Сказки, народные сказки, авторские сказки
 
 
Народные сказки
  • Герцеговинские сказки
 
 
 
 
Авторские сказки » Линдгрен Астрид : Солнечная полянка
 

Солнечная полянка



Давным-давно, в пору бед и нищеты, жили-были брат с сестрой. Остались они одни-одинешеньки на свете. Но маленькие дети не могут жить одни, кому-то да надо их опекать. И оказались тогда Маттиас и Анна с хутора Солнечная Полянка у хозяина хутора Торфяное Болото. Думаете, он взял их из жалости — ведь они сильно горевали после смерти своей матушки? Или его разжалобили их глаза — ясные и добрые? Вовсе нет, его привлекли их маленькие руки, верные и надежные, от которых может быть прок. Детские руки могут хорошо работать, когда не вырезают лодочки из бересты, не мастерят дудочки и не строят игрушечные шалаши на склонах холмов. Детские руки могут доить коров, чистить коровьи стойла в хлеву на Торфяном Болоте — все могут делать детские руки, надо только держать их как можно дальше от берестяных лодочек, игрушечных шалашей и всего того, к чему лежит у детей душа.
— Видно, нет для меня радости на свете! — сказала Анна и заплакала.
Она сидела на скамеечке в хлеву и доила коров.
— Просто здесь на Торфяном Болоте все дни — серые, будто мыши-полевки, что бегают на скотном дворе, — постарался успокоить сестру Маттиас.
В пору бед и нищеты, когда дети ходили в школу всего несколько дней в году, зимой, — в крестьянских избах часто недоедали. Потому-то хозяин Торфяного Болота и полагал, что им, ребятишкам, довольно и картошки, обмакнутой в селедочный рассол, чтобы насытиться.
— Видно, недолго мне на свете жить! — сказала Анна. — На картошке с селедочным рассолом мне до следующей зимы не дотянуть.
— И думать не смей! — приказал ей Маттиас. — Следующей зимой в школу пойдешь, и тогда дни не покажутся больше серыми, как мыши-полевки на скотном дворе.
Весной Маттиас с Анной не строили водяные колеса на ручьях и не пускали берестяные лодочки в канавах. Они доили коров, чистили воловьи стойла в хлеву, ели картошку, обмакнутую в селедочный рассол, и частенько плакали, когда никто этого не видел.
— Только бы дожить до зимы и пойти в школу, — вздыхала Анна.
А как настало на Торфяном Болоте лето, Маттиас с Анной не собирали землянику и не строили шалаши на склонах холмов. Они доили коров, чистили воловьи стойла в хлеву, ели картошку, обмакнутую в селедочный рассол, и частенько плакали, когда никто этого не видел.
— Только бы дожить до зимы и пойти в школу, — вздыхала Анна.
А как настала на Торфяном Болоте осень, Маттиас с Анной не играли в прятки на дворе в сумерки, не сидели под кухонным столом по вечерам, не нашептывали друг другу сказки. Нет, они доили коров, чистили воловьи стойла в хлеву, ели картошку, обмакнутую в селедочный рассол, и частенько плакали, когда никто этого не видел.
— Только бы дожить до зимы и пойти в школу, — вздыхала Анна.
В пору бед и нищеты было так, что крестьянские дети ходили в школу только зимой. Неизвестно откуда в приход являлся учитель, селился в каком-нибудь домишке, и туда стекались со всех сторон дети — учиться читать да считать.
А хозяин Торфяного Болота называл школу "преглупой выдумкой". Будь на то его воля, он, верно бы, не выпустил детей со скотного двора. Но не тут-то было! Даже хозяин Торфяного Болота не волен это сделать. Можно держать детей как можно дальше от берестяных лодочек, игрушечных шалашей и земляничных полянок, но нельзя отстранить их от школы. Случись такое, придет в селение пастор и скажет:
— Маттиасу с Анной нужно идти в школу!
И вот на Торфяном Болоте настала зима, выпал снег, а снежные сугробы поднялись почти до самых окон скотного двора. Анна с Маттиасом давай от радости друг с другом на мрачном скотном дворе плясать! И Анна сказала:
— Подумать только, я дожила до зимы! Подумать только, завтра я пойду в школу!
А Маттиас как закричит:
— Эй вы, мыши-полевки со скотного двора! Конец теперь серым дням на Торфяном Болоте!
Вечером пришли дети на поварню, а хозяин и говорит:
— Ну ладно, так и быть, ходите в школу. Но только упаси вас бог на хутор к сроку не воротиться! Упаси вас бог оставить коров недоеными!
Наступило утро, и Маттиас с Анной, взявшись за руки, пошли в школу. Путь туда был не близкий — в ту пору никто не заботился, далеко ли, близко ли в школу идти. Маттиас и Анна мерзли на холодном ветру, да так, что пальцы сводило, а кончик носа краснел.
— Ой, до чего у тебя нос красный, Маттиас! — закричала Анна. — Повезло тебе, сейчас ты не такой серый, как мыши-полевки со скотного двора!
Маттиас с Анной и вправду были как мыши-полевки: болезненно-серые лица, ветхая одежда: серый платок на плечах Анны и серая старая сермяжная куртка Маттиаса, что ему от хозяина Торфяного Болота досталась.
Но теперь они шли в школу, а уж там, верно, ничего печального, ничего серого не будет, — думала Анна, — там, верно, все яркое, алое. И наверняка, их ожидают одни сплошные радости с утра до вечера! Ничего, что они с Маттиасом бредут по лесной дороге, словно две маленькие мыши-полевки, и так жестоко мерзнут в зимнюю стужу! Это вовсе не страшно!
Только ходить в школу оказалось не так уж радостно, как думалось Маттиасу с Анной. Однако уже на другой день учитель хлестнул Маттиаса розгой по пальцам за то, что он не мог усидеть на месте. А как стыдно стало Маттиасу с Анной, когда пришло время завтракать! Ведь у них с собой, кроме нескольких картофелин, ничего не было. Другие дети принесли с собой хлеб со шпиком и сыром, а у Йоеля — сына бакалейщика, были даже пряники. Целый узелок с пряниками! Маттиас с Анной засмотрелись на эти пряники, у них даже глаза заблестели. А Йоель сказал:
— Побирушки вы этакие, никак вы еды в глаза не видали?
Еще пуще застыдились Маттиас с Анной, отвернулись в сторону, вздохнули и ни слова не сказали ему в ответ.
Нет, не избавиться им, видно, от бедной, печальной, серой жизни!
Но всякий день они упорно шли в школу, хотя снежные сугробы поджидали их на лесной дороге, а холод сводил им пальцы и были они всего-навсего бедными сиротами и хлеба со шпиком и сыром да пряников — в глаза не видали. Но как весело было сидеть кружком вокруг очага вместе с другими детьми из селения и читать по складам! Хозяин же хутора Торфяное Болото каждый день повторял:
— Упаси вас бог на хутор к сроку не воротиться! Упаси вас бог оставить коров недоеными!
Где уж там Маттиасу с Анной к сроку не воротиться! Мчались они лесом, словно две маленькие серые мыши-полевки по дороге в норку; до того хозяина боялись!
Но вот однажды Анна остановилась посреди дороги, схватила за руку брата и говорит:
— Не помогла мне, Маттиас, и школа. Видно, нет мне радости на этом свете и до весны мне не дотянуть!
Только Анна вымолвила эти слова, глядь — птичка алая на дороге сидит! Такая алая на белом снегу, такая яркая-преяркая! И так звонко поет, что снег на ветвях елей тысячами снежных звездочек рассыпается. А звездочки эти тихо и мирно на землю падают...
Протянула Анна руки к птичке, заплакала и сказала:
— Птичка-то алая! Глянь-ка, она алая!
Заплакал тут и Маттиас:
— Она, верно, и не знает, что на свете водятся серые мыши-полевки!
Взмахнула тут птичка алыми крылышками и полетела. Тогда Анна схватила за руку Маттиаса и говорит:
— Если эта птичка улетит, я умру!
Взявшись за руки, побежали тут брат с сестренкой следом за птичкой. Словно язычок яркого пламени трепетали крылышки птички, когда она неслась меж елей. И куда бы она ни летела, от звонкого ее пения на землю тихо падали снежные звездочки... Вдруг птичка понеслась прямо в лесную чащу; снует между деревьями, а дети за ней — и все дальше и дальше от дороги отходят. То в сугробах увязают, то о камни, что под снегом спрятались, спотыкаются, то ветки деревьев их по лицу хлещут! А глаза у Маттиаса и Анны так и горят!
И вдруг птичка исчезла!
— Если птичка не найдется, я умру! — сказала Анна.
Стал Маттиас сестренку утешать, по щеке гладить.
— Слышу я, птичка за горой поет, — говорит он.
— А как попасть за гору? — спросила Анна.
— Через это темное ущелье, — ответил Маттиас.
Повел он Анну через ущелье. И видят вдруг брат с сестрой — лежит на белом снегу в глубине ущелья блестящее алое перышко. Поняли дети, что они — на верном пути. Ущелье становилось все теснее и теснее, а под конец стало таким узким, что только ребенку впору в него протиснуться.
— Ну и щель, — сказал Маттиас, — только нам можно здесь пройти! Вот до чего мы отощали!
— Хозяин Торфяного Болота позаботился, — горько пошутила Анна.
Пройдя в узкую щель, они оказались за горой в зимнем лесу.
— Ну, теперь мы за горой, — сказала Анна. — Но где же моя алая птичка?
Маттиас прислушался.
— Птичка вон здесь, за этой стеной, — ответил он.
Поглядела Анна — перед ними стена, высокая-превысокая, а в стене ворота. Ворота полуоткрыты, словно кто-то недавно тут прошел да и забыл их за собой закрыть. Кругом — снежные сугробы, мороз, стужа, а за стеной вишневое дерево цветущие ветви распростерло.
— Помнишь, Маттиас, — молвила Анна, — и у нас дома на хуторе вишня была, только она и не думала зимой цвести.
Повел Маттиас Анну в ворота.
Видят вдруг брат с сестрой — на березе, покрытой мелкими зелеными кудрявыми листочками, алая птичка сидит. И они мигом поняли — тут весна: тысячи крохотных пташек поют на деревьях, ликуют, ручьи весенние журчат, цветы весенние пестреют, на зеленой поляне дети играют. Да, да, детей вокруг видимо-невидимо: одни — берестяные лодочки вырезают и пускают их плавать в ручьи и канавы, другие — дудочки мастерят и на них играют. Вот и кажется, будто скворцы весной поют. И дети такие красивые в алых, лазоревых да белых одеждах. И кажется, будто это тоже весенние цветы в зеленой траве пестреют.
— Дети эти, верно, и не знают, что на свете водятся серые мыши-полевки, — печально сказала Анна и поглядела на Маттиаса.
А на нем одежда алая, да и на ней самой тоже! Нет, больше они не серые, будто мыши-полевки на скотном дворе!
— Да, таких чудес со мной в жизни не случалось, — сказала Анна. — Куда это мы попали?
— На Солнечную Полянку, — ответили им дети; они играли рядом, на берегу ручья.
— На хуторе Солнечная Полянка мы жили раньше, до того как поселились у хозяина Торфяного Болота, — сказал Маттиас. — Только на нашей Солнечной Полянке все иначе было.
Тут дети засмеялись и говорят:
— Верно, то была другая Солнечная Полянка.
И позвали они Маттиаса и Анну с ними играть. Вырезал тогда Маттиас берестяную лодочку, алое же перышко, что птичка потеряла, Анна вместо паруса поставила. И пустили брат с сестрой лодочку в ручей. Поплыла она вперед — самая веселая среди других лодочек. Алый парус — пламенем горит. Смастерили Маттиас с Анной и водяное колесо: как зажужжит, как закружится оно на солнце! Чего только не делали брат с сестрой: даже босиком по мягкому, песчаному дну ручья бегали.
— По душе мне мягкий песок и шелковистая травка, — сказала Анна.
И слышат они вдруг, как кто-то кричит:
— Сюда, сюда, детки мои!
Маттиас с Анной так и замерли у своего водяного колеса.
— Кто это кричит? — спросила Анна.
— Наша матушка, — ответили дети. — Она зовет нас к себе.
— Но нас с Анной она, верно, не зовет?! — сказал Маттиас.
— И вас тоже зовет, — ответили дети, — она хочет, чтобы все дети к ней пришли.
— Но она-то не наша матушка, — возразила Анна.
— Нет, и ваша тоже, — сказали дети.
Тут Маттиас и Анна пошли с другими детьми по полянке к маленькому домику, где жила матушка. Сразу видно, что это была матушка. Глаза у нее были материнские и руки тоже — материнские. А глаза ее и руки ласкали всех детей — те вокруг нее так и толпились.
Матушка испекла детям пряники и хлеб, сбила масло и сварила сыр. Дети уселись в траву и наелись досыта.
— Лучше этого я ничего в своей жизни не ела, — сказала Анна.
Тут вдруг Маттиас побледнел и говорит:
— Упаси нас бог на хутор к сроку не воротиться! Упаси нас бог коров оставить недоеными!
Вспомнили тут Маттиас с Анной, как далеко они от Торфяного Болота зашли, и заторопились в обратный путь.
Поблагодарили они за угощение, а матушка их по щеке погладила и молвила:
— Приходите скорее опять!
— Приходите скорее опять! — повторили за ней все дети.
Проводили они Маттиаса с Анной до ворот. А ворота в стене по-прежнему были приотворены.
Смотрят Маттиас с Анной, а за стеной снежные сугробы лежат!
— Почему не заперты ворота? — спросила Анна. — Ведь ветер может нанести на Солнечную Полянку снег.
— Если ворота закрыть, их никогда уже больше не отворить, — ответили дети.
— Никогда? — переспросил Маттиас.
— Да, никогда больше, никогда! — повторили дети.
На березе, покрытой мелкими кудрявыми зелеными листочками, которые благоухали так, как благоухает березовая листва весной, по-прежнему сидела алая птичка. А за воротами лежал глубокий снег и темнел замерзший студеный сумеречный зимний лес.
Тогда Маттиас взял Анну за руку, и они выбежали за ворота. И тут вдруг стало им до того холодно и голодно, что казалось, будто никогда у них ни пряников, ни кусочка хлеба во рту не было.
Алая птичка меж тем летела все вперед и вперед и показывала им дорогу. Однако в зимней сумеречной мгле она не казалась больше такой алой. И одежда детей не была больше алой: серой была шаль на плечах у Анны, серой была старая сермяжная куртка Маттиаса, что ему от хозяина Торфяного Болота досталась.
Добрались они под конец на хутор и стали скорее коров доить да воловьи стойла в хлеву чистить.
Вечером пришли дети на поварню, а хозяин и говорит им:
— Хорошо, что школа эта не на веки вечные.
Долго сидели в тот вечер в углу темной поварни Маттиас с Анной и все о Солнечной Полянке толковали.
Так и шла своим чередом их серая, подобная мышиной жизнь на скотном дворе хозяина Торфяного Болота. Но всякий день шли они в школу, и всякий день на обратном пути их в снегу на лесной дороге алая птичка поджидала. И уводила она Маттиаса с Анной на Солнечную Полянку. Они пускали там в канавах берестяные лодочки, мастерили дудочки и строили игрушечные шалаши на склонах холмов. И всякий день кормила их матушка досыта.
— Не будь Солнечной Полянки, недолго бы мне оставалось на свете жить! — повторяла Анна.
Когда же вечером приходили они на поварню, хозяин говорил:
— Хорошо, что школа эта не на веки вечные. Ничего, насидитесь еще на скотном дворе!
Глядели тогда Маттиас с Анной друг на друга, и лица их бледнели.
Но вот настал последний день: последний день школы и последний день Солнечной Полянки.
— Упаси вас бог к сроку не вернуться! Упаси вас бог оставить коров не доеными! — повторил в последний раз хозяин Торфяного Болота те же самые слова, что говорил и раньше.
В последний раз сидели Маттиас и Анна с детьми вокруг очага — буквы складывали. В последний раз поели они свою холодную картошку, и когда Йоель сказал:
— Побирушки вы этакие, никак вы еды в глаза не видали? — лишь улыбнулись в ответ.
А улыбнулись они потому, что Солнечную Полянку вспомнили; скоро их там накормят досыта.
В последний раз пробежали они по лесной дороге, словно две маленьких мыши-полевки. Стоял самый студеный за всю зиму день, дыхание белым паром струилось у детей изо рта, а пальцы рук и ног сводило от жгучего холода. Закуталась Анна поплотнее в шаль и сказала:
— Мне холодно и голодно! Никогда в жизни не было мне так худо!
Да, стужа была лютая, и дети так по алой птичке затосковали! Скорее бы она их на Солнечную Полянку отвела! А вот и птичка — алая на белом снегу. Такая яркая-преяркая!
Увидела ее Анна, засмеялась от радости и сказала:
— Все-таки доведется мне напоследок на моей Солнечной Полянке побывать!
Близился к концу короткий зимний день, уже надвинулись сумерки, скоро наступит ночь.
Все замерло: обычно шумную песню сосен задушила ледяная стужа. В сонную тишину леса неожиданно ворвалось пение птички. Похожая на ярко-красный язычок пламени, птичка взлетела меж ветвей и запела, да так, что тысячи снежных звездочек стали падать на землю в студеном примолкшем лесу.
А птичка все летела и летела; Маттиас с Анной изо всех сил пробивались за ней через сугробы — не близкий был путь на Солнечную Полянку!
— Вот и конец моей жизни, — сказала Анна. — Холод погубит меня, и до Солнечной Полянки мне не добраться.
Но птичка будто звала все вперед и вперед! И вот они уже у ворот. До чего же знакомы им эти ворота! Кругом — снежные сугробы, а вишневое дерево за стеной свои цветущие ветви распростерло. И ворота — полуоткрыты!
— Никогда ни о чем я так не тосковала, как о Солнечной Полянке, — сказала Анна.
— Но теперь ты здесь, — утешил ее Маттиас, — и тебе больше незачем тосковать!
— Да, теперь мне больше незачем тосковать! — согласилась Анна.
Тогда Маттиас взял сестренку за руку и повел ее в ворота. Он повел ее на волшебную Солнечную Полянку, где была вечная весна, где благоухали нежные березовые листочки, где пели и ликовали на деревьях тысячи крохотных пташек, где в весенних ручьях и канавах плавали берестяные лодочки и где на лугу стояла матушка и кричала:
— Сюда, сюда, детки мои!
За спиной у них в ожидании зимней ночи застыл морозный лес. Глянула Анна через ворота на мрак и стужу.
— Почему ворота не закрыты? — дрожа спросила она.
— Ax, милая Анна, — ответил Маттиас, — если ворота закрыть, их никогда уже больше не отворить. Разве ты не помнишь?
— Да, ясное дело, помню, — отозвалась Анна. — Их никогда, никогда больше не отпереть.
Маттиас с Анной глянули друг на друга и улыбнулись. А потом тихо и молча закрыли за собой ворота Солнечной Полянки.


Следующая сказка ->
Уважаемый читатель, мы заметили, что Вы зашли как гость. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.


Другие сказки из этого раздела:

 
 
 
Опубликовал: La Princesse | Дата: 29 апреля 2012 | Просмотров: 2611
 (голосов: 1)

 
 
Авторские сказки
  • Варгины Виктория и Алексей
  • Лем Станислав
  • Распэ Рудольф Эрих
  • Седов Сергей Анатольевич
  • Сент-Экзюпери Антуан де
  • Тэрбер Джеймс
  • Энде Михаэль
  • Ямада Шитоси
 
 
Главная страница  |   Письмо  |   Карта сайта  |   Статистика | Казино с быстрым выводом денег на карту
При копировании материалов указывайте источник - fairy-tales.su