхать!

Получив сей приказ, гусли станут играть самостоятельно, а все там находящиеся, кроме тебя, начнут дико плясать. Не теряй тогда времени даром, хватай скорее Милолику в охапку да оттуда быстрее тикай! Понял ли ты меня!
–Ага, понял – как не понять!
–Ну, тогда с богом, царевич Борилев! Надеюсь, что выгорит у нас это дело!
Гикнул тут спасатель наш скороходный, свистнул он во всю мочь, да и задал стрекача по местам тем несусветным.
Только его Баюн там и видал…
Ох, же и быстро мчался Борилев по невидальной той местности!
Одним своим шагом покрывал он десятки шагов обыкновенных, так что вокруг него всё аж мелькало и свистело.
Однако и с планом, ему данным, царевич сверяться не забывал, то и дело на бересту поглядывая. Какие-то чудовища и юдовища в мире том обитали в достатке, какие-то страшные ползали везде монстыря́… Кое-кто из них даже пытался на скорохода нашего нападать, да только тот-то больно ловёхонек на их ухваточки оказался и шутя от сих хищников уворачивался.
Наконец, выбежал Борилев таким макаром на дорогу, как видно, главную. Вперёд он глядь, а там, на коньке махоньком, какой-то детина несуразный весьма резво скачет… Был он немал собою, да зато отставал головою, коя у него была с бурак, не более. По всем приметам выходило, что это и был ни кто иной, как Самдуракголовасбурак.
Поравнялся с ним Борилев, насмешливо всадника оглядел и обогнал его на маленько.
Тому такое дело не понравилось, и он конька-горбунка своего ушастого чуток подогнал. А Борилев ещё пуще прыти даёт…
И так они наперегонки-то гнали всё да гнали, покуда оба от этой гонки не приустали.
–Эй, – орёт детина рыжий царскому сыну, – может, остановимся да передохнём малость, а?
Борилев на это предложение оказался согласный.
Остановились они, детина с коника махонького живо соскакивает и представляется: я, говорит, Самдуракголовасбурак, а ты кто?
–А я Картофиля, – отвечает ему Борилев прехитро. – Величайший я игрок в карты. Доселе поражений я даже не знал, ага…
Обрадовался этому Самдуракголовасбурак, глаза у него разгорелися азартно. О, восклицает он гордо – да я же и сам ведь таков! Никто, мол, со мною теперь в карты играть не желает, даже сам Кащей, и вся прочая знать – я де у всех подряд сплошь выигрываю, так что многих до нитки уже обобрал…
–Не желаешь ли сыграть со мною партию? – предлагает шут Кащеев Борилеву. – Правда вот, карт с собою у меня нету. Чего их зря таскать, когда так и так от меня все шарахаются…
–Ну, это не беда, – отвечает ему царевич, – у меня зато есть… Что ж, отчего ж не сыграть, коли возникло желание… Я на игру карточную завсегда с радостью…
Уселись они скоренько на ближайший бугор, картишки живо раскинули, и Борилев у шута шапку тут же выиграл.
От такого исхода, для себя неожиданного, у картёжника конопатого ещё пуще разгорелся азарт. Стали играть они далее, и в короткое время Самдуракголовасбурак в одном исподнем сидеть там остался...
Однако никак не мог он поверить, что этот скороход встречный его в карты сильнее. Поставил он на кон конька своего ушастого – и его незамедлительно проиграл. Тогда он гусли-самогуды на кон ставит – и их тоже безвозвратно лишается…
–Вот чёрт! – хлопнул шут себя по ляжке в досаде. – Не везёт-то как! Прям завал… Ну, – добавляет он кисло, – проигрался я начисто. Гляди-ка – гол сижу, как сокол, и нечего мне более ставить на кон…
–А ты облик свой давай поставь, – Борилев ему тогда предлагает, – Глядишь, и сыграем ещё одну партию… Глядишь, ещё и отыграешься…
–Облик?
–Облик.
–На кон?
–На него самого…
–А что, ладно. Только с уговором: ежели я и теперь проиграю, то ты облик мой на себя напялишь, но лишь на три полных часика. Более дозволить не могу – это для меня зело тяжко.
Так. Сыграли они последнюю партию и, знамо дело, выиграл сызнова Борилев, а не приятель этот забавный Кащеев.
–Эх, – воскликнул Самдуракголовасбурак, – видать, что игрок ты посильнее меня и впрямь. Хотел было я на свадьбе Воромировой попировать, да в таком виде обшарпанном меня туда не затянешь. Придётся не солоно хлебавши назад возвертаться…
Дунул он на соперника своего удачливого, и в тот же миг Борилев двойником его стал. Ну, голос в голос, волос в волос – как два братца, право, близнеца…
А Самдуракголовасбурак гикнул да свистнул тогда на прощание и… колесом акробатическим в обрат покатился. И до того споро он это делал да быстро, что царевич сему зрелищу поразился.
Ну что же – полдела было сделано, и довольный собою Борилев в облике своём новом шутейном, на конька усевшись, невесту свою спасать полетел.
В скором совсем времени достиг он благополучно роскошного Воромирова замка и был проведён, как гость долгожданный, в самые шикарные дворцовые палаты.
Не стал Борилев в облике своём шутейном здороваться ни с кем. Заместо этого заиграл он громко на гуслях среброструнных и, как шут липовый, принялся гостей чопорных музыкой задорной веселить. Смотрит он – рядышком с Воромиром-злодеем сидит-посиживает Милолика пребледная; очи долу она потупила, ни кусочка не ест, ни глоточка не пьёт, и настроение душевное у неё явно не алё…
А Воромир этот, наоборот, ухмыляется и то и дело на невесту свою, красавицу, жадно поглядывает. Гости же собравшиеся – всё дамы сплошь шикарные да лощёные господа – пьют и жрут аж до отвала и пребывают все в пьяном угаре.
Пригласил вскоре хозяин замка употчеваться чем чёрт послал и затейника-шута. Поел, попил Борилев там малость и рожу вдруг скорчил превесьма пакостную.
–Что, Самдуракголовасбурак, – Воромир его пытает, – неужели еда моя тебе не понравилась, а?
–Не-а, не понравилась…
–Что так?
–Да дерьмовая она у тебя, ага.
–Это как же прикажешь тебя понимать? – полезли на лоб брови у хозяина. – Яства готовили мои лучшие повара. Обидно слышать такое, право…
–А вот спорим, что дерьмо? – Борилеву-то всё неймётся.
–Ну ладно, спорим. Чем докажешь?
–А ты завтра, когда в уборную тебя потянет, то не поленись и на еду эту глянь. Сам тогда и убедишься, что дерьмецом ты заправился. Уж не деликатесами ты, право, какать-то станешь. Ух-ха-ха-ха-ха!
Подколку сию услыхав, гости пьяные ну все как один жеребцами там разоржалися. Даже печальная дотоле Милолика усмехнулась чуток губами.
Одному лишь Воромиру-хозяину такая шуточка отнюдь не по нраву пришлась. Побурел он, словно рак, да по столу кулаком как жахнет. Аж посуда вся на воздух взлетела от сего удара не слабого.
–Да как ты смеешь надо мною тут насмехаться, шутяра ты конопатая! – проревел бешено жених хренов. – Может, и невеста моя тебе не нравится, а!
–Хэ! – осклабился в ответ шут гороховый смелый. – А чего, скажи, в ней такого прекрасного, когда она сидит у тебя словно расквася какая? Вона – бледна как смерть, и улыбочки на личике у неё даже нету…
–А ты попробуй, – уставился на шута князь тяжёлым взором, – может, развеселить её сможешь своими приёмами. Подарю тебе за то… мешок золота!
–А что – изволь! Я охотно… – завёлся Борилев в пол-оборота, – На танец пригласить невесту твою можно, а?
Воромир кивнул, то ему разрешая. Ну а Борилев на гусельцах слегонца побренчал, подобрал мелодийку самую раздолбайскую и велел гуслям самим её играть далее. Выхватился он из-за стола, Милолику за руку – хвать, посередь залы её выволакивает и принимается с нею в обхваточку препотешно там танцевать.
Милолика-то, правда, танцевать совсем не хочет, а приходится, потому как Борилев её не пущает, а всяко-разно туда да сюда поворачивает, швыряет да бросает…
Гости, наблюдая за сей уморной пляской, гоготали прямо отпадно.
Даже Воромир и тот в ухмылочке ехидной пасть свою ощерил. Понравилось ему, наверное, как отплясывал с его невестою шут бойкий Кащеев…
И в это самое время что-то вдруг в воздухе зазвенело, и превратился рыжий плясун-кавалер в прежнего царевича Борилева.
–А-ах! – пронёсся вздох удивления по залу.
–Обман! Волшебство! Подстава! – не своим голосом заорал князь адский, – Хватайте скорее этого негодяя! Держите его, мерзавца!
Но только лишь гости пьяные хотели было на царевича всем скопом напасть, как он посвистом разбойничьим там засвистал и воскликнул весьма громогласно:

Эй, вы, гусли-самогудки,
Начинайте-ка играть!
Не давайте ни минутки
Этим гадам отдыхать!

Зазвучали гусли волшебные особой мелодией рьяной и все до единого гости пустилися, где стояли, в оголтелый и яростный пляс.
И сам Воромир заплясал с ними в придачу…
А Борилев, времени даром не теряя, подхватил Милолику себе на руки и такого стрекача оттуда задал, что только его там и видали.
Усадил он свою любаву на конька-горбунка махонького, и прытко и скоро из места сего нехорошего побежали они да поскакали.
А Воромир со своей чертячьей бандой осталися в зале, как бешеные, скакать там да плясать.
И по сей день, может статься, они там всё пляшут, не отдыхая.
Да и ляд с ними, с гадами этими окаянными!
Не сказать, чтоб без спешки выбирались наши беглецы из гиблого несусветья. Опасались они, чтобы не случилось чего с самоиграющими гуслями во дворце Воромировом клятом. Мало ли чего могло там с ними статься: поломка там какая, или кончится, к примеру, завод...
Но, слава богу, всё обошлось. Конёк-горбунок скакал аж во весь опор, так что даже по паре сотен шагов, случалось, он пролётывал. А о Борилеве скороходном и говорить было лишне – мчался он прямо как вихрь!
И таким образом оказались они вскоре у избушки Бабы-Яги, где теперь Кот-Баюн жил.
Вот же и встреча случилась там радостная!
–Я так и знал! – вопил котяра в экстазе. – Я так и знал, братцы, что всё у нас будет ладом! Ай да царевич, чудо-гусляр! Ай да царевна наша милаша!
И эти восторги длились там до обеда. Ещё бы – такая над злом победа!
А затем приспело времечко им расставаться. С котом, конечно же, мудрым – не друг с другом же… Борилев-то прямо от Милолики не отлипал, очей своих восторженных с неё не сводя. Да и она его привечала весьма страстно да ласково.
Любовь промеж ними воспылала просто-напросто, да вдобавок ещё и обоюдная, не односторонне направленная, а это ведь совсем не часто среди людей бывает, правда?
Вот с Котом-Баюном они, наконец, попрощались и без спехи уже до дому подались. Царевич на коне своём верном в обрат ехал, а его невестушка – на коньке-горбунке трофейном. Борилев, не теряя времени даром, сердце своё предложил Милолике в подарок, а к сердцу и руку ещё в придачу. Ну, тут уж от ведьмочки своенравной не последовало отказу, и она женой его стать согласилась с великой радостью.
Между делом, обсудили они положение во дворце, особливо Чаромирову коварную неверность. Борилев пылкий прямо сходу хотел предателя порешить, и о нём говоря, то и дело за меч он хватался. Однако Милолика его чуток осаживала: погоди, говорила она, Борилевушка, тут не стоит поступать неверно: натворишь чего-либо с бухты-барахты – а и пойдёт тогда всё прахом…
И то сказать, правильно…
Чаромир ведь в колдовстве своём окаянном далеко был не слабак и наскоком его, татя, так просто будет не взять…
А как въехали они вскоре во град престольный, то вот же удивление привезли они народишку тамошнему!
Борилева-то, по правде сказать, все уже вроде как списали. Думали про него, что, мол, пропадёт глупый малый. Помчался де чёрт те куда – значит, и сгинуть ему судьба с концами…
А насчёт Милолики, так и вообще ни у кого сомнений не было, ибо её Чаромир отпеть уже успел, как сил злых и вредных несчастную жертву…
Сам царь Болеяр выскочил из дворца и кинулся сломя голову навстречу сыну. Ну, и навстречу Миле тоже, вестимо… Слезами он даже облился обильно, когда живыми и здоровыми их увидел.
Ну, а во дворце уже находясь, когда узнал государь вкратце о приключениях несусветных своего сынка, и о том, главное, каким злым интриганом его старший жрец оказался, то разгневался он непритворно и приказал сей же час доставить ему сего ворона.
Однако поиски самые тщательные ничего не дали – пропал хитромудрый жречара куда-то без следа.
Тогда царь пир велел закатить – и непременно сейчас же, безотлагательно!
Для всех встречных и поперечных приказал он столы за городом поставить, где места было предостаточно, выдать из складов своих съестные припасы, выкатить бочки туда с вином заморским да с медами стоялыми. Да и сами горожане, узнав, что всё завершилося счастливо, несли на те столы всякую свою всячину…
И грянул пир там вскоре великий! Всем пирам и на мир весь разгульный пир!
Во главе сановного стола сидели на тронах деревянных царь Болеяр с царицею Плениславою, а с ними рядом царевич Борилев на почётном месте с царевною Милоликою, своею невестою. Гусляры играли на гуслях там звончатых, дудари дудели на дудках и сопелках, а народ захмелевший пел вовсю песни и плясал зело рьяно, чтобы жизнь у всех была без изъяна.
И вдруг, когда пир и веселье достигли уже, казалось, своего апогея, а солнце, наоборот, к закату клонилось устало, нежданно-негаданно, как гром среди неба ясного, появился там сам Чаромир мерзопакостный!
Одетый сплошь во всё чёрное, и держа в руке ясеневый белый посох, грозно сощурив совиные свои очи, шёл он размашисто по направлению к царскому трону.
Все замерли. Замолкли враз разговоры оживлённые. Замолчали визгливые дудки и гусли звончатые. Замёрзли на устах пирующих песни весёлые. И даже царь Болеяр поперхнулся своим мёдом и пырснул им пред собою во всеуслышанье…
Невдалеке от трона остановившись, колдун вперил очи в сидящую тихо Милолику и перстом указательным в её сторону тыкнул.
–Я пришёл за этой ведьмой! – грозно он взревел. – Отдайте её мне, или вы все сильно пожалеете, что перечить здесь мне посмели!
Гул возмущения прокатился по рядам пирующих, у царя Болеяра всё лицом тиком нервным стянуло, царица охнула, всплеснув руками, Борилев с места гневно восстал, и лишь одна Милолика сидела как ни в чём ни бывало, за оборзевшим Чаромиром спокойненько наблюдая.
–А ну-ка, взять этого негодяя! – насилу придя в себя, прорычал тут царь. – Связать его по рукам и ногам и в темницу отправить, чёртова колдуна! Живее! Ну, стража!
Но едва лишь стражники бравые к Чаромиру было направились, как он посохом пред собою замахал и пробормотал что-то гортанно.
И все до единого воины удалые повалилися вдруг на землю как соломенные снопы!
Тогда на защиту своей Милолики вышел вперёд смелый Борилев.
Выхватил он меч, висевший на поясе у ближайшего воина, и ринулся вперёд аки грозный барс на свою добычу. Крутая решимость в его глазах говорила о том, что он цацкаться с этим магом вовсе не собирается…
Но едва лишь пылкий царевич приблизился на чуток к сему нелюдю, как тот сызнова посох пред собою выставил и чародействовать вновь принялся. И его молодой ярый враг превратился вдруг в подобие изваяния каменного.
Ни рукою, ни ногою, ни даже бровью царевич околдованный пошевелить-то не мог!
–Никому не двигаться! – обвёл Чаромир вкруг себя посошину. – На местах своих сидите, словно клуши, и внимайте покорно владыке наимогучему! Отныне я буду у вас царём, а не этот вон безмозглый осёл!!
И он громко и язвительно расхохотался, над царём Болеяром явно издеваясь.
А и тот ведь не мог пошевелить и пальцем своим, мизинчиком, ибо и его колдовская воля туго всего скрутила. А о царице Плениславе и толковать даже не приходилось, поскольку та замерла словно овца, и лишь на Чаромира в ужасе она пялилась...
–Ко мне иди, девка паршивая! – махнул рукою Чаромир призывно. – Иди-иди, давай – живо!
Однако, противу его ожидания, Милолика не соскочила с места своего и к нему не помчалася, а продолжала, слегка развалясь, сидеть на сиденьице своём мягком, и лишь ехидным взором колдуна она прожгла.
–Ах, ты так – волю здесь вздумала проявлять! – прошипел тогда тот. – Ну ладно, погоди у меня!..
И он посох свой в землю с силой вогнал, скрюченные пальцы в сторону девицы направил и изрыгнул из себя страшные словеса гортанные.
Где-то в небесах прогрохотал гром раскатистый. Дунул ветра порыв шалый. У кого шапки были на головах, те у них долой послетали, и волосы на ветру у всех присутствующих заполоскалися…
Вокруг же явственно и страшно сгустился мрак…
Да только вот Милолика сидела всё так же.
Почему-то не боялась она теперь Чаромировой власти.
Наконец, грозный ветер успокоился, и снова из-за туч выглянуло закатное красное солнышко. Под его светлыми лучами мрак куда-то ушёл. А на Чаромира внезапно напала нервная дрожь...
–Нет у тебя более надо мною воли, – решительно и твёрдо царевна-ведьма тут молвила. – И не будет её, колдун, более никогда!.. Потому что за тобою кривда стоит поганая, а за мною чистая правда... А кроме правды – вся родная земля вдобавок!
И она рукою вокруг себя обвела плавно.
Сжался, скрючился злой Чаромир, словно был он не человек, а коршун некий великий. Не мог он поверить никак, что ослабла его гадова власть, и что появился у него враг отнюдь собою не слабый.
–Да, липовый жрец Чаромир, – продолжала между тем Милолика, –колдун ты могучий действительно… Но кто из нас двоих сильнее, я предлагаю сейчас же и прямо тут нам проверить…
–А это, интересно, как же мы с тобою сделаем? – усмехнулся злодей недоверчиво. – Нашлём друг на дружку порчу что ли чёрную, или, может, тут подерёмся?
–Хм, – в свой черёд усмехнулась и царевна. – Зачем такими глупостями впустую заниматься? Я предлагаю тебе кое-что гораздо действеннее…
–И что же это, а?
–Яд…
–Вот как – яд?!
–Ага, он самый… Пусть каждый из нас примет собственное противоядие, а затем выпьет самый сильный яд, который его противник ей или ему предоставит… Кто в живых из нас двоих останется – тот, значит, и главный, ну а кто в корчах здесь скончается – тот, получается, оказался слабым…
С минуту где-то Чаромир размышлял там, чего-то в уме своём прикидывая, а потом растянул он пасть в довольной ухмылке и закивал согласно:
–Хорошо, так и быть, ладно… Покажу я тебе, ведьма-царевна, кто из нас тут сильнее в изготовлении зелья. Только ты, глупая девка, победы себе не чай, ибо ты в этом деле предо мною букашка…
Что ж, раз так, т о и добре.
Полезла царевна в свою котомку и вытащила оттуда две одинаковых вроде скляночки. В одной из них, очевидно, находился яд, а в другой – без сомнения, противоядие… Содержимое одной из этих склянок Милолика тут же выпила. Это было чрезвычайно сильное снадобье, из самых чудесных трав и кореньев Бабой-Ягой когда-то изготовленное. Оно исцеляло и защищало буквально ото всех на свете ядов!
Вторую же скляночку Мила Чаромиру передала, чтобы тот употребил этот её яд.
Чаромир же ни в какую котомку не лез вовсе. Щёлкнул он просто-напросто пальцами своими кривыми, и в тот же миг в руках его по бутылёчку махонькому появилось. Также же, как и Милолика, он содержимое одного бутылька сразу же выпил, а второй бутылёк передал сопернице своей на пробу.
Выпили яды они практически одновременно.
И уставились друг на друга, а вернее враг на врага, весьма заинтересованными взорами, дабы увидеть воочию действие наглядное своих ядов.
Первой от чудо-яда Чаромирова проняло, что было ожидаемо, Милолику. Задышала она вдруг часто-пречасто, грудь её взволновалася, лицо сделалось румяным, а потом она дыхание на чуть-чуть задержала и… отрыжка прегромкая у неё изо рта изошла.
И всё!..
Не такое уж сильное воздействие оказал на нашу ведьмочку ядище тот злодеев. Помогло ей защитное противоядие, когда-то встарь ещё Ягусей сварганенное.
И словно отмер там весь народ околдованный. Единый вздох прокатился по рядам, и то был вздох не печали, а бурной радости.
А зато Чаромир растерялся там явно…
Было заметно, что внутри у него происходит какое-то действо странное. Побурел вдруг на харю колдун сей окаянный, на лбу у него выступила испарина, и всем слышно стало, как забурлило сильно у него в кишках…
Бросил он свою посошину наземь и, словно волк в клетке, по площадочке заметался, за брюхо своё притом держась…
Народ начал над ним смеяться да похохатывать, понимая, что тому с поносом, видать, никак было не совладать. Чародею же пришлось худовато. Миазмы ярости и страха плясали, меняясь, на харе у колдуна…
Наконец, он с шумом испортил там воздух, вызвав этим хохота бурный гром, и метнулся, как заяц, к ближайшим кустам, чтобы там поскорее опростаться.
Видно было всем, как он тама присел. И слышно было весьма отменно, как с ним происходило нехорошее это дело…
Народ же чуть не писался от восторга, зря наглядное посрамление злого ворога. Даже Милолика и та чуток эдак усмехнулася, наблюдая за копошениями в кустах посрамлённого колдуна.
Наконец, Чаромир таки опростался.
Вышел проигравший из кустов с рожей, дико перекошенной, кулаки злобно сжав, чего-то он проорал, хотя в шуме и гаме всеобщем его было не слыхать, а затем схватился он за сердце рукою и грянулся мешком оземь.
Не вынесла чёрная его душа, как над ним тут все потешалися. Гордыня, его обуявшая, погубила его насмерть. Околел он, негодник, подох – и туда ему была и дорога!
Ну а народец успокоился понемногу. Тело Чаромирово с глаз долой убрали, и повелел царь Болеяр в землю его закопать безотлагательно, кол осиновый вогнав в могилу аж до отказа…
И была там вскорости свадьба!
Милоликина, конечно же, с Борилевом – их самых!
Ох, и шикарная была эта свадебка, ох и весёлая, бают! Народу на ней побывало – не перечесть сколько много! С деревень даже приходили не ближних и с самых дальних сёл…
А царь Болеяр через годиков парочку передал своё царствие наследнику Борилеву в управление. Почувствовал он себя чуток эдак старым…
И из Борилева вышел, как сказывают, превосходнейший царь! А из Милолики, вестимо, царица великолепная!..
Нарожали они себе славных детушек и жили, по преданию, весьма долго и счастливо, с чем мы все их, конечно же, горячо и сердечно поздравляем!
Ну а у меня охоты сказки вам сказывать более не имеется. Сызнова пойду вот за грибочками в тот самый лес…
Кто же слушал да читал сиё повествование – тот молодец, конечно, да и всей сказочке нашенской, вестимо, пришёл тут

КОНЕЦ.

На гусля́х бренчал красиво
Я всегда. Меня просили
На той свадьбе поиграть,
Чтоб была бы благодать…

Я играл… И гости рады
Оказались. И награда
Гусляру была дана.
Мне понравилась она.

Сам жених налил мне мёду.
Чашу взяв, ему в угоду
Я там славицу пропел.
Был я весел. Был я смел…

Только мёд, не дав мне лада,
Мимо рта потёк. Досада
Жгла меня. Я видел сам:
Мёд струился по усам…

Да плевать! Народ смеялся…
Пир шёл яро... Пир удался!
И жених сказал, дивясь,
Что я ныне…Гуслекнязь!

Я царевича и челядь
Развлекал… Ещё звонче
Пели гусли, грусть гоня…
Славься, русская земля!

Уважаемый читатель, мы заметили, что Вы зашли как гость. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.