Касаясь западного края златых небесных облаков,
Лежит земля… Над ней живая витает музыка ветров –
Колышет зелень изумрудов на кронах девственных лесов,
Вливаясь в песни трубадуров, как ожерелье грез и снов…
Средь радуги и бликов солнца под бесконечной синевой
Лежит страна – она зовется Арвандой, Западной звездой…
Столичный город – Арвадея, в рассветном пламени горя,
Как лебедь, гордо выгнув шею, плывет в живых лучах огня.
Высоки городские стены, глубоки крепостные рвы –
Обороняют от измены, от вражьих полчищ, зла и тьмы.
Дворец прекрасен королевский – редчайший мрамор и гранит,
В узор переплетаясь тесно, возносит к небу башен щит.

Настало утро, и золотые блики молодого солнца заплясали на едва заметных волнах спокойного моря.
В миле от берега с рыболовного судна забросили сети с приманкой, весть об этом мгновенно донеслась до Стаи, ожидавшей завтрака, и вот уже тысяча чаек слетелись к судну, чтобы хитростью или силой добыть крохи пищи. Еще один хлопотливый день вступил в свои права.
Но вдали от всех, вдали от рыболовного судна и от берега в полном одиночестве совершала свои тренировочные полеты чайка по имени Джонатан Ливингстон. Взлетев на сто футов в небо, Джонатан опустил перепончатые лапы, приподнял клюв, вытянул вперед изогнутые дугой крылья и, превозмогая боль, старался удержать их в этом положении. Вытянутые вперед крылья снижали скорость, и он летел так медленно, что ветер едва шептал у него над ухом, а океан под ним казался недвижимым. Он прищурил глаза и весь обратился в одно-единственное желание: вот он задержал дыхание и чуть… чуть-чуть… на один дюйм… увеличил изгиб крыльев. Перья взъерошились, он совсем потерял скорость и упал.
Чайки, как вы знаете, не раздумывают во время полета и никогда не останавливаются. Остановиться в воздухе – для чайки бесчестье, для чайки это – позор.

Начинает сказка сказываться...

За горами, за лесами,
За широкими морями,
Против неба — на земле
Жил старик в одном селе.
У старинушки три сына:
Старший умный был детина,
Средний сын и так и сяк,
Младший вовсе был дурак.
Братья сеяли пшеницу
Да возили в град-столицу:
Знать, столица та была
Недалече от села.
Там пшеницу продавали,
Деньги счетом принимали
И с набитою сумой
Возвращалися домой.

В легенде старой боль и свет, и жадности людской наука…
Истории печальней нет, но так ее печаль светла…
Источник радости и бед – людского разума услуга,
Что обернется злом и мукой и жизни нить сожжет дотла…

Кто рано встает, тому Бог подает.

Каждое утро, как только роса умывала траву, Кот-Рыболов брал свою удочку и шёл на берег моря ловить рыбу. Закидывал удочку и под ровный плеск волны предавался сладким мечтам о том, как душистая густая уха задымится в мисочке, он мурлыкнет, разгладит лапами усы и начнет ее хлебать.
Однажды весёлый золотой лучик, упавший на Кота-Рыболова и его удочку, подсмотрел эти вкусные мечты о мисочке рыбного супа и превратил их в быль.
Удочка заискрилась, задрожала, будто на нее поймался хороший бычок, а то и окунь, Кот-Рыболов дернул её, и у его хвоста появилась миска свежей ухи.
Он потянул носом воздух, почуяв лакомый запах, повернул на него морду и увидел заветную мисочку. Он ее сразу узнал, ведь она была точь-в-точь такой, о какой он мечтал. Потёр глаза лапами: а мисочка не исчезла!

Где-то на этой земле когда-то под серым небом жили два великих вельможи: имя одного из них было – Великий Светоч Юга, а другого – Великий Светоч Севера. По велению таинственной судьбы они были соседи, по прихоти слепого случая – двое богатейших людей в той земле, а по желанию их гордых сердец они взаимно завидовали и ненавидели друг друга. Будь они двумя псами, несомненно, тут же свирепо бросились бы друг на друга, чтобы попытаться клыками доказать свое превосходство; будь они китайскими генералами или удельными князьями, несомненно, они бы тут же войну развязали, чтобы показать свое могущество друг другу и свою глупость целому миру; будь они европейскими политиками, несоменно, они еще раз изумили бы целый мир своей злостью, хитростью и бесчестием; но Великий Светоч Юга и Великий Светоч Севера, по счастью, не были ни псами, ни китайскими генералами, ни европейскими политиками, они были лишь двумя богатейшими людьми в своей провинции.

Всё началось на кануне дня Рождения Юры. В этом году ему исполняется 11 лет, и он считает себя почти взрослым. Стоя у прилавка магазина с папой он выбирал подарок для себя. На этот раз его не заинтересовал конструктор, или набор солдатиков, его взгляд прочно приковал к себе ярко красный свирепый Дракон, которого он и попросил себе в подарок.
Шло время, Юра учился в школе, и казалось всё идёт как должно, но что-то происходило…. Одна за другой стали исчезать его когда-то любимые игрушки. Белый Пёсик с которым он любил играть, Весёлый Моряк, у которого гнулись руки и ноги, Офицер конной армии, Чёрный конь с гривой, забавная Обезьянка, которая умела кувыркаться все они куда-то подевались. В школе тоже всё стало меняться. Однажды на перемене он сильно толкнул свою одноклассницу. Просто, ни за что. Она сильно ударилась и плакала, но не знала, кто это сделал, а Юра не стал признаваться, а уж чтобы попросить прощения – никогда. Придя из школы домой он увидел записку от мамы, она просила его сходить в магазин, что-то купить и сделать кое-что по дому. Даже не дочитав записку, Юра положил её на место, бросил портфель и убежал на улицу. Вернувшись поздно, Юра сказал, что записку не видел, уроки сделал и пошёл спать (даже не умывшись).

Маленькая кикимора по имени Кики сидела на краю болота под низенькой кривой березой и жаловалась сидящей над ней сороке на свою несчастную жизнь. Сорока чистила перышки и лишь косила глазом на жалобщицу. Ей не было никакого дела до бед Кики, просто ветка попалась удобная. Потому и терпела причитания вечно недовольной кикиморы.
- Ну вот! Снова одна! Не считать же подружками лягушек. Хотя и складно звучит: подружка-лягушка или лягушка-подружка. Фи! Вон их сколько и все на одну морду! Попробуй угадай которая из них твоя. Все заняты своими делами, а ты тут помирай со скуки. Хоть бы кого занесло на болото, все веселее было б.
Маленькая кикимора по имени Кики сидела на краю болота под низенькой кривой березой и жаловалась сидящей над ней сороке на свою несчастную жизнь. Сорока чистила перышки и лишь косила глазом на жалобщицу. Ей не было никакого дела до бед Кики, просто ветка попалась удобная. Потому и терпела причитания вечно недовольной кикиморы.

Посреди большой и высокой комнаты стояли два беса: среднего роста, худющие, с выступающими мослами. Коричневый цвет кожи, местами покрытой клочками шерсти, длинные пальцы с крючковатыми когтями. Человеческие, но вычурно-гротескные лица, как рисуют в шаржах, абсолютно гладкие, без следов растительности. Волосы одинаковым пробором зачёсаны назад. Жёлтые глаза без ресниц, оттопыренные уши. Покрытые тёмным налётом зубы, никогда не знавшие зубной щётки. Из одежды имелись только короткие зелёные шорты с дырками сзади, откуда высовывались длинные хвосты.
- Вы разыскали человека, который мне нужен? – раздался вкрадчивый голос.
- Да, светлейший, мы его нашли. Это было нелегко, - подобострастно сказал один бес тонким альтом.
- В соответствии с Вашими инструкциями, - прогнувшись, добавил другой бес. У него был дефект речи, букву «н» произносил мягко - «нь»; как позже выяснилось, с буквой «л» были те же проблемы.

Бедняки тоже должны есть.

Перлина жила на окраине города в деревянной лачужке, крохотной, словно ореховая скорлупа.
Едва дети переступили порог, как старуха набросилась на девочку:
— Как ты смеешь, негодница, в такой поздний час возвращаться домой? Сдаётся мне, что ты не принесла ни гроша.
И не успела Перлина ответить, как старая ведьма дала ей такую пощёчину, что слезы ручьём полились из глаз девочки. Гвоздик, остановившийся было у порога, бросился защищать Перлину.
— Стыдно должно быть вам, синьора; так не поступают с голодной девочкой, да ещё круглой сиротой!
— А ты откуда взялся? — закричала старуха. — Мне не нужны советчики в моём доме. Вот я тебе покажу!..

Укротитель львов боится мышей!

Лилипутам удалось уговорить Гвоздика, и он остался ещё на один день.
Вечером Гвоздик вместе с другими зрителями пришёл в цирк, а чтобы не платить за вход, оделся в костюм униформиста. Он внимательно следил за представлением, но всё, казалось, шло как обычно.
Когда, наконец, на арене установили клетку для львов и Мустаккио вышел, чтобы начать свой номер, три лилипута подмигнули Гвоздику, как бы говоря: «Вот теперь начнётся самое интересное!»
Мустаккио, как всегда, гордо закрутил усы, выпятил колесом грудь и, убедившись в том, что ружья и пистолеты заряжены, а сабли, кинжалы и трезубцы отточены и находятся под рукой, вошёл в клетку.
Обычно он начинал выступление торжественным обращением к публике.

В харчевне «Трёх пескарей».

Буратино, лиса Алиса и кот Базилио спустились под гору и шли, шли — через поля, виноградники, через сосновую рощу, вышли к морю и опять повернули от моря, через ту же рощу, виноградники...
Городок на холме и солнце над ним виднелись то справа, то слева...
Лиса Алиса говорила, вздыхая:
— Ах, не так-то легко попасть в Страну Дураков, все лапы сотрешь...
Под вечер они увидели сбоку дороги старый дом с плоской крышей и с вывеской над входом:
«ХАРЧЕВНЯ ТРЁХ ПЕСКАРЕЙ»
Хозяин выскочил навстречу гостям, сорвал с плешивой головы шапочку и низко кланялся, прося зайти.
— Не мешало бы нам перекусить хоть сухой корочкой, — сказала лиса.