В замке Ойленштайн.

С незапамятных времен проживало в замке Ойленштайн одинокое Маленькое Привидение. Это было одно из тех безобидных маленьких привидений, которые появляются ночью и никому не делают вреда. Если их, конечно, не трогать. Днем оно спало на чердаке замка в тяжелом дубовом сундуке, окованном железом. Сундук был надежно спрятан за дымовой трубой. У подножия замка Ойленштайн лежал городок Ойленберг.
В полночь часы на городской башне били двенадцать. С последним ударом часов Маленькое Привидение открывало глаза, потягивалось и зевало. Потом из-под связки старых писем и документов, которые служили ему подушкой, оно доставало связку ключей. Ключей было тринадцать. Маленькое Привидение всегда носило их с собой.

Десять вечера; душно и жарко. Пасмурный воздух висит над сельвой - ни дуновения. Угольное небо прогрохочет время от времени, надтреснутое молнией от края и до края горизонта, но свистящий ливень Юга еще не близок.
По заросшей тропе, в белоцветье испанского дрока, движется Копьеголовая, лениво и медленно, как все Гадюковые. Это красавица змея, длиной в полтора метра, и черные зубцы на ее боках уложены аккуратно, пилочкой, - чешуя в чешую. Она продвигается, осторожно ощупывая землю перед собою языком, который всем ее родичам служит не хуже, чем нам пальцы. Она охотится...
Приблизясь к месту, где одна тропа встречается с другой, она задержалась, долго и старательно сворачивая свое тело, еще минутку подвигалась, приноравливаясь, и, опустив голову на свои кольца, прижалась к ним подбородком и стала ждать.

Когда господин Сноббе заработал три бочки золота, он купил себе замок с высокой чугунной оградой вокруг и сказал:
- Дорогая моя жена, дорогие мои дети! Много лет мы гнули перед всеми спины и расшаркивались. Теперь мы наконец разбогатели и можем позволить себе наплевать на всех. Это мы и станем теперь делать. Поэтому слушайте меня внимательно: кто бы к вам ни подошел, задирайте нос как можно выше и отвечайте: "А мне какое дело?" Понятно? В этом мире такое поведение внушает почтение!
Господин Сноббе натянул гамаши, надвинул на лоб шляпу, взял дорогую трость, усаженную на ручке бриллиантами, сунул в белый жилет золотые часы и отправился прогуляться но аллее.
Первым, кого он встретил, был мальчик, торопившийся в школу.
- Добрый господин! - крикнул он. - Скажите, пожалуйста, который час? У нас дома часы остановились!
- А мне какое дело? - сказал господин Сноббе и пошел дальше.

Маленький голубой автобус.

Жил в Норвегии маленький мальчик, звали его Каос. Вообще-то его настоящее имя было Карл Оскар, но когда он был совсем маленький, ещё меньше, чем сейчас, ему было трудно выговорить такое длинное имя, и он назвал себя Каосом. Это было немного похоже на Карл Оскар, по крайней мере, ему так казалось. Вскоре и мама стала звать его Каосом, а за ней и папа, и наконец все знакомые, которые жили с ним в одном городе.
Город был не большой, но и не очень маленький. Назывался он Ветлебю, по-норвежски это и значит "небольшой город". Как и во всех городах, в Ветлебю была Главная улица. Она тянулась через весь город, и на ней были всякие магазины, аптека, библиотека, сберкасса и почта. Были в городе и неглавные улицы и даже переулки, но на них магазинов почти не было.
У города были две достопримечательности, и он очень гордился ими. Первой - была гора. Только не подумайте, будто город стоял у подножия этой горы. Нет, он раскинулся по её склонам, и на верхние улицы жители попадали не без усилий. Но они любили свою гору и не жаловались.

Дом.

Жил на свете мальчик Вова.
Был он мальчиком здоровым,
От роду годочков семь -
Взрослый сын уже совсем.

Как у нашего да Вовы
Папа с мамою здоровы,
Да как Вове подфартило,
Что отдельная квартира.

Маленький оборотень. - Великая опасность, грозившая пасторскому носу. - Как князь Пафнутий насаждал в своей стране просвещение, а фея Розабельверде попала в приют для благородных девиц.

Недалеко от приветливой деревушки, у самой дороги, на раскаленной солнечным зноем земле лежала бедная, оборванная крестьянка. Мучимая голодом, томимая жаждой, совсем изнемогшая, несчастная упала под тяжестью корзины, набитой доверху хворостом, который она с трудом насобирала в лесу, и так как она едва могла перевести дух, то и вздумалось ей, что пришла смерть и настал конец ее неутешному горю. Все же вскоре она собралась с силами, распустила веревки, которыми была привязана к ее спине корзина, и медленно перетащилась на случившуюся вблизи лужайку. Тут принялась она громко сетовать.
- Неужто, - жаловалась она, - неужто только я да бедняга муж мой должны сносить все беды и напасти? Разве не одни мы во всей деревне живем в непрестанной нищете, хотя и трудимся до седьмого пота, а добываем едва-едва, чтоб утолить голод? Года три назад, когда муж, перекапывая сад, нашел в земле золотые монеты, мы и впрямь возомнили, что наконец-то счастье завернуло к нам и пойдут беспечальные дни.

Привет, земляне!

-Девочки! - мама грустно вздохнула. – Мне опять пришлось вчера за вами все прибирать. Неужели трудно заколки за собой убрать, или их место на полу? И когда же вы у меня повзрослеете? - мама опять тяжело вздохнула и вышла с кухни.
Аня и Алена сидели тихо. Им было очень грустно, потому что мама расстроилась. Надо было что-то срочно предпринять.
-Мамочка! Мы тебя очень-очень любим! Мы больше так не бу-у-удем!
-Ну что ж, посмотрим,- ответила мама. - Вы давайте доедайте побыстрее, а я пока в магазин схожу. Может быть, встречу по дороге папу.
Раздался щелчок - это ушла мама. Кот Белый лениво потянулся на подоконнике, зевнул и, закрыв глаза, чему-то улыбнулся.
Ане и Алене было не до улыбок. Мама, конечно, их простит, но до чего же это скучно - прибираться, мыть посуду, подметать - просто кошмар! Сестренки смотрели друг на друга и молча доедали завтрак.

В Синем море жил-был маленький Рак. И жилось ему очень плохо, так плохо, что он никак не мог понять, почему море называют Синим - ему-то оно казалось совсем, совсем серым...
Да, это было очень странно!
Ведь море было действительно синее-синее, и жить в нём было так весело и интересно! Рыбы (это только раньше люди думали, что они не умеют говорить!) даже сложили весёлую песню о том, как хорошо живётся в море:

Правду сказать, жил он еще так недолго, что даже сам и не знал, кем он был.
А был он инкубаторным цыпленком трех дней от роду - маленьким, желтым, пушистым комочком на тоненьких ножках и с тоненьким голоском: "Фип! Фип!"
Вместе с тысячами - если тебя интересуют цифры, могу сказать точно: вместе с 39312 (знаешь, как это произносится? С тридцатью девятью тысячами тремястами двенадцатью) - братьями и сестрами он появился на свет в огромном здании, на котором красовалась вывеска: "Птицефабрика Э 2".
Появился на свет - так, пожалуй, можно сказать, хотя было там не так-то уж и светло. Правда, там было тепло; но не было ни солнца, ни неба, ни земли, ни травы, ни ветра - словом, ни природы, ни погоды!

Хвастунишка Бобо.

Солнышко, ласково улыбаясь, осветило маленькую лесную поляну. Тоненькие прозрачные лучики весело гонялись друг за дружкой, прыгая по изумрудно-зелёным травинкам. Бархатные одуванчики подняли свои жёлтенькие головки и нежились в тепле июльского утра. Огненно-красные маки расправили нежные лепесточки, раскрываясь и радуясь новому дню.
Шустрый прохладный ветерок пронёсся над землёй, раскачивая травинки из стороны в сторону и сбивая с них капельки росы.
– Просыпайтесь! – радостно шумел ветер, кувыркаясь в лучах солнца.
Серенький взъерошенный жаворонок стремительно взмыл в небо и запел свою утреннюю песенку. Сонная поляна проснулась и превратилась в живой красно-золотой ковёр, над которым кружились стрекозы, прыгали кузнечики и жужжали пчёлы.

Как чудесно раз не баба родила богатыря.

В давние-стародавние времена, когда люди на одном языке ещё говорили и зло творить не шибко любили, было на Земле нашей матушке некое царство дюже великое, Расиянием прозываемое, со столицею знаменитою Раславой-градом, и в том царстве народ православный обитал – сильный зело, богатый и радостный. О ту пору правителем у них служил царь один доброобильный по имени Правила, а жена его ликомилая величалася царицею Радимилою…
Умом и сердцем о благе народа расейского они радели и как лучше сделать ему хотели: пеклись о людях, заботились, за справедливостью в деле любом охотились, да и народ их любил, хоть поклоны им не бил, и всё-то было прекрасно да ладно, ежели бы не закавыка одна досадная: не было у них детей… Чего только царь с царицею ни делали, на какие только ухищрения целительные они ни пускалися, к каким лекарям да праве́дам ни обращалися — ан всё-то было впустую: не могли они решить задачку сию непростую.