Часть вторая

До нитки мокрая и невозможно злая, вернулась наша егоза назад в свои пенаты дремучие.
–Эк же ты промокла-то, внученька! – покачала головою проснувшаяся недавно Яга, – Нешто не распознала, что идёт-то гроза? Я ж тебя этому учила когда-то…
–Семияр-то траву нашла, проказница? – спросила она опять через времечко, ответа от ведьмочки почему-то не дождавшись.
–Ничего я там не сыскала! – ответствовала ей Мила в запале, – Видать, зайцы траву ту сожрали! А может быть, она сё лето не в урожае!
–О! – воскликнула тогда Яга, по затылку себя притом бабахнув, – А ведь лето скоро уже кончается, а! День рождения у тебя, Милочка, намечается, и не какой-нибудь, а от роду осьмнадцатый! Надобно гостей побольше на праздник сей созвать, и как следует это дело нам справить…
И хоть по-прежнему дувшаяся и находившаяся явно не в духе Мила гостевому шумному сборищу воспротивилась было, но Баба-Яга на неё цыкнула, чуток прикрикнула, и таким образом показала, кто тут в избе хозяйка и чьё слово тут главное.
Ладно. Справлять, так справлять. Милолика потом даже обрадовалась... Отвлекло её это приготовление праздничное от мыслей мрачных. Ох, и обижена она была на Борилева! Ох, и зла! Да только зря она на царевича зло в сердце держала. Сама же была и виновата, что над нею так посмеялись. А не прикидывайся каргою отвратною, не выставляй себя в нелепом виде – вот и не будешь тогда в обиде…
Родилась Милолика, оказывается, аккурат на самый праздник яблочный. День её рождения, который Баба-Яга знала, они каждый год справляли с размахом немалым. А тут был случай особенный – как-никак восемнадцать лет стукнуло лесной девахе, а это значило, что взрослою она уже стала и готовой к жизни самостоятельной.
Пригласила Баба-Яга к себе на поляну всех неявных земных обитателей. Притопали туда и лешие местные, громадные да косматые, приплыли по речке водяные, прозрачные собою да пузатые; болотник явился, на сухую корягу похожий, русалки прибежали зеленоглазые, кикиморы из дебрей повылазили, покрытые мхом да лишайником, и даже кое-кого из домовых и банников Ягуся на пир позвала, с коими исстари дружбу она вела…
Напекли они с Милой пирогов, наварили пива вдоволь да квасу, мёду стоялого Яга выкатила из своих запасов – да и пошло у них гуляние разудалое на всю-то катушку! Упилась сила нечистая мёдом да пивом, начали лешие с водяными песни невпопад горланить, с русалками по поляне скакать стали, и даже кикимор с пьяных глаз на танец они не гнушалися приглашать…
Одна лишь Милолика ощущала себя не очень весело. Плясать с кем попало она наотрез почему-то отказывалась, а сидела за столом, голову вниз повесив, и даже не засмеялась за всё то время ни единого разу.
И тут вдруг дзинь-дзинь, звяк-звяк – взгремели колокольцы серебряные где-то поодаль! И увидели гости хмельные, что скачут к избушке Бабы-Яги кони огневые. Тройка чёрных, как смоль, жеребцов, запряжённых в повозочку золочёную, летели по дороге лесной во весь-то опор. Глаза у коней рдели пламенем ярким, а правил ими молодец удалой, одетый в платье богатое.
Вот примчались коники адовы, куда вознице было надо, да вмиг и пропали, а парень незнаемый на землю спрыгнул ловко, огляделся скоро, да на сидящую Милолику пытливым взором и уставился.
Вся сила нечистая от гостя новоявленного отшатнулась в преявном страхе, а он поклонился Бабе-Яге эдак слегка, да и молвил голосом звонким слова гордые, слова гордые да заносчивые:
–Али не ждала ты меня, Яга лесная? Так я, видишь, приехал неждан-незван, поскольку наслышан о красе воспитанницы твоей был немало. Или ты моему появлению не рада, а?
–Воромир! Воромир! Сам Воромир!.. – вмесе с охами да ахами послышались в толпе гуляющих возгласы сдавленные, а молодец, то слыша, растянул свои губы в усмешке довольной, подбоченился прегордо и хищным змеиным взором девицу-именинницу аж всю прожёг.
Ох, и сильно же озлилась тут Баба-Яга! Ох, и взбеленилася она страшно! Стукнула она ногою о землю, и от этого стука ярого тряс по округе прошёл немалый.
–Как смел ты явиться сюда без приглашения, Воромир! – ажно взвилася она в крике, – Нешто не знаешь ты, охальник, что полоса сия моя и вам, тварям адским, сюда вход строго заказан?!
Опять усмехнулся молодец наглый, но на Бабу-Ягу он и не взглянул даже, продолжая Милу растерявшуюся во все глаза разглядывать.
Был Воромир собою пригож и красив прямо безбожно: волосы у него были чёрные, усики холёные, а глаза тёмные, как ночь, и спесивые ну очень…
Подошёл он к имениннице поближе и руку к ней протянул, на танец её приглашая. Музыка тут сама собою заиграла зажигательная, и все присутствующие от громкого её звучания словно в ступор вошли чрезвычайный, даже и Баба-Яга-хозяйка. Онемели все гости, заколодели и, где кто стоял, застыли вдруг в позах своих, будто статуи холодные.
Заворожил Милолику взгляд колдовской Воромиров, и не смогла она чарам его волшебным воспротивиться. Встала она из-за стола, к удальцу подошла, да и закружились они в танце залихватском по широкой той поляне.
Любо-дорого было посмотреть, как они в пляске страстной споро передвигалися – ну, до того зажигательно это у них получалось, что и не передать… А как окончился танец сей бешеный, то Воромир на место Милолику сопроводил, всё время глаз с неё не спуская, вынул затем из кармана скатного жемчуга ожерелье шикарное, и на шею девице его повесил.
–Это тебе от меня подарок маленький, – прошептал он ей на ушко с придыханием, – А коли будешь со мною покладиста, то у твоих ног будут горы целые всякого богатства!
Поцеловал он ей ручку на прощание, затем свистнул по-разбойному пронзительно, коней своих вновь там явил и в коляску живо запрыгнул. Махнул он тогда рукою, и все там отмерли.
–Ждите меня завтра со сватаньем! – вскричал он властно на прощание, – Я буду не я, а станешь ты, Милолика, моя!
Гикнул он, свистнул, и кони чёрные прочь его вмиг унесли, а все кто там был, этому визиту Воромирову зело поразилися.
А как уехал гостенёк сей незваный, так Баба-Яга в такую дикую ярость вдруг впала, что и званых гостей всех до единого поразогнала.
Подскочила она затем к Милолике, будто некая яростная тигрица, и во гневе великом её выпалила:
–Не смей и думать об этом красавце, дура ты молодая! Я замуж за Воромира тебя не отдам, так и знай! У-у-у!!!
–А что, что такое, бабушка? – поражённая Мила на Ягу уставилась, – Разве не пригож Воромир, не удал? Отчего ты не желаешь за него меня отдать-то? Я ведь не маленькая уже чай – взрослою вроде как стала…
Побежала Яга в избу тогда стремительно, отвару успокоительного чуток там попила, и назад потом воротилась.
–Ох, не то, не то ты говоришь, Милолика, – покачала она головою укоризненно, – Не знаешь ты этого Воромира обворожительного, а зато я знаю, что он никакой не жених завидный, а изверг, наоборот, великий! Я уже и со счёту сбилась, сколько его прихвостни девок красных с белого свету к нему заманили. И что ты думаешь – счастливы они там стали? Ага, как бы не так – не вернулася на белый свет из них ни одна! И что с ними в краях адских сталося – один бог, видать, знает!
Милолика тут и призадумалась. И начали чары колдовские приворотные, Воромиром очевидно задействованные, её покидать помаленьку. А как Ягуся наварила взвару ей охранительного, да дала того взвару очарованной крале попить-изведать, так и вовсе деваха к черноокому красавцу охладела полностью.
И страшно ей вдруг стало от осознания нависшей над нею опасности!
Да только недолго она тужила-печалилась да страху-ужасу поддавалася. Пораскинула девица храбрая как следует своими мозгами, и принялась бабку деловито пытать.
–Так ты говоришь, что Воромир внук самого Кащея? – спросила она её предприимчиво.
–Ага, он самый… Внучек аспида этого адского смазливый наш красавец.
–Ладно. Тогда, получается, он воли полной надо мною тут не имеет, раз тут не ад? Так, да?
–Ага, касатушка, не имеет даже воли и малой.
–Что ж, это хорошо, коли так, – улыбнулась Милолика довольно, – Раз взвар твой, бабушка, мне в чары его внушаемые впасть не даст, то я тогда, как невеста его предполагаемая, вправе буду женишку хитрому и условия свои выдвинуть…
–Какие такие ещё условия?
–А там увидишь… Только на упыря этого наглость у меня есть в достатке ум и смекалка.
И вот на следующее утро, едва солнце поднялось над еловыми макушками, как жених с того света был уже тут как тут. Видимо, в межмирье Ягино, в отличие от мира остатнего, он мог хаживать без особой боязни.
Всё повторилось, как и в прошлый раз: опять кони адовы, на коих он прискакал, с глаз долой вмиг пропали, и Воромир, облачённый в платье богатое, пред очи тутошних обитательниц гоголем ярким предстал. А к ним вдобавок и пред очи многих из Ягихиных приятелей, леших там всяких да водяных с банниками, которые в роли свидетелей ей на сей раз понадобились.
Хлопнул внук Кащея в ладоши звонко, и появился у ног Милолики сундук резной со всяким добром: со златом-серебром да с каменьями самоцветными.
–Это тебе от меня подарочек маленький, – сверкнул жених смелый в усмешке зубами белыми, – А как у меня ты окажешься, так лишь на золоте пить да есть станешь, оденешься в одёжу ты шикарную, и будет тебе, милаха, полное счастье!
Однако все там бывшие, не исключая и Милолику, молчали и сосредоточенно взглядами поганца лишь изучали.
–Ну что же ты, – добавил Воромир нетерпеливо, – давай мне скорее свою руку, да и айда отсюда! Чего там ещё кота за хвост-то тянуть!
Да только Милолика на предложение это повелительное не повелась ни капельки. Усмехнулась она снисходительно, руки в бока упёрла, поглядела на женишка прехитрого взором весьма ехидным, и вот чего ему говорит:
–А не желаю я за тебя идти так само! Не хочу вот и всё!.. Может, ты этаким хватом лишь притворяешься, а на самом-то деле ты набитый дурак да жалкий слабак, а?.. А коли ты и вправду себя показать не прочь, то не откажи мне в выполнении условий моих пустяковых…
–Это каких таких ещё условий? – поглядел на Милу Воромир зло, – Я ведь, к твоему сведению, ничегошеньки вообще не боюсь. Я и сильнее всех, и мудрее, и нету мне соперника ни на белом, ни на не белом свете!
–А это мы, давай-ка, сейчас и проверим, – продолжала Мила с прежним ехидством в голосе, – Устроим при всей честной компании меж нами соревнование! Кто из нас двоих сильнее, быстрее и умнее другого окажется – тот, значит, и победил, за тем, выходит, и правда! Коли ты таким удальцом себя покажешь – значит, я с тобой куда пожелаешь, отправлюся. Ну, а коли я победу над тобою справлю – то я, получается, тут останусь, а ты к себе в ад возвертаешься не солоно хлебавши. Что, Вораха – по рукам, али как?
Усмехнулся Воромир спесивей некуда, и в его чёрных глазах азарт ярый вдруг загорелся. Скинул он с плеч своих молодецких богато расшитый кафтан и остался в портах одних да в тоже расшитой рубахе. А вышивки на рубахе были-то странными: всё змеи какие-то там сплеталися, и полыхали заревом ядовитые краски.
–Идёт! – топнул он оземь ногою, – Согласен! Что делать-то станем перво-наперво?
Рассмеялась Милолика тогда весело, да и говорит Воромиру:
–А ты покажи нам свою силу великую, кою ты так кичишься! Сотвори что-нибудь эдакое, чтобы я твой подвиг повторить не смогла бы. Ну, а потом и я свою силушку тебе покажу, и ты мною содеянное повторить попытаешься…
–Х-хах! – хохотнул на это жених самоуверенный, а потом вокруг он огляделся нервно, подошёл к толстой-претолстой ели, обхватил ствол насколько смог, поднатужился что было силы, а затем только раз – и вырвал с корнями елищу из земли, да аккуратно рядышком её положил.
Гул удивления прокатился по толпе свидетелей сказочных. Да уж, чего-чего, а силушки адской этому Воромиру не занимать было стать!
–Ну как, – выпятил силач гордый грудь колесом, – ты, надеюсь, мною довольна? Побеждённой в силачестве себя признаёшь или, может, тоже свалить деревягу попытаешься?
И он очень громко и очень нагло расхохотался, своим мощным превосходством заранее упиваясь.
–Хм, – усмехнулась в ответ Милолика, – Свалить дерево наземь дело нехитрое. Я, может, тоже так смогу… Просто пачкаться о смолу неохота… Поэтому я поступлю чуток иначе – и дерево тоже завалю, и вовсе даже не испачкаюсь…
Взяла она в избе топор остроотточенный, подошла к елище ещё более толстой, на руки себе азартно поплевала, да и принялась топориком там помахивать. Такими делами ей сызмальства приходилось заниматься – дровишки заготавливать то есть на зиму.
С пяток минуток она топором по стволу постучала, и стала ель та большая набок заваливаться, а потом упала она точнёхонько поперёк ели, Воромиром сваленной, под себя, стало быть, её подмяв.
Смахнула Мила с чела пота капельки и объявляет всем окружающим:
–Сгодятся ельчишки на дровишки! Ну что, Воромир – повторила я твой подвиг силы?
Тот было воспротивился, стал доказывать яро, что не силой Мила с елью совладала, а так само, но большинство свидетелей с ним не согласились. Ведь не колдовством девка, сказали они, тут шурудила, а своею телесною силою.
–Ладно, – продолжила Милолика их спор, – теперь, Воромир, вот что повтори, и тогда мы поглядим, есть ли у тебя творящая великая сила…
Взяла она зёрнышко махонькое маково, в землю его посадила, водою сверху полила, а потом руки к земле приложила и принялась чего-то шептать, закрыв глаза…
И о чудо чудное! Не прошло там и пары даже минуток, как пробился неожиданно из почвы росточек зелёненький, который рос-рос, рос-рос, да и превратился под конец в цветущее алое растение, которое на глазах осыпалось, затем обзавелось круглой коробочкой семенной, побурело, потускнело – и вот уже вам заместо зёрнышка, видного еле-еле, цельный мак торчит из земли поспелый!
Ахнули все зрители. Даже Баба-Яга рот в удивлении раскрыла, ибо она такому свою воспитанницу не учила. А Воромир посерел весь от гнева страшного, и его очи с нескрываемой злобой на Милу пялились.
Высыпала Милолика из коробочки маковой на ладонь себе мелкие зёрнышки, и предложила те зёрнышки всем желающим попробовать. Чтобы доказать, значит, что тут не обман какой-либо зрительный, а всё совершилось действительно.
И лешие, и Баба-Яга те зёрнышки отведать не преминули.
Один лишь Воромир раздражённый их пробовать наотрез отказался. Морду он надменную себе сквасил и в позу гордую встал.
Тогда Милолика одно из зёрнышек ему передала и строгим голосом женишку приказала:
–А ну-ка, милёнок, давай теперь и ты то же спробуй! Посей сиё зёрнышко да его быстро вырасти, а мы все поглядим, как это у тебя выйдет!
Крякнул недовольно жених адский, побурел он как рак, а потом зёрнышко всё же взял, в землю его ткнул пальцем, плеснул сверху воды из ведра, руки над местом посадки расставил и принялся чего-то гортанно бормотать.
Только вот же незадача – чем дольше он таким макаром там колдовал, тем больше и больше все окрестные травы сохли да жухли. Под конец же его манипуляций не только никакой мак из земельки не показался, а на целую сажень в округе от того места вся растительность на корню пропала.
Ну, чистую пустыню гадёныш сотворил же, едрыш его в дышло!
Подскочил он тогда на ножки резво, сапогом оземь топнул, так что всё вокруг загудело, плюнул пред собою в яром бешенстве и скроил рожу себе остервенелую.
А лешие-свидетели и прочая нечисть начали над ним смеяться весело и отдали они в сиём состязании Миле полную и явную победу.
Что ж, это было добре. Удалось-таки ведьмочке находчивой посрамить для начала Кащеева родственника. Но начало ведь не конец, ибо тот лишь делу венец!
Объявила Милолика Воромиру условие следующее: состязаться предложила им в беге. Однако бежать им предстояло не в естественном своём виде, а в превращённом, дабы потягаться им ещё и в оборотничестве.
Воромир такому соревнованию обрадовался. Чуял он силу свою явную и в беге стремительном, и в умении в кого хошь превращаться. Расхохотался выходец адский весьма злорадно, а потом только хоп – превратился он в огромного чёрного волка. А Милолика тогда вдруг сказала, что ей де в уборную срочно надо. Пошла она за избу, отвязала козу Парашку, там пасшуюся, превратилась живо в блоху и на морду козе прыгнула. Внушила она Парашке к месту состязания тотчас топать, и та, замекав взволнованно, туда нехотя направилась.
Публика лешачья, козу ту увидав, от хохота аж взорвалася, но Парашка не обратила на это никакого внимания: подошла она к волку страшному, как ни в чём ни бывало, и рядышком с ним спокойненько встала. А блоха Милолика, не будь дура, волку на рожу-то – скок! Да там и притаилась, в шерстинки крепко вцепившись.
Надлежало обоим бегунам до конца поляны во весь опор добежать, дуб разлапистый там обогнуть, а затем назад вернуться. И вот по свисту Ягихиному сорвались обе животины с места: волк Воромир умчался словно ветер, а коза Парашка просто-напросто кинулась себе в лес. И то верно– делать ей было что ли нечего, кроме как с волками наперегонки тут бегать!
Моментально прыткий волчара до дуба большого добежал, и в обрат стрелою помчался. Но едва он до черты отмеченной почти что добёг, как блоха Милолика с морды его на землю-то – скок! – и вот уже она первая черту финишную пересекла и возле Бабы-Яги стоит себе постаивает!
Ударился волк чёрный тогда оземь и вновь стал прежним не добрым молодцем.
Конечно, публика собравшаяся такого исхода вовсе не ожидала. Лешие с водяными да банниками, ну и водяные вестимо в придачу, так там заржали, что аж за пуза свои толстые они держалися. А запыхавшийся Воромир от гнева-ярости чуть было даже не лопнул.
А как охолонули они все там малость, так свидетели тогда рассудили так: что ведь действительно Милолика своею хитростью жениха прыткого вокруг пальца-то обвела... И хоть в умении оборачиваться она куда как лучше Воромира себя показала, но бежать-то она не бежала… Так что присудили нечистые не ей победу в данном состязании отдать, а её так сказать воздыхателю.
Лады. Та особенно с этим решением и не спорила. Выставила она надменного Кащеича на посмешище – и то ведь не плохо. Пускай, думает, будет у них один – один, а там, мол, поглядим: мозги ведь не ноги, их раскидывть надо не по дороге…
–Ну что, Воромир, – обратилась Милолика к адскому молодцу, – давай теперь умом-разумом с тобою потягаемся. Задай мне любой вопрос, и я на него постараюсь ответить, а уж потом и я тебя вопросцем своим озадачу.
–Хм, – усмехнулся Воромир развязно, а потом подумал он малость, подбородок себе рукою помял, да вот о чём ведьмочку и спрашивает: А скажи-ка мне, девка недалёкая – сколько всего на небе… звёзд?
Хохотнул он презрительно, затем пальцем на соперницу указал и самодовольно добавил:
–Ни в жисть тебе, дурёха, задачки этой не решить, потому как у вас, баб, волос лишь долго, а зато ум чересчур короток!
Тут он уже сдерживаться перестал и до того злорадно расхохотался, что даже некоторые лешие, словно хохотом ядовитым заражённые, принялись слегка похохатывать да похихикивать.
Да только Ягихину воспитанницу такими наскоками было не смутить. Она тоже чуток посмеялася за компанию, а потом как бы между прочим соперника своего подначивать стала.
–Странно, Ворюха, – сказала она, – что ты, такой умник вроде бы, а вопросец мне легче лёгкого задал. Ты же сам о небе ну ничегошеньки вообще-то не знаешь…
–Как так не знаю?! – возмутился мгновенно Воромир, – Да я!.. Да я!..
–Да ты, да ты!.. – передразнила его Милолика, – Коли умом не рассудишь, то и пальцами ведь не растычешь, а! Хм… Вот скажи-ка мне лучше – что на нашем небе светит, а там мы поглядим, соображаешь ли ты в этой сфере хоть что-нибудь, или просто врёшь нам тут напропалую о своём якобы многомудрии…
–В небе? – наморщил Кащеич лоб.
–В небе…
–Светит?
–Светит…
–Хэх! – сложил руки на груди Воромирка, а потом заявил выспренно: В небе светит солнце, месяц и звёзды – вот!
–Надо же – угадал! – притворно Милолика удивление на лице изобразила, – Молодец! Умник! И впрямь ведь ты мудрила!
–Э, стой-ка, милаха! – замахал вдруг Воромир руками, – Ты меня тут не путай, не обманывай! Это я тебя должон ведь спрашивать, а не ты меня. Говори-ка, давай, сколько звёзд на небе – а то ты проиграла!
–Да знаю я, знаю, сколько этих звёзд там понатыркано, – отмахнулась от него Мила, словно от овода надоедливого, – Тоже мне тайна великая… Их тама… Этих звёзд там… Этих самых звёзд там… На небе, значит, нашем…
–Ну! – в нетерпении выдохнул Воромир.
–Ровно на одну больше, чем ты думаешь, мудролюб! – быстро Мила тогда сказала и язык недругу показала.
–Что ещё за чушь?! Как это на одну больше?! – выпучил тот глаза, – Поясни сейчас же, что ты тут мне наврала!
–А вот так! – развела Милолика руками, – Солнце ведь тоже звезда, а ты его отдельно от прочих звёзд посчитал, когда перечислял, кто на небе светит. Значит, ты к звёздам солнце не причисляешь, когда о них толк ведёшь. Получается, что я права, а ты ошибаешься. Мой, значит, верх в этом споре, а не твой, адознатец!
Ну и шум после слов сих Милкиных поднялся, ну и гвалт!
Все почитай свидетели за малым, может быть, исключением её победительницей в этом споре признали. И как злобный Воромир ни возмущался, а таки смирился и он, наконец, с этой данностью.
Супротив большинства ведь не попрёшь – маху дашь, ядрёна вошь!
–Ну что же, – прожёг он свою соперницу змеиным взором, – Коли так, то и ладно. Теперь ты меня давай спрашивай, а я отвечать стану…
Помолчала мал-мало Мила, умом чуток пораскинула, и такой вопросец Воромиру кинула:
–А ответь-ка мне, мудрец адский Ворейка – что на свете… всего-всего больнее, а?
–Ох-хо-хо-хо! – мгновенно развеселился тот, лёгкостью вопроса, видимо, обрадованный, – А тут и знать нечего! Это любой дурак тебе скажет… Самое больное на белом и на не белом свете – это когда тебя огонь немилосердно поджаривает, вот!
То услышав, лешие с водяными да банниками согласно этак забормотали да головами своими закивали. Почитай что все они с таким умозаключением целиком и полностью согласилися.
Но не согласилась с этим Милолика!
–Ну уж, это нетушки! – громко она воскликнула, – Ты тут, Ворик, не прав, ибо есть и побольнее нечто гораздо…
–Это, интересно, что же, а? – враз встал тот в позу.
–А это совесть!.. – твёрдо сказала ведьмочка молодая, – Совесть нечистая куда как сильнее душу, бывает, терзает, чем даже само пламя.
Однако, противу её ожидания, подавляющее большинство свидетелей мохнатых её почему-то здесь не поддержало.
Хотя что, по большому счёту, тут было вообще-то странного? Свидетели-то эти нечистой силой считалися и сами, и о муках совести своей нечистой, за неимением видимо таковой, они особо и не помышляли, и таковой высшей муки не ведали они, наверное, ни шиша.
Да дела… Вничью, короче, закончилось это их умственное состязание. А вместе с ним и вся их борьба-схватка. Никто из соревнующихся, получается, другому своё превосходство не доказал, и не обязан был, таким образом, чужой воле тут покоряться.
Милолике-то что – она и этим исходом оказалась довольна, поскольку и ничья давала ей полное право адского жениха отшить к такой матери. Ну а Воромир разозлился вначале страсть прямо как: глаза у него стали такими ярыми, что метали, казалось, лучики пламени, а рожа у жениха неудатого красною стала, как тот бурак, и выражение заиграло на ней страшней страшного.
Потом он норов свой разошедшийся кое-как в руки всё же взял, и даже под конец сумел вымучить на лице улыбочку слащавую.
–Ладно, – махнул он рукою, словно с неудачей своею смиряясь, – Так и быть, Милолика – более я тебе не жених. Гость я просто-напросто, ага…
–Ну, а коли так, – энергично он добавил, – коли гость я твой всего-навсего, то прошу я нижайше и тебе мою особу уважить. Прошу гостьей моею и тебя я побыть сколько того пожелаешь! Клянусь всем на свете – ничего худого тебе не сделаю! Покажу чудес всяческих я тебе великое множество, и вернёшься ты домой, когда только захочешь!
И надо же было такому случиться – согласилась неожиданно Милолика с предложением этим льстивым!
То ли чары вновь тайные Воромир супротив неё применил, а то ли всё вышло так само, а прямо загорелась она в гостях у князя адского побывать. И как Баба-Яга её ни уговаривала, как переубедить её ни пыталася – ан всё-то ведьмочке азартной было по барабану! – потеряла она чувство опасности окончательно, и собралась уже отбыть в пределы незнаемые с наглецом этим адским…
Видит тогда Яга, что её воспитанница одурела прямо, и говорит она, поразмыслив, гостю их рьяному:
–Ну что же, князь Воромир – так тому и быть. Соглашусь я отпустить с тобою мою воспитанницу. Но! – и тут она палец кверху воздела и добавила весьма строгим голосом: С условием одним непреложным! А иначе ехать ей с тобою никак будет не можно!
Тот же до того, видать, удаче своего предприятия был рад, что согласен оказался на любые условия Ягины. И то верно – заманил-таки он к себе лебедь белую, красну девицу, и то было добром для него, хоть для Яги с Милою было и скверно.
–Поклянись, внук Кащеев, – огненный взор в молодца ведьма старая вперила, – поклянись самым для тебя дорогим на нашем общем свете, что ничего худого ты Милолике моей не сделаешь! Клянись кровью своею чёрной, а не словесами изощрёнными! На вон, для этого дела тебе нож мой острый…
И подаёт ему из-за спины ножик свой остроотточеный.
Ну что ж, Воромир нож тот взял, бровями собольими весело поиграл, устами белозубыми задорно посмеялся, да и надрезал себе ножиком большой палец. И вот же удивления Милолике было-то зреть, а только закапала из надреза на землю не алая кровь, а чёрная совершенно! Ух ты, не солнце яркое струилось, видать, по жилам обитателей адских, а сам чёрный мрак, и то видеть ей, конечно же, было странно.
–Клянусь жизнью своею, Баба-Яга, – произнёс с пафосом князь адский, – что не причиню я твоей воспитаннице ни малейшего даже вреда…
Хотел было он ещё чего-то к клятве своей добавить, но Баба-Яга руку вверх тут подняла и его словоизлияния прервала.
–Ша! – громко она воскликнула, – Вполне достаточно, хитрован Воромир! И помни, хоть ты и бессмертный, но отныне ты – бес смертный! Нарушишь клятву сию страшную – помрёшь смертью ужасной, а коли слову своему будешь ты верен, то уж так и быть – живи себе и впредь!
Мрачным-премрачным сделалось в этот миг лицо Воромирово, и даже кожа на нём, кажись, посерела. Наверное, это сама смерть накрыла душу его своею сенью, и заморозила она на миг в ней смех и веселье.
Однако недолго предавался молодец бесшабашный тоске да печали. Свистнул он посвистом разбойным отчаянным, и кони его иссиня-чёрные, запряженные в повозочку золочёную, были уже тут как тут.
–Прошу тебя, Милолика! – подал ей руку Воромир, – Заходи да садись-ка. Ужо доедем мы быстро…
Усадил он красну девицу на сиденьице мягкое бархатное, и едва она Бабе-Яге успела ручкой на прощанье помахать, как Воромир вожжи-то хвать, свистнул громче прежнего аж в два раза – и стрелою они прочь оттуда отчалили.
И вот смотрит Милолика удивлённо, а кони-то адские не по земле уже скачут-передвигаются, а в небесах самих быстро мчатся. А вокруг-то виды открылися дивные – никогда такого Мила доселе не видывала. И то – небо ведь в глубине было чёрное, всё сплошь в разводах багрово-красных переливающихся, да во вспышках пугающих ярко-алых. И тучи клубовидные, точно живые, сжималися да разжималися то медленно, то быстро, и будто бы от боли природной дёргалось всё в небесах да корчилось.
А под ними странного было и того больше, ибо зелени не виделось там вовсе, а стлались в ущельях гор острых заросли какие-то чёрные, все сплошь сухие собою, да тянулись на вёрсты долгие поля пустынные мёртвые…
Никакой радости не было у Милы лицезреть пейзажи эти адские, и как-то подкралась постепенно к сердцу девушки глухая тоска.
Оборотился тут к ней лихой возница, измерил спутницу свою ладную взором странным, да вдруг её и спрашивает загадочно:
–Девка, девка, а ты меня не боишься?
Глянула Милолика в очи его чёрные, и как-то не по себе ей вдруг стало, так что она аж поёжилась слегка и чуть-чуть задрожала.
Однако в руки она себя всё же сумела взять, и так Воромиру затем отвечала:
–А чего мне тебя бояться? Ты же слово дал, что не причинишь мне вреда и малого, так что я спокойна как никогда.
Такой ответ её услыхав, запрокинул Воромир голову назад и страшным голосом он расхохотался, а у Милолики сидящей от смеха сего раскатистого душа даже ушла в пятки.
И пожалела она тогда сильно, что поехала сюда с этим Воромиром, да делать-то уже нечего было: прошедшего ведь не воротишь, а грядущего не минуешь. И решила она про себя, что пусть, мол, будет что будет, а только унывать ей не к лицу, и так легко она не дастся этому молодцу.
Долго ли али коротко они по небу на конях волшебных летели – это уж бог весть, а только глянула тут вперёд девушка – а вот же уже и показался вдали злат дворец!
Был он до того вычурно-величественным да собою ослепительным, что ни в сказке, как говорится, сказать, ни борзым пером его описать. Вокруг дворца сего роскошного огорожена была высокой стеною немалая земная площадь, и там сады были разбиты, да устроены были ровные аллеи.
Направил Воромир ко дворцу своему залётных коней, и те на главную аллею враз спустилися, по ней чуток прокатилися и у входа шикарного остановилися.
Воромир тогда наземь скок, руку Миле подаёт и с коляски её аккуратно сводит. И едва лишь кони те прочь пропали, как он её во дворец зайти приглашает.
А как только ворота резные сами собой распахнулись, то заиграла вдруг откуда-то музыка бравурная, засверкали огни внутри пленительные, и они оба под руку во дворец тот вошли.
А там было стократ всё шикарнее! В жизни своей не видала ведьмочка молодая такого обалденного убранства, ибо дворец-то адский бабкиной жалкой хатке был не чета. Там были колонны гигантские самосветящиеся, изнутри углями мерцающие, стены ещё изукрашенные, цветами яркими глаз манящие, шик, блеск, красота, удивление – очам восторженным прельщение да пленение!
Провёл хозяин довольный гостью свою удивлённую по многим наироскошнейшим залам, а потом хлопнул он в ладоши громко и обед изысканный для них заказал. Сели они по краям стола громадного, и вот уже слуги проворные блюда с яствами да всякие пития на столе том расставляют… А слуги-то собою удивительные – не люди то были, и не какие-либо разумные механизмы, а самые настоящие скелеты, только почему-то все как живые и полностью к тому же молчаливые.
Оторопь нашла даже на Милолику от вида слуг сиих Воромировых.
Вот поели они, попили, и тогда хозяин гостеприимный девице и говорит:
–Поживи у меня, Милолика, с недельку-другую. Покажу я тебе дивеса всякие, поиграем мы в забавы разные, а там и домой я тебя отправляю. А коли тебе здесь понравится, то ты и далее у меня во дворце оставайся, ибо неволить тебя в твоих желаниях вовсе не входит в мои насчёт тебя планы…
И стала Милолика в чертоге том адском жить-поживать, да удовольствиям всяческим азартно предаваться. В сплошных веселиях да развлечениях пролетали один за другим дни недели, и не чуяла она вовсе летящего беспечно времени. С каждым же днём народу в чертоге княжеском прибывало. Приезжали туда откуда-то кавалеры галантные, и являлися при дворе прекрасные дамы. Все они Воромиром Милолике были представлены, и до того своим нравом показалися они ей приятны, что и не передать… Игры, балы, танцы и пиры следовали у них один за другим, и так это всё вскружило головку Милоликину, что и впрямь она уже подумывать начала, а не остаться ли ей тут насвегда…
Жизнь же её допрежняя у Яги-Бабы казалась ей теперь скукотою тоскливою явною и каким-то затхлым и ничтожным прозябанием.
И вот говорит ей как-то хозяин ласковый Воромир, что де завтра будет самый главный их пир, который должен завершиться поздним вечером неким грандиознейшим тайным действом. Обрадовалась известию этому восхитительному гулёна задорная Милолика, да и пошла она спатушки в уютную свою спаленку, завтрашние прелестные развлечения радостно в душе предвкушая.
Да только не спалось ей всё как-то…
Встала она тогда с постели мягкой, в ночной одной рубашке к окну неспешно подошла и в залитый мертвенным сиянием сад глянула. И увидела она в самой глубине сада высокую-превысокую ограду, за которой крона дерева куполообразного гордо вздымалася. «Э, – подумала тут она догадливо, – да это же то место самое, которое Воромир запретил мне посещать строго-настрого, ибо там де находится какая-то страшная для всех опасность. А дай-ка я туда наведаюсь, покуда все спят – уж больно любопытно мне взглянуть на эту опасность…»
Сказано – сделано. Быстро тут Милолика оделась и, чтобы её не видели, по балконам вниз она сторожко спустилась. Добралась она, крадучись, до той загадочной ограды, всю её вокруг обошла и никакого входа вовнутрь не нашла. Хм, думает девица озадаченно – как же ей за стену высокую пробраться? И тут по лбу ладошкой она себе жахнула. А на что же ей дано умение оборачиваться! Совсем, закорила она себя, я тут глупою стала – забыла я даже, что ранее изучала…
Обернулась она ловко бабочкой тяжёлой ночною да и перелетела через стенищу ту высокую.
И видит она внутри вот какую картину неожиданную: дуб толстенный там высился обхвата этак в три, посредине дуба в ствол было вбито массивное железное кольцо, а от кольца отходила цепь золотая, которая с середины донизу ствол опоясывала. А на земле, у самых могучих корней, спал-почивал немалый такой рыжий котяра, который ошейником к цепи был прикован намертво.
«Вот так так! – удивилась бабочка Милолика про себя, – Да неужели сей кот и есть та великая опасность, о которой Воромир мне сказывал давеча? Ну и дела-а!..»
Подлетела она тут же к котяре спящему и своими крылышками усы ему пощекотала. Тот же с перепугу да от неожиданности великой как вдруг заорёт да вверх как подпрыгнет!
А как на землю он приземлился, так на бабочку, вылупив глаза, уставился да человеческим голосом вдруг говорит:
–А я уж было думал, егоза Милолика, что ты меня так и не посетишь. Что ты, дурёха этакая, в чертячьем сиём вертепе так и сгинешь напрочь! А ты, значит, вона как – бабочкой тут порхаешь!
Ударилась ведьмочка наша тогда оземь и сызнова приняла человеческий облик.
–Вот так диво, право! – в свой черёд она восклицает, – Это надо же – кот говорящий! Ну и чудеса!
–Ага, он самый, – профырчал тогда котяра важно, – Кот Баюн я, барышня, ага. Я, к твоему сведению, всё на свете и про всех доподлинно всё знаю…
И поведал Кот Баюн недалёкой девахе, что ожидает её завтра нечто воистину ужасное! Что замыслили черти, во дворце собравшиеся и лишь притворяющиеся дамами и господами, в жертву её особу принести в полуночный час. Воромир же князь, собака адская коварная, живьём её сожрать намеревается, и тогда она тысячной его жертвой станет. По древнему их чертячьему заклятию, кто из князей адских тысячу девушек невинных к себе в чертог с белого свету заманит, тот получит, гад, такую власть, что и на белый свет сможет беспрепятственно хаживать.
И будет тогда людям от этого аспида страшная беда!
Как услыхала сии слова Милолика беспечальная, так враз она с лица спала, и ярость на Воромира в душе её взыграла. «Ах же ты, – вознегодовала она, – и гадина! Так вот, значит, зачем я тебе тут понадобилась!»
–Что же мне делать, Котик Баюн? – обратилась она тогда к коту, заломив руки, – Как же мне теперь быть? Как на свет мой белый отсюда отбыть?
–А вот как! – стал её кот учёный тогда поучать, – Перво-наперво проберись ты во дворцовый подвал, обернувшись сызнова бабочкой. Увидишь там тыщу почти что черепов девичьих, без твоего, само собой, последнего. А посередине подвала стоит бутыль стеклянная великанская, пробкою прочно заткнутая. Ты ту пробочку вытащи и скажи: «Летите, души пленённые, отсюда к Господу Богу!» И как услышишь шум шелестящий, из горла бутыли той исходящий, так знай, что всё получилось как надо, и бутыль вскоре будет пустым-пуста… Смело тогда к себе возвращайся и спать заваливайся... Дождись затем пира вечернего ужасного, дотерпи до самого полуночного почти часа, и едва лишь часы башенные предпоследний удар отпечатают, как ты встань моментально и вот какое возвести заклятие: «Кто крал и врал, пусть станет гадом – а мне назад до дому надо!» Увидишь сама, что случится там, а ты зря тогда времени не теряй, горлицей быстрокрылой оборачивайся и лети себе стрелою в родные края… Коли ловкою и проворною окажешься, может статься, и живою домой возвертаешься. Ну а ежели дашь ты маху, то поймает тебя тогда князь адский и первою по счёту в бутыль подвальную он тебя посадит.
–Ах вот, значит, каково гостеприимство хвалёное Воромирово! – оярилась ещё пуще Милолика, – Ну, да ладно, клятвопреступник – я тебе, чай, не овца какая и не хрюшка – от меня кое-что другое ты получишь!
Подошла она к коту безбоязненно, по голове и спинке его нежно погладила, а затем ошейник кошачий внимательно осмотрела. Ошейник был толстый, кожаный, и за колечко железное к цепи золотой он прикреплялся. Взяла тогда Милолика да его и отвязала решительно и на землю под ноги его бросила.
Подарила она Коту Баюну волю милую, а затем ему и говорит деловито:
–Ступай, Котик Баюн, куда тебе вздумается. Помог ты мне советом добрым – и я тебе тоже добром отплатить обязана. Надеюсь, чёрт этот коварный тебя более не поймает, да на цепь эту клятую не посадит…
Обрадовался Баюн страсть прямо как. Не чаял он, что кто-либо добровольно отважится свободу ему дать, а тут на тебе – беги куда хочешь, сколько есть в лапах мочи!
Замурлыкал котяра музыкально и стал похаживать вокруг ног Милоликиных, спину себе о них потирая да притом приговаривая:
–Спасибо тебе, Милолика смелая, что решилась ты на такое дело и меня освободить ты не побоялася! Тыщу лет я уже тут хожу, к дубу сему привязанный. Всё про всех я вроде знаю, а про самого себя уже и забывать стал, что когда-то и я на воле хаживал… Скажи – что ещё ты хочешь от меня узнать? Что является для тебя тайной неразгаданной?
Охнула тут Милолика, за голову руками схватилась и воскликнула пылко:
–Да как же это я запамятовала! Вот же я дура тупая, а! Котик Баюн, скажи мне, поведай – кто я такая есть, и кто родители мои кровные на белом свете; живы ли они или, может, умерли уже давно?
Тот ей и выложил всё без утайки:
–Роду ты, красна девица, очень знатного. Царевна ты вообще-то, ага! Дочь царя державного Сиясвета и жены его, свет Алозорушки… Да только теперича ты сиротка. Умерли твои родители смертью безвременной, и ты бы тоже давным-давно уже пропала, ежели бы не выкрала тебя из дому Баба-Яга… Однако благодарить ведьму старую не спеши, ибо имеет она на тебя особые некие виды… Которые вряд ли тебе, знай ты о них, по нраву пришлись бы…
–Как?! – перебила Кота Милолика, – Да неужто Яга-Бабуся нечто злое насчёт меня задумала? Врёшь ты, Кот, измышляешь – не поверю я никогда, что Баба-Яга такая злая!
Кот же в ответ пофырчал малость, помурлыкал, да вот чего девахе и говорит:
–Это ты себе как знаешь, царевна – хошь верь, а хошь нет, а только дам я тебе один дельный совет… Видала ли ты колечко золотое с камешком аленьким, которое Баба-Яга носит на левой руки меньшем пальце?
–Ну, видала…
–Так вот. Коли до дому ты счастливо доберёшься, то пристанет к тебе вскорости Ягуся с этим самым кольцом. Надень, мол, внученька, сей перстенёчек на левый свой мизинчик… Ну а ты это сделать согласись, однако не на левый мизинец эту вещицу натяни, а на правый. Тогда всё сама и узнаешь… А теперича прощевай давай, недосуг мне более тут обретаться! Да и ты со своим делом поспешай, не медли, покуда все ещё спят во дворце, а то будет тебе, милаха, не лад, а беда. Ну – желаю тебе удачи, царская дочка! И спасибочки тебе за всё!
Взлетел тут Кот на дуб огромный, по ветке горизонтальной ловко пробежался, на ограду оттуда скок – да и был таков. А Милолика тоже телепаться зря не стала, оборотилась она живо прежней бабочкой, да и полетела искать тайный тот подвал.
Нашла его вскоре, а как же. Там было темно, хот глаз коли, однако ночные бабочки и в темноте ведь прекрасно видят. Посреди мешка того каменного стояла на столе бутылища громадная, которая пробкою оказалась прочно заткнута. А на полках окрестных железных – родная мама! – лежали, оскалившись, белые девичьи черепа в количестве весьма-то немалом. «Значит, и мою черепушку, чертяка гнусный, – подумала Милолика про Воромира, – ты для своей коллекции получить сюда чаешь? Ан дулю вона тебе, а не башку мою мёртвую оскаленную!»
Ударилась она оземь, в девицу оборотилась, бутыль рукою нашарила, да пробку ту – чпас! – и вытащила к таким-то чертям. И услыхала она после этой манипуляции звуки престранные: ну, будто бы шелест листьев сухих в бутылище раздавался, и словно вздох тяжкий из горла её изошёл.
И тишина-а-а…
И до того легко вдруг на душе у Милолики сделалось, до того радостно! Осознала она явственно, что совершила дело архиважное, после чего сызнова бабочкой стала, через дверную щель наружу пробралась, полетела к себе в спаленку, там опять облик свой естественный приняла, да и улеглась себе спать-почивать. И спалось ей на постельке мягкой так покойно и сладко, как до того ну ни разу.
А поутру празднество чертячье с ещё большим размахом продолжалося. Видимо, не прознал пока ещё подлый хозяин, что Кот Баюн от него тягу дал и что, главное, души томящиеся освобождены уже Милоликою все до единой. Гоголем Воромир по палатам своим прохаживался и нет-нет, а на жертву свою чаемую поглядывал он как-то загадочно. Чёртики злорадные в глубине его чёрных глаз плясали, да только ведьмочка молодая ничем своего о нём знания не выдавала. Очень мило и весело она гаду этому мерзкому улыбалась и ворковала с ним совершенно беспечно, словно это не её, а кусок торта намеревался он позже здесь съесть.
А тут уже вон и вечер… Бал начался в замке чисто безбашенный! Гости друг с дружкою танцевали-плясали под музычку залихватскую, и настроение у всех собравшихся было просто потрясающее.
А ближе к полуночи самой собрались господа и дамы за роскошно уставленными столами. Воромир уселся на трон во главе длинного центрального стола, Милолику он усадил с собою рядом, а перед ним на столе лежало блюдо великанское тонкой работы. И что странно – было оно совершенно пустое.
–А скажи мне, дорогой Ворусик, – обворожительно промурлыкала Милолика, – для чего это блюдо тут? Яств везде полным-то-полно, а на нём, я гляжу, и нет ничего…
Расхохотался громогласно адский князь и так ей затем отвечал:
–А здесь лакомство некое будет лежать. И до того оно, скажу я тебе, сладкое, это лакомство, что у меня от одной мысли о нём слюна жадная во рту скапливается…
Как услыхали слова сии господа сидящие и дамы, так тоже они враз возликовали да расхохоталися. А Милолика ничего, сидит себе как ни в чём ни бывало, и тоже в ухмылочке ротик свой растягивает. «Шиш тебе, а не лакомство, подлюга коварный! – думает она язвительно про себя, – Выскочишь ты из-за этого стола несолоно хлебавши!»
Совсем немного осталось уже до часа полночного. Повелел тогда Воромир налить гостям в бокалы и чаши вина пьянящего, сам тоже кубок, украшенный каменьями драгоценными, над собою воздел, и предложил вот чего голосом торжественным:
–Давайте выпьем, дорогие собратья, за ту, которая является главною на сиём нашем празднике – за гостью мою любезную, за Милолику прелестную!
Выпили гости и закусили. А Воромир ничем не закусывает, только пьёт тут как лошадь.
–А отчего ты ничем не потчуешься, мил дружочек? – спрашивает его Милолика простодушно, – Али яства для тебя тут не вкусные?
Тот тогда зубы в усмешке оскалил и отвечает ей так:
–Ты для меня самая лакомая и спелая, Милочка! Так бы тебя прямо и съел я!
И он словно бы шутейно ущипнул её за бочок.
Гости пьяные сызнова смехом громко наярили, а Милолика и здесь виду никакого не подаёт.
–Скажи мне, девица красная, – Воромир к ней снова пристал, – хорошо ли тебе у меня, приятно?
–Очень хорошо, мил дружочек, очень приятно! – радостно отвечает та.
–А не хочешь ли ты у меня тогда навсегда остаться? – опять вопросец он ей кидает и как-то незаметно внутренне напрягается, – Не по воле чужой остаться, а по своей собственной, а?
Замерли тут все собравшиеся, и наступила внезапно в зале громадном зловещая тишина.
–Ну как тебе сказать? – не раздумывая, воскликнула Милолика, – Хочу я очень у тебя тут остаться, но лишь настолько… насколько я захочу сама!
Гул прошёлся по палатам праздничным. Ответ-то Милоликин получился неоднозначным. Воромиру ведь было надобно, чтобы она по собственное воле пожелала тут остаться, а не по принуждению его, значит, хозяйскому.
–Я весь с потрохами в твоём распоряжении, прекрасная Милолика! – аж с места своего он вскочил, – Располагай мною как ты пожелаешь!..
–И я тоже в твоём распоряжении, хозяин ласковый! – та ему вторит сладострастно, – Одна я в твоём распоряжении покамест. Не сто и не тыща – а я одна!
Ох, и радостно взгорланил тут весь огромнейший зал! А Воромир усмехнулся опять загадочно, глянул мельком на часы гигантские и налил Милолике полный кубок вина сладкого.
–Скажи здравицу в честь всех сидящих, Милолика! – громким голосом он ей предложил, – Восславь напоследок честную нашу компанию, а мы тебе станем внимать. И возвести нам своё главное сокровенное желание, ибо исполнено оно будет моментально!
Под бурные и ярые рукоплескания Милолика с креслица своего не торопясь встала, кубок полный в десницу взяла и пред собою его вознесла.
И в этот самый миг часы башенные стали бить. Полночь уже почти что наступила. Все присутствующие смолкли и затаили даже дыхание. Раз, два… – часы счёт свой дюжинный отбивали, – три, четыре, пять… И когда осталось нанести им всего три удара, набрала Милолика в грудь свою ёмкую побольше воздуха, и вот какое желание из уст своих изрекла:
–Кто крал и врал – пусть станет гадом, а мне назад до дому надо!
И как плеснёт вином красным в Воромирову наглую харю!
А потом блюдо со стола она хвать, да по башке ему вдобавок – ба-бам! В точности совпал этот звук с часовым последним ударом, и в тот же самый миг превратились все там сидящие господа и дамы в жутких и отвратительных гадов. А Воромир таким мерзопакостным страшилищем оборотился, что и описать-то его нету никакой возможности. Ну, гад, он и есть гад – чего там ещё слова на него тратить!
Страшно чудовища в том залище зарычали, а Милолика, времени драгоценного зря не теряя, вкруг себя-то – швись! – горлицею быстрокрылою оборотилася, да в окошко раскрытое и вылетела стремительно.
И помчалась она к себе домой, сколько было в крылышках её резвой мочи!

Уважаемый читатель, мы заметили, что Вы зашли как гость. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.