Подарки.

Я обращаюсь непосредственно к тебе, благосклонный читатель или слушатель, – Фриц, Теодор, Эрнст, все равно, как бы тебя ни звали, – и прошу как можно живее вообразить себе рождественский стол, весь заставленный чудными пестрыми подарками, которые ты получил в нынешнее рождество, тогда тебе нетрудно будет попять, что дети, обомлев от восторга, замерли на месте и смотрели на все сияющими глазами. Только минуту спустя Мари глубоко вздохнула и воскликнула:
– Ах, как чудно, ах, как чудно!
А Фриц несколько раз высоко подпрыгнул, на что был большой мастер. Уж, наверно, дети весь год были добрыми и послушными, потому что еще ни разу они не получали таких чудесных, красивых подарков, как сегодня.

О трубочном зелье.

Вот что надо бы еще упомянуть насчет хоббитов: исстари был у них диковинный обычай – они всасывали или вдыхали через глиняные или деревянные трубки дым тлеющих листьев травы, называемой ими «трубочное зелье», или «травка», по-видимому, разновидности Nicotina. Великой тайной окутано происхождение этого странного обычая, или «искусства», как именуют его хоббиты. Все, что удалось по этому поводу обнаружить с древних времен, свел воедино Мериадок Брендизайк (позднее Правитель Забрендии), и ввиду того, что он, а также и табак из Южного удела играют некоторую роль в нашей повести, придется процитировать его введение к «Травнику Хоббитании».

Тень прошлого.

Ни за девять, ни за девяносто девять дней разговоры не умолкли. Второе исчезновение Бильбо Торбинса обсуждали не только в Норгорде, но везде и повсюду; обсуждали год с лишним, а вспоминали и того дольше. Хоббитятам рассказывали эту историю по вечерам у камелька, и постепенно Сумасшедший Торбинс, исчезавший с треском и блеском, а появлявшийся с грудой сокровищ, стал любимым сказочным хоббитом и остался в сказках, когда всякая память о подлинных событиях померкла.
Но поначалу в округе говорили, что Бильбо и всегда-то был не в себе, а теперь и вовсе свихнулся, дело его пропащее. Наверняка свалился в какой-нибудь пруд или в реку – тут ему и был печальный, но заслуженный конец. А виноват во всем – кто же, как не Гэндальф!

Совет.

На другой день, проснувшись с рассветом, Фродо, превосходно отдохнувший и бодрый, решил прогуляться по берегу Бруинена. Когда он оделся и вышел в парк, из-за отдаленной горной гряды встало огромное, но неяркое солнце, в воздухе серебрились осенние паутинки, на листьях мерцали капельки росы, а над речкой таяла предрассветная дымка. Сэм молча шагал с ним рядом, радостно вдыхая росистый воздух и удивленно разглядывая далекие горы, покрытые сверкающими снежными шапками.
За крутым поворотом извилистой дорожки они увидели Бильбо и Гэндальфа – те сидели на низкой каменной скамейке, искусно вырубленной в прибрежном утесе, и беседовали. Бильбо приветственно улыбнулся.
– Доброе утро, – сказал он хоббитам. – Совет, я думаю, скоро начнется.

Конники Ристании.

Смеркалось. Позади, у лесистых подножий, деревья тонули в тумане, и туман подползал к светлым заводям Андуина, но в небесах было ясно. Высыпали звезды. Новорожденная луна проплывала на западе, и скалы отбрасывали угольно-черные тени. Возле крутых откосов пришлось замедлить шаг, чтобы не сбиться со следа. Взгорье тянулось далеко на юг двумя прерывистыми цепями. Западные их склоны были крутые, обрывистые, а восточные – пологие, изрезанные балками и узкими лощинами. Всю ночь напролет взбирались они по осыпям на ближний возвышенный гребень, а потом спускались темными провалами к извилистой ложбине.
Там и остановились – в глухой и стылый предутренний час. Луна давно уже зашла, звезды еле мерцали, за восточным кряжем смутно брезжил рассвет. Арагорн постоял в раздумье: едва заметные следы, приведшие в низину, пропали начисто.

Тропа через топи.

Горлум двигался одинаково быстро на своих двоих и на четвереньках, вытянув шею вперед и выставив голову. Фродо и Сэм едва поспевали за ним, но он, видно, раздумал улизнуть и, когда они далеко отставали, оборачивался и поджидал их. Они пришли к давешней расселине, но уже вдалеке от горных подножий.
– Ага, вот она где! – крикнул Горлум. – Там понизу тропочка, мы по ней пойдем-пойдем и выйдем во-он туда. – Он махнул рукой на юго-восток, в сторону болот, гнилое и тяжкое зловоние которых превозмогало ночную свежесть.
Горлум порыскал на краю расселины и подозвал их:
– Сюда! Здесь легко можно спуститься. Смеагорл ходил здесь однажды, я здесь ходил, прятался от орков.

Шествие Серой Дружины.

Гэндальф ускакал, и уже стих в ночи стук копыт Светозара, когда Мерри прибежал обратно к Арагорну с легоньким узелком: вещевой мешок его остался в Парт-Галене и все свои нынешние пожитки он выловил или подобрал на развалинах Изенгарда. Хазуфел был оседлан, Леголас и Гимли стояли подле своего коня.
– Четверо, значит, остались из нашего Отряда, – сказал Арагорн. – Ну что ж, вчетвером так вчетвером – только не одни, а вместе с конунгом, он сейчас выезжает. Крылатая тень его встревожила, и он хочет укрыться в горах еще до утренней зари.
– Укрыться в горах, а потом? – спросил Леголас.

В сумрачном краю.

Сэм едва успел спрятать на груди светильник.
– Бежим, сударь! – крикнул он. – Нет, не туда! Там под стеной обрыв. За мной бегите!
И они побежали прямо по дороге. Шагов через пятьдесят их скрыл спасительный выступ; кое-как отдышались, прижимаясь спиной к утесу. От разрушенной арки доносились сверлящие вопли назгула, и скалы вздрагивали.
Ужас погнал их дальше, за поворотом снова надо было перебежать на виду. Мельком увидели они черную тень над стеною – и юркнули в ущелье, на крутой спуск к Моргульской дороге. Вскоре очутились на перекрестке – никого нигде, но, конечно, вот-вот примчатся со всех сторон на яростный зов назгула.

Ура, Вальпургиева ночь.

Маленькую Бабу-Ягу не испугали предсказания ворона. В ту же ночь она появилась на Блоксберге.
Все взрослые ведьмы были уже там. Развевались по ветру волосы, свистели платья – это ведьмы летали вокруг колдовского костра верхом на своих метлах. Здесь было около пятисот или шестисот ведьм: горные ведьмы, лесные ведьмы, ведьмы болотные и колодезные, ведьмы тумана, и травяные ведьмы, и ведьмы ветра. В буйной пляске кружились они вокруг колдовского костра.
– Вальпургиева ночь! – распевали ведьмы. – Ура! Вальпургиева ночь!
Они блеяли, каркали, мычали, кукарекали и визжали. Иногда они грохотали громом и швырялись молниями.
Маленькая Баба-Яга незаметно замешалась в толпу танцующих.

Доннерветтер, вот это мальчишка!

– Как ты думаешь, – сказал вечером водяной своей жене. – Мы должны дать в честь малыша приём, не так ли? Завтра же я приглашу родственников, чтобы показать его всем. А ты наваришь и нажаришь разных вкусных вещей, чтобы было чем полакомиться. Всё у нас будет как у приличных людей!
Сказано – сделано. На другой день водяной отправился приглашать родных, а к тем, которые жили далеко, он отправил с записками рыб. Жена водяного осталась дома готовить угощение. До самого позднего вечера она помешивала черпаками в кастрюлях, вертела сковородки, гремела мисками. Между делом она покормила кашкой и Маленького Водяного.
Отец-водяной пригласил двадцать семь гостей, и двадцать шесть из них пожаловали.
Это были: двенадцать водяных с жёнами-русалками, один колодезный дух, одно привидение, которое жило неподалёку под старым мостом. Колодезный дух жил в артезианском колодце позади пожарного депо, он был уже очень стар и носил белую бороду. Другие водяные прибыли отовсюду: из деревенского пруда, из лягушачьей трясины, из утиной лужи, из Красного и Чёрного каналов, из форелевого ручья, из горного родника и ещё из других пяти водоёмов.

История Торстенсона.

Позади замка, над рекой, рос старый дуб. В его дупле жил филин Шуху. Филин тоже был ночным жителем, спал днем, а просыпался в полночь. Филин Шуху был старый и мудрый. Он любил, чтобы к нему относились с уважением.
Даже Маленькое Привидение должно было обращаться к нему на «вы», несмотря на их давнюю дружбу. Маленькое Привидение прилетало к дубу, садилось на ветку рядом с филином, и они чудесно проводили время, рассказывая друг другу разные истории: длинные и короткие, старые и новые, печальные и веселые – все, что только приходило им в голову. Однажды ночью Маленькое Привидение появилось на ветвях дуба. Филин сказал:
– Помнится, вы собирались рассказать мне историю о шведском генерале. Кажется, его звали Торстен Торстенсон? Что с ним случилось?

Назавтра, едва пробудившись, Копьеголовая задумалась об опасности, грозящей из-за близости Человека ее обширному Семейству. Человек и Гибель извечно составляют одно для всего Племени Животного. А для Змеиного ужас катастрофы несут с собой два издавна знакомых чудища: острый тесак, снующий повсюду, ворошащий само чрево леса, и огонь, вмиг поглощающий целую чащобу, а с нею - самые сокровенные норы.
Нужно было предотвратить беду. Копьеголовая дождалась темноты, чтоб начать свои действия. Без особого труда нашла двух сообщниц, сразу же и забивших тревогу. Она же, в свою очередь, сумела побывать в целом ряде мест - тех, какие сочла самыми подходящими для нужных встреч, и так в этом преуспела, что уже к двум часам пополуночи Змеиное Сборище если и недосчитывалось еще кого-то, во всяком случае, было представлено числом родов и видов достаточным, чтоб обдумать, как быть дальше.
Внизу каменистого откоса, метров в пять вышины, в самой что ни на есть чащобе, была одна пещера, полускрытая густым папоротником, почти загородившим вход. Она давно уж служила логовом Лютой - гремучей змее, древнейшей из всех старух, хвост которой насчитывал целых тридцать две гремушки.

И вот однажды в городе случилось наводнение. Море поднялось и затопило весь город: подвалы и первые этажи домов оказались под водой, а по улицам люди плыли на лодках с факелами, чтобы спасти пострадавших от наводнения и переправить их в безопасное место.
Единственным домом, до которого вода так и не добралась, оказался находившийся на склоне поросшего лесом холма замок господина Сноббе. К этому замку и направились горожане. Их провели в большой зал, где на диване лежал сам господин Сноббе и дымил сигарой.
- Город залит водой, господин Сноббе, - сказал бургомистр.
- А мне какое дело? - услышал он в ответ.
- Все мы оказались без крова!
- А мне какое дело? - повторил господин Сноббе.
- Может быть, вы позволите переночевать в вашем замке больным, старикам, женщинам и детям? - попросил бургомистр.

Эва и Бьёрнар.

Вы уже знаете, что папа Каоса был водителем автобуса. А его мама работала продавщицей, но не в обычном магазине, а в аптеке. К маме приходили люди, которые перед тем побывали у доктора, но случались и такие, которые приходили сами по себе, чтобы купить микстуру от кашля, таблетки от головной боли или пластырь, чтобы заклеить царапину.
Папа возил пассажиров в горы на маленьком голубом автобусе, мама отпускала больным лекарства, а Каоса на это время отводили к "дневной маме". Когда ребёнка не с кем оставлять дома, а родителям надо ходить на работу, они отводят его к "дневной маме". "Дневную маму" Каоса звали Эва, её сын Бьёрнар был для Каоса "дневным братом". Так что Каосу очень повезло, ведь родного брата у него не было. Да и Бьёрнару тоже повезло: у него тоже не было родного брата. Он жил вдвоём с мамой, его папа работал в большом городе и приезжал домой только по субботам и воскресеньям.
Утром Каос проснулся рано и сразу подбежал к окну. Он хотел поздороваться с водопадом. Теперь, осенью, по утрам было ещё темно, но возле моста горел фонарь и водопад было хорошо видно. От света фонаря брызги казались золотистыми искрами. Дерево, что росло рядом с водопадом, скрывалось в тени, но Каос был почти уверен, что на нём, как всегда, сидят две сороки, и ему очень хотелось, чтобы они взлетели.

Семейный совет.

Папы кончилось терпенье,
И однажды в воскресенье
Папа всю родню собрал,
И вопрос такой задал:

«Что мы будем делать с Вовой?
Мне не нужен бестолковый
И ленивый плакса-сын,
Хоть, и он у нас один…