Собрался чабан к хозяину в город. Притащил за уши беднягу осла из стойла и стал снаряжать в дорогу.
Положил чабан на осла подстилку, на подстилку седло деревянное, на седло-сермягу. Подтянул подпругу потуже, посмотрел - ладно, можно теперь и товар нагружать.
Взял чабан четыре большие тыквенные бутыли с молоком и повесил их на осла - две справа, две слева. Потом принёс восемь кругов овечьего сыру и их на осла навьючил: четыре справа, четыре слева. Ну, - думает, - хватит! Да не тут-то было: как раз накануне приехали два хозяйских сынка на сыроварню, - надо и их отвезти! Делать нечего, взял- чабан два коврика, бросил их на седло поверх сермяги, посадил на них ребятишек да не как-нибудь, а спиной друг к другу, чтобы не подрались в дороге, друг дружке глаза не выцарапали.

Да, в старину чего только не бывало! Захотелось зверям по-людски жить, свои законы иметь и правила, установить, кто кого главнее и кому кого слушаться. Вот и стали они просить такой указ, грамоту письменную, где бы все это было оговорено. Написал им бог такую грамоту, дал ее волку, его и назначил главным правителем среди зверей.

В стародавние времена, когда ещё хаживал по свету седой как лунь Дед Мороз, жил-был царь, богатый, как царю и положено. И был у него сын по имени Йоница, по прозвищу Фэт-Фрумос*. Много утех у Йоницы: и хороводы он водить горазд, и музыкантов-лаутаров не прочь послушать, но дороже всего были молодцу добрые кони из отцовской конюшни.
Уж он и холил их, и лелеял, и на выгон водил, где клевер послаще.
А надо вам сказать, что нигде не рос такой клевер, как у большого озера. Называлось оно Чудо-озеро. Нет-нет да выходила из него то одна, то другая фея — людям показаться.
Вот раз вечером Йоница вместе с царским конюшим погнал лошадей на выгон к тому озеру.
Йоница лёг спать на бережку, а конюший остался за лошадьми смотреть. Вдруг как всколыхнётся вода в озере — и выходит на берег фея, распрекрасная девица, такой красоты на всём белом свете не сыщешь. Подходит она к Йонице, целует его и молвит:
* Фэт-Фрумос — добрый молодец, богатырь.

Жил-был, сказывают, бедняк, и было у него три сына. Как старших величали, не помню, а меньшого звали Тоадер или попросту Тодераш.
Выросли сыновья, возмужали, стали на охоту ходить, да так пристрастились, что дома их не удержишь, день-деньской по лесам пропадают.
Вот однажды случилось им в лесу заночевать. Сошли они с дороги, развели костёр под большим деревом, стали ужинать да совет держать.
И порешили, что двое спать лягут, а один станет при дороге дозором.
А то не ровен час: пройдёт мимо недобрый человек, на них, на спящих, нападёт, ружья отберёт.
Сказано — сделано.

Дружили когда-то лиса и еж. Вместе гуляли, вместе еду добывали, вместе и бедовали - всяко бывало. Вот однажды идут они и беседуют по-приятельски. Лиса начала хвастаться, какая она умная и ловкая, хитростей у нее в запасе .- целый воз и маленькая тележка! Ну надо же, до чего врать горазда!
- Так много? - удивился еж. - Неужто правда?
- Правда, правда, я не зря говорю.
Дошли они до волковни при дороге - так у нас называли в давние времена ловушки для волков, большие глубокие ямы вроде колодца, а на дне приманка - мясо, падаль всяческая. Прыгнет туда волк или лиса, наедятся, а выбраться уж не сумеют. Хозяин волковни изловит их, шкуру сдерет, продаст и денежки получит.

Мое мнение, если вы хотите знать его, таково: все маленькие дети, мальчики и девочки со светлыми, каштановыми или черными волосами; с карими, голубыми или серыми глазами; курносые и прямоносые, из группы малышовой, средней или старшей, - все, абсолютно все должны ложиться спать вечером в восемь часов.
Таково мое мнение!
А я, дети, много дорог исходил, многое видел и многое слышал. И если вы мне не доверяете, то вам достаточно поговорить с моим сапожником.

Жил-был на свете, люди добрые, жил-был на свете бедный-пребедный человек, и было у него шестеро детей, потому что у бедняка всегда много детей. Так вот, росли у него эти шестеро детей, и все наперебой кричали: “Отец, дай мамалыги! Отец, дай мамалыги!” И от эдакой напасти хотелось иной раз бедняге бежать куда глаза глядят.
Перебивался наш бедняга с грехом пополам, пока не оперились дети, пока не набрались они ума-разума, и тогда попросил он у старосты дозволения выгородить кусок из общей земли. Хотелось ему посадить немного кукурузы, картофеля, луку грядку-другую, а может, и еще чего-чтобы прокормиться. И трудились его сыновья до седьмого пота, потому что земля была знатная и давала урожай сказочный. Радовался бедняк трудолюбию своих сыновей - были они ловкие, проворные, как муравьи; только самый младший, Петру, до того был нерадивый да ленивый, что просто беда. День-деньской сидел он в запечном углу у кучи пепла, все жевал угольки.

Солнце грело с каждым днем все сильнее. Снег стаял. Серебряные ручейки напевали веселые песенки, проворно пробегая по лесу. Вдруг потянулась к солнцу травинка, за ней другая, совсем тоненькая, и еще одна, и еще - их становилось все больше и больше. Показался подснежник. Когда дул ветерок, цветок радостно покачивал головкой. Потом около подснежника выросло еще много цветов. Пришла весна.
Зайчонок Йепурилэ с восхищением смотрел на цветы и думал: “Эге, ушла кумушка Зима,… Ушла!..” - и радостно кивал головой. Развеселился Йепурилэ и, хвастливо напевая, запрыгал по поляне:

Откуда были у зайца две золотые монетки, я и сам не знаю, но только в сказке говорится о том, что однажды осенью отправился заяц на ярмарку. Уже давно подумывал он, что хорошо бы ему завести себе белую шляпу с павлиньим пером да зеленую курточку… Но об этом рано было даже мечтать: ведь еще и на ногах-то у него ничего не было.
А шел осенний дождь, и за ноги начал хватать холод. Поэтому заяц надвинул свою старую шляпу на самый лоб, покрепче запахнул зипунишко и пошел быстрее, чтобы скорее добраться до ярмарки и купить там себе обувку.
Так шел он да шел, посматривая то направо, то налево и поднимая уши при каждом шорохе. И вот совсем уже к вечеру повстречался на тропинке с борзой собакой.