Первые лучи утреннего солнца пробились сквозь узкое окно комнаты. Пробежались по разбросанным по полу вещам. Отразившись от стены, скользнули по большой кровати с резными ножками. На ней, уткнувшись носом в подушку и раскинув руки, беззаботно спал Сидоркин. Солнечный луч упал на нос воришки, пощекотал за ухом. Побежал дальше и, споткнувшись о голую Санину пятку, бессовестно выглядывавшую из-под смятой простыни, остановился, разливая свет по дремавшей комнате.
В спальню зашёл Порось, бросил на постель свёрток, дёрнул вора за ногу:
- Вставай, Санёк.
Сидоркин что-то промычал, подёргивая носом.
- Поднимайся. Утро, - продолжал трясти его бес.

Через четверть часа Порось, Хрыщ и Саня входили в огромный зал с колоннами. Главное место здесь занимала синяя гладь бассейна, площадью около ста квадратных метров.
- Девочки! - крикнул Хрыщ, хлопнув в ладоши, как заправский султан.
Из-за колонн вышли брюнетка и блондинка топлесс. Остановились перед троицей в самых соблазнительных позах.
- Это покойницы? – с дрожью в голосе спросил вор.
- Мы что, похожи на извращенцев? – вознегодовал Порось. – Эскорт-услуги, двести баксов в час. Все по высшему разряду!
- Мы не знали, каких баб ты больше любишь, - вставил Хрыщ. – Решили взять австралиек. Ты как к австралийкам?
- Или ты патриот, больше любишь родную кровь? – хохотнул Порось.

И вот уже синий «АЗЛК» мчится по просёлочной дороге, подпрыгивая на колдобинах и расплескивая лужи. Вокруг ничего, только рыжая земля, даже весной не сумевшая дать жизнь новой зелени. Где-то вдалеке замаячили какие-то сооружения, то ли разрушенные, то ли недостроенные.
Показался заброшенный карьер. Не сбавляя скорости, Пороська направил машину прямо туда.
- Эээй, я хочу выйти! – занервничал Сидоркин.
- Сиди! - прикрикнул Хрыщ.
- Я умирать не желаааю! - орал воришка, истерично дёргая дверцу.
«Москвич» с разбега стал падать в котлован.
- Мамаааа! А-а-а-а! - вопил Саня, зажмурившись.

Синий «Москвич» мчался по городку. Мимо скучных близнецов-пятиэтажек, продуктовых магазинов и газетных киосков. Здание СИЗО давно осталось позади.
- Давай знакомиться, Саня, - предложил пассажир на переднем сиденье, оборачиваясь. – Меня зовут Хрыщ.
- А меня Порось, - откликнулся шофёр. – Приятели называют Пороськой.
- Странные имена, - заметил Сидоркин.
- Мы двоюродные братья. Наши матери родные сёстры, - выдал справку Хрыщ. Справка нисколько не проясняла странность имен, но сказать, что их имена бесовские Хрыщ постеснялся или не догадался.

К высокому забору с «колючкой», огораживающему тюрьму, подошли два милиционера. Несмотря на изрядно посветлевшую кожу и отсутствие хвостов, в них нетрудно было узнать Хрыща и Порося. Те же причёски, оттопыренные уши, желтоватые глаза. Вот только вычурность лиц исчезла: носы, губы, щёки, подбородки – все было обычным, как у людей.
Пришедшие огляделись.
СИЗО стояло за трёхэтажным зданием местного ГРОВД, в окружении хозяйственных построек милиции: гаражей, ремонтных мастерских. Подальше от глаз простого подмосковного обывателя, спешащего по делам или просто вышедшего подышать свежим воздухом.
Шёл конец апреля, светило солнышко, набухали и распускались почки на деревьях, чирикали птички.
- Эх, до чего классно! - зажмурился Порось. – Весна, солнце, природа шепчет: налей и выпе…

Посреди большой и высокой комнаты стояли два беса: среднего роста, худющие, с выступающими мослами. Коричневый цвет кожи, местами покрытой клочками шерсти, длинные пальцы с крючковатыми когтями. Человеческие, но вычурно-гротескные лица, как рисуют в шаржах, абсолютно гладкие, без следов растительности. Волосы одинаковым пробором зачёсаны назад. Жёлтые глаза без ресниц, оттопыренные уши. Покрытые тёмным налётом зубы, никогда не знавшие зубной щётки. Из одежды имелись только короткие зелёные шорты с дырками сзади, откуда высовывались длинные хвосты.
- Вы разыскали человека, который мне нужен? – раздался вкрадчивый голос.
- Да, светлейший, мы его нашли. Это было нелегко, - подобострастно сказал один бес тонким альтом.
- В соответствии с Вашими инструкциями, - прогнувшись, добавил другой бес. У него был дефект речи, букву «н» произносил мягко - «нь»; как позже выяснилось, с буквой «л» были те же проблемы.

Я не берусь утверждать, что эта история произошла на самом деле. Вполне вероятно, её и не было. А если быть до конца откровенным, то я всё выдумал от первого предложения до последнего слова.
Однако данная выдумка имеет право на существование.
В основе сего повествования лежат козни дьявола по отношению к Божьему сыну. А поскольку уж мы верим в обоих, то, что нам известно об их жизни и ЛИЧНЫХ взаимоотношениях? Ничего, абсолютное ничего! Ни Ветхо,- ни Новозаветная литература не дают развёрнутого ответа на вопрос: что есть Бог и кто есть дьявол. Художники рисуют дьявола с рогами и копытами, а Иисуса… ну, можно зайти в любой православный храм и увидеть воочию.

Приехал как-то поэт в деревню, где жил дурак и остановился в барском доме по случаю старого доброго знакомства. Все бы ничего, но не стало покоя в округе. Где бы ни появлялся рифмоплет, везде нарушал привычное течение сельской жизни. Мужиков во время работы отвлекает вопросами, за девками бегает и пройти им не дает, лезет во все и ко всем, сам барин устал от него.
- А все потому что, - говорит, - муза его не посещает!
- Кака така муза? – вопрошали дворовые.
- Ну, та, что делом бы его заняла!
- Ох, поскорей бы!- вздыхали люди.

Замучила дурака бессонница. Шатается туды-сюды, сам не спит и домашним не дает почивать. И решили близкие делом его полезным занять.
В ту пору пас стадо деревенское старик-пастух и стали у него коровы пропадать. А все из-за того что начал он спать во время пастьбы. А спать он учинил, когда к нему человек стал из леса приходить. А человек то был и не человек вовсе, а оборотень. Вел тот оборотень разговоры душевные и угощал старика-пастуха заваром с сон-травою, после чего старик засыпал крепко, а проснувшись, ничегошеньки не помнил, ни человека из леса, ни его разговоров, ни вкуса завара с сон-травою и сказать точно, куда девались пропавшие коровы, тоже не мог. Вот и заменили его на дурака, пускай смотрит во все глаза.
И в первый же день явился к нему из лесу оборотень. Одет он был очень просто, как путник и говорил, улыбаясь добродушно:
- Доброго дня, паренек! Скажи, пожалуйста, далеко ли до города?
- Не близко!

Затянулась зимушка зима. Пора бы почкам на ветках взрываться и первым цветкам распускаться, а не видно еще и ранних подснежников.
- Куда же это весна запропастилась? – спрашивали люди, соскучившиеся по солнышку теплому.
И вот однажды в деревню, где жил дурак заглянули калики перехожие и поведали народу, что весну заточил во дворце своем волшебник злой.
- Как же быть-то теперича? – заголосили бабы.
- А быть теперича надо вот как,- посоветовали калики перехожие,- собрать добро все нажитое и волшебнику преподнести. Говорят, любит он подарки всякие.
- А кого в посланники отправить? – спросили бабы, хватаясь за мужиков своих.
Никто не захотел к волшебнику, а тем более злому в лапы соваться и решили так: у кого на лице веснушек больше тот и поедет с добром за весной. И, конечно же, больше всех веснушек оказалось у дурака.

Жил-был дурак в холопах у барина. У барина не простого, а одержимого жаждой путешествий от которого только и было слышно:
- В Америку! В Америку!
Истратил тот все свое состояние на покупку воздушного шара. И рассчитав время и направление благоприятного ветра, назначил дату начала странствования. В корзину воздушного шара погрузил съестные припасы, упаковал теплую одежду и, одевшись сам в непромокаемое, приготовился.
И вот в назначенный день собрались все жители с окрестности на взлет человека посмотреть. Барин, громко командуя и суетясь, раздавал приказы, не забыв и про дурака, которому отвел роль ответственную: в момент взлета по сигналу (взмах руки) отвязать веревку, которая держит летательный аппарат с землей. С этого момента стал дурак во все глаза за барином своим наблюдать, чтобы чуть что наказ его исполнить. И это «чуть что» вскоре случилось… Муха – назойливое создание! Настолько извела своим жужжанием и мельканием барина, что во время русского обычая, когда путешественник присаживается перед дорогой, он возьми ее, да и прихлопни, взмахнув своею рукой.

Приехал как-то в деревню, где дурак дни и ночи свои прозябал балаган, чтобы представление дать потешное. Перед этим сколотили мужики для барской семьи места удобные на возвышении, и когда подошло время спектаклей, стал народец собираться в лучших нарядах своих одетый. Хотел и дурак на все это действо посмотреть, но приказал ему барин сторожем вокруг барского дома караулить.
Вот ходит он круги наворачивает и слушает с поля, где комедии идут смех да хохот людской. Вдруг послышалось дураку, будто кто-то рядом посудою железною звенит. Заглянул он за угол и увидел, что из окна вылезает маленький человечек с мешком полным награбленного. Пока дурак думал, как ему быть тот мелкаш потрусил спокойно по дорожке.
- Стой, ворюга! – крикнул, наконец, дурак и побежал за ним.
Тот не смотря на свой росточек, оказался прытким малым и, ловко меняя направление и сбивая этим с толку дурака, ускорился в сторону зрелища.

Танцует за окошком вьюга.
Не пожелать врагу иль другу
Ей подтанцовывать вне дома.
Но мужику она знакома.
Он жарко печку затопил
И чай из самовара пил.

В том не было самообмана,
Немало пережил он вьюг.
Уют нарушил вдруг нежданно,
Довольно громкий, в двери стук.

Прекрасны сказки детских лет!
Построить впору полк.
Там семеро козлят и волк,
От Белоснежки свет
Уж падает на семерых мальцов.
А три богатыря?!
Чего там – три! Аж тридцать три –
Из моря удальцов
Ведёт их дядька и не зря
Воспели молодцов!

У Жадности просила Щедрость:
«Отвергнешь просьбу ты любую,
Но дай, не посчитай за дерзость,
Кастрюлю, самую большую!»

«Не дам!» -- как отрубила, Жадность.
Тому не привыкать ушам.
Ещё услышим, не однажды,
От Жадности — «Не дам, не дам!»Ь