5 часть

Противостояние.

…Вот стены, и врата чернеют, и бой часов летит окрест…
Тлен одиночества и время, и старость в стенах каменеют –
И в людях, что остались здесь…
Старик не стал стучать в ворота – в молитве на колени сел,
Вокруг не обращая взора, терпя безумства непогоды,
Застыв, он лишь вперед глядел…
А буря громче завывала, деревья гнула до земли,
Бросая ливня покрывала на старца, что сидел упрямо
У врат и Господа молил…
Но вот средь бури флейта взвыла, и от Фарго прочь позвала,
Со всею ненависти силой приказывала и молила –
Старик же Бога призывал!
Над ним огни, что ярче молний, взлетели огненной волной
И скрыли старика от воя… Изнемогла и буря вскоре –
Старик один был пред стеной.
Минула ночь. Старик молился… А за стеною старый страж
Следил за ним из-за бойницы, надеясь, что тот отвратиться
И утром повернет назад…
Но утром, увидав, что странник стоит, как ночью, у ворот
И бьет поклоны неустанно, решил, что это все же странно –
Не просит, помощь не зовет…
Кряхтя, он поспешил на площадь, пройдя по сбитой мостовой –
На стену встал его помощник, что также видел этой ночью,
Как странник выстоял живой.
А первый страж уже добрался до городского головы,
С трудом сглотнул и отдышался, потом несмело постучался
И дверь со скрипом отворил:

- «Там, ваша честь, старик явился – всю ночь под стенами стоял
Он на коленях и молился… Не звал, в ворота не стучал…
Мы слышали и звуки флейты… Как и тогда, в тот страшный день –
Вкруг старика ее напевы бросали сумрачную тень.
А он… молился на коленях – и искры огненным кольцом
Кружили, разгоняя тени, он говорил с самим Творцом…»

- « Не говори мне этой чуши! Все померещилось тебе –
Нам в Городе их Бог не нужен, мы сами господа себе!
Старик живой? Вот так везунчик – наверно, крепкий организм…
А сколько их здесь ныло… Случай! А утром их бросали вниз…
Иди себе… о нем не думай – он или сгинет, иль уйдет…
Меня не трогают их судьбы, пускай мир вовсе пропадет…»

И старый мэр вновь у камина уселся, кашляя, кряхтя,
Вдыхая вкус смолы и дыма – и чудилась ему Марина,
Его любимое дитя…
Светилось личико малышки, а взгляд стремился к небесам…
Там, в комнате, и ныне книжки лежат, и плюшевые мишки,
И ленты к светлым волосам…
А страж, кряхтя, побрел обратно, слезу сгоняя по пути –
Он вспомнил маленького брата, проделки, шутки Алехандро,
И смех, что лучиком светил…

***

…Сменилась стража этой ночью. Молился у стены старик…
И стражи слышали: «Мой отче…» И думали – что им пророчит
Его печальный светлый лик…
Вот буря с силой загудела, бичом холодным дождь хлестнул,
И тут же музыка взлетела – о скорой смерти флейта пела!
Ей вторил шторма вой и гул…
Старик взял в руки крест нательный, в слезах его поцеловал –
И тут же искорки взлетели и скрыли в огненной метели
Молящегося старика…
С тревогой стражи ждали утра – всю ночь бесился ураган!
Но вот высокая фигура, не сломленная злою бурей,
В молитве скорбной склонена…
О чем он плачет здесь? О детях? Но что он мог о них узнать…
О тех счастливых днях и летах, что промелькнули, как комета,
Оставив гнить и умирать?...
Кто помнит о Фарго несчастном? Кому есть дело до людей,
Чья жизнь была, как вечный праздник, и чьей все покорялись власти –
Теперь они среди теней…
А, может, он о жертвах плачет, что сгинули у этих врат?
Откуда этот странный старче?... Могло ли это быть иначе?
Но разве… Город виноват?
И первый страж пошел с докладом к достопочтимому судье,
Что средь покинутого сада под диким старым виноградом
Сидел на треснувшей скамье:

- «Там, ваша честь, перед вратами уж день второй старик сидит…
Молитвы шепчет… Может, сами посмотрите… Он не глядит
По сторонам, не просит денег, впустить не просит на порог –
Его от бурь ночных и ветра огней скрывает хоровод…
Он молится весь день и плачет… Лишь на коленях он сидит…
Одно все это может значить – в душе он с Богом говорит…»

- «Не смей мне глупости пустые рассказывать… Ну, что – старик?
Здесь было много их… Такие, что только могут, что просить…
Я не пойду – что, я не видел тех попрошаек и рванье,
Что у ворот тяжелых сидя, могли издать лишь плачь, нытье?
Иди себе… Я очень занят… Не обижайся, старина –
Меня знобило утром рано, и целый день болит спина…»

Судья, усевшись поудобней, вернулся к памятным годам,
Когда его сыночек Робин носился, лепеча, по дому
И лазал по его плечам -
Любил он на отцовской шее смотреть в заоблачную даль…
Он так отцу и не поверил, что там, где небо пламенеет,
Нет Господа… а так ведь жаль…
Он часто спрашивал о Боге… Отец смеялся и шутил –
Но, покраснев, с обидой Робин, ладошкой рот зажав в тревоге,
Серьезным быть его просил…
Теперь все в прошлом… Не вернется счастливых весен череда –
Малыш любил смотреть на солнце, любил раскрашивать оконца
И складывать кусочки льда…
…В смятенье стражник возвращался – не шел из головы старик…
Он… не бедняк, не попрошайка. А в мыслях образ воскрешался
Любимой дочери – Арлит…
Она любила на поляне, перед воротами Фарго,
Играть беспечно вечерами, когда туман под облаками
Течет, как в крынку молоко…
Цветы вечерние так сладко свой отдавали аромат…
Весь Город знал ее повадки – и после яркого заката
Страж приводил Арлит назад…

***

Он бред в раздумьях, как в тумане, на площадь вышел, где кружком
Уже стояли горожане, решившие, что могут сами
Взглянуть на старика тайком.
Старик молился… Как и прежде лишь к Богу обращен был взгляд
С тоской и призрачной надеждой… А ветер колыхал одежды…
Народ попятился назад –
Там, за спиной его склоненной, из хмурых серых облаков
Фигура встала в красно-черном… Застыли люди изумленно –
Им улыбался Крысолов!

- «Чего вы ждете, горожане? Уж третий день у ваших врат
Скулит и ноет нищий старый… Я вам верну детей назад,
А вы – убейте попрошайку! Что вам еще одна душа?
Ведь сколько их, больных и слабых, ваш Город живота лишал?
У этих стен мольбы и слезы сливалися в последний крик!
А утром – скрюченные позы, и жалкой смерти жалкий лик…
А этот… Ну, немного крепче, раз выдержал уже два дня…
Но старичок ведь не бессмертен, а вы – порадуйте меня!»

Вздох ужаса со стен донесся, старухи, старики в тоске
Словам внимали… Злобный голос будил воспоминанья, слезы…
Сквозь старости жестокий тлен.
Старик молился. Он ни словом, ни взглядом не вострепетал,
Перед коварством Крысолова ни сердцем, ни душой ни дрогнул –
Но лишь молиться продолжал…
В сердцах же горожан сомненья посеяли его слова –
И злые в смерти обвиненья тяжелым молотом давлели,
И воспротивилась душа!

- «Не может быть! Так мы повинны?! Мы погубили тех людей,
Что нас о помощи молили в ненастном реве злых ночей…
Мы так гордились, что богатством наш Город превзошел других –
Фарго был равен малым царствам, сияло золото над ним!
Мы думали, что всех сильнее! Сиянье золотых монет
Не замутнит стареньем время – мы процветали много лет…
Но час пришел… И наши дети безвременно ушли от нас –
И золото уже не светит, не радует умерших глаз…
Что нам богатство?! Если старость и бремя одиноких лет,
И тлена дряхлая усталость заставили держать ответ!
Да, мы повинны! Но убийством не отягчим своей вины!
И дети нам бы не простили – их души чистыми ушли…»

Вдруг флейта гневно и протяжно завыла в дьявольских руках –
Зов прозвучал сигналом дважды, ее приказ услышал каждый:
Убей! Убей же старика!...
А он молился и слезами оплакивал невинных кровь –
Душой витал за облаками, вдруг встретился с людьми глазами –
И со стены раздался вопль:

- «Молись за нас! Мы слишком слабы – и крепкой веры у нас нет,
Во многих бедах виноваты, но не дали за них ответ…
Мы не хотим еще убийства! На нас и так уж грех большой,
Нам нечем больше расплатиться – лишь только собственной душой!
Теперь, когда болезнь и время, и боль тоски вошли в судьбу –
Мы сомневаемся, но верим! Мы не хотим уйти во тьму!
Хотим с детьми соединиться, увидеть свет любимых глаз…
Они не могут в ад сокрыться – они ведь были лучше нас!»

Завился вихрь, взревела флейта, и тучи черной пеленой
Закрыли в то мгновенье небо – напевы ярости и гнева
Обрушились на них стеной…
Руками зажимая уши, метались люди по стене –
Невмоготу им было слушать, и кровью обливались души,
В пылающей скитаясь тьме…
Старик молился – затихала мелодия, и вздох людской
Ответом был… Но снова дьявол обрушил силу урагана
Над головой его седой –
Посыпались удары молний, и дрогнул белый силуэт,
Вопль ужаса сердца наполнил – старик упал! А флейта воем
Хлестнула с силой по земле…

***

Старик лежал, а кровь хлестала из носа, рта, и из ушей…
Над ним стоял с улыбкой дьявол, в раздумье сумрачном решая,
Чем бы еще смутить людей…
Но распахнулись вдруг ворота! Бежала к старику толпа,
Его схватил под руки кто-то – с любовью, искренней заботой
Его внесли в Фарго врата!
Когда ворота затворились, омыли кровь с его лица,
Водою чистой напоили и стали истово молиться –
Просить за жизнь его Творца!
Старик сказал, теряя силы, знаменье крестное творя,
Что перед собственной кончиной с них хочет снять былые вины,
Чтоб смерть его была не зря –
Он им расскажет, как однажды почувствовал земную грань,
Что ад его навеки свяжет, и будет боль минуты каждой
Терзать и жечь его гортань:

- «Не знаю, как смог бы я выжить в аду, как смог бы дышать ядовитым туманом…
Я думал, что дверь никогда не найду, и скроюсь навек в дымном пепле без края…
Не помню, как начался этот кошмар, и как я попал в эти мрачные стены…
Повсюду был дым и колючий угар, с губ капали хлопья кровавые пены.
Я бился о камни и ногти ломал, пытаясь пробить каменистые своды,
Но лишь понапрасну я силы терял, не смог я найти потаенного хода…
А дым все колол мне глаза и гортань и внутрь проникал ядовитой змеею…
Казалось, что я перешел уже грань, и час мой настал, что назначен судьбою.
Я задыхался, и кашель саднил, я тыкался в стены, их пачкая кровью…
Внезапно дорогу огонь преградил, меня опалив и пронзив острой болью.
А там, за задымленным пламенем вдруг услышал, как имя мое выкликают –
Как будто прошел я назначенный круг, и дальше меня с нетерпеньем встречают!
Я пал на колени, но вспомнить не мог слова, что спасли бы меня от расправы,
И вдруг увидал – на горящий порог ступил кто-то с взглядом дымящейся лавы…
И я до креста обгоревшей рукой дотронулся, вспомнив начало молитвы –
Два светлых крыла распростерлись над мной, и я стал свидетелем яростной битвы…
Всех слов я не понял, но помню сейчас – речь шла о законе, извечной твердыне:
Кто Господа имя призвал в страшный час – тот силам иным не подвластен отныне!
Я видел, как скрылся за вихрем огня кто душу мою уже видел сгоревшей –
Спаситель мой вынес на волю меня, омыв в каплях света и водах чистейших…
Боялся смотреть я на ангельский лик, не в силах стерпеть всеблагого сиянья.
Он молвил мне в краткий прощания миг: «Дорога к спасенью одна – покаянье…»

Вдруг флейта взвыла ураганом! Бесясь и воя в вышине
Безумным холодом и шквалом, приказ отдал с проклятьем дьявол:
- «Отдайте! Дайте его мне!»
И люди пали на колени, от боли, ужаса, крича –
В отчаянье и исступленье они взгляд обратили к небу,
Открылась Господу душа:

- «Спаси его и нас, Всевышний! И если суждена нам смерть –
Не дай забрать нас темной силе, позволь душе увидеть свет!»

Огонь забрезжил в тьме, и крылья простерлись белой пеленой –
И флейта сгинула за ними, исчезли ураган и ливень –
Встал Ангел божий над стеной!

- «Ты больше не имеешь власти! И выбор сделан! Тот закон,
Которому мир подчинялся до дня сего и испокон
Гласит, что даже страшный грешник, призвавший Господа в мольбе,
Забывший путь греховный прежний – он не принадлежит тебе!
Оставь Фарго! Грехи людские очищены слезами тех,
Кто состраданьем искупили гордыни и бездушья грех…»

В бессилье злобном вскрикнул дьявол, ударив в землю кулаком –
Столбы огня с ним рядом встали! Но тут он в ужасе отпрянул
Перед сияющим мечом –

- «Ну, что ж! Закон я чту издревле – я проиграл и подчинюсь…
Раз им угодно выбрать веру, оставлю Город и смирюсь…
На этот раз не подфартило – вернее повезет в другой –
До встречи, вечный мой противник! До скорой встречи, Ангел мой…»

Уважаемый читатель, мы заметили, что Вы зашли как гость. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.