Рассказывают, что, когда аль-Мамун, сын Гаруна ар-Рашида, вступил в Каир-охраняемый, он захотел разрушить пирамиды, чтобы взять то, что в них есть, но, когда он попытался их разрушить, он не смог сделать это, хотя и очень старался и истратил на это большие деньги…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста девяносто восьмая ночь.
Когда же настала триста девяносто восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что аль-Мармун очень старался разрушить пирамиды и истратил на это большие деньги, но не смог их разрушить, а только пробил в одной из них маленькое отверстие. И говорят, что аль-Мамун нашёл в отверстии, которое он пробил, деньги – числом столько, сколько он истратил на то, чтобы его пробить, ни больше, ни меньше. И Аль-Мамун изумился этому, а затем он взял то, что там было, и отступился от своего намерения. А пирамид – три, и они из числа чудес света, и нет на лице земли им подобных по прочности, искусству постройки и высоте. И построены они из больших камней, и строители, которые их строили, просверливали камень с двух концов и вставляли в него стоймя железные палки, я просверливали второй камень и опускали его на первый, и плавили свинец и заливали им палки сверху, по правилам строительной науки, пока постройка не завершалась.

Рассказывают, что Абу-ль-Аббас аль-Мубаррад [424] говорил: «Я направился с несколькими людьми в альБерид по делу, и мы проезжали монастырь Езекииля и остановились под его сенью. И к нам подошёл человек и сказал: „В монастыре есть бесноватые и среди них бесноватый, который изрекает мудрость. Если бы вы его увидали, вы, право, подивились бы его словам“.
И мы все поднялись и вошли в монастырь и увидали человека, который сидел в комнате на кожаном ковре, и он обнажил голову и устремил взор на стену. И мы приветствовали его, и он возвратил нам приветствие, не взглянув на нас глазом. И один человек молвил: «Скажи ему стихи: когда он слышит стихи, он начинает говорить».
И я произнёс такие два стиха:

«О прекраснейший из рождённых Евой на свет людей!
Не будь тебя, не прекрасен мир, не хорош бы был!
И тот, кому показал Аллах твой светлый лик,
Получил бы вечность, седин не зная и дряхлости!»

Рассказывают также, что аль-Муталаммис [404] убежал от ан-Нумана ибн аль-Мунзира и долго отсутствовал, так что подумали, что он умер.
У него была красивая жена, по имени Умейма, и её родные советовали ей снова выйти Замуж, но она отказалась. Но родные не отступали и принуждали её выйти замуж, так как к ней сватались многие. И она согласилась, чувствуя к этому отвращение. И её выдали за одного человека из её племени, а она любила своего мужа аль-Муталаммиса великой любовью.
Наступила та ночь, когда её должны были отвести к человеку, за которого заставили выйти замуж. Но в эту ночь пришёл её муж аль-Муталаммис. Он услышал в стане Звуки свирелей и бубнов и увидел признаки торжества и спросил у кого-то из детей, что это за торжество, и ему сказали: «Умейму, жену аль-Муталаммиса, выдали за такого-то, и вот он входит к ней сегодня ночью».
И когда аль-Муталаммис услышал эти слова, он ухитрился войти к невесте среди прочих женщин и увидел, что жених и невеста на ложе, и жених уже подошёл к ней. И тогда она глубоко вздохнула и заплакала и произнесла такой стих:

Рассказывают также, что во дворце повелителя правоверных, аль-Мутеваккиля было четыреста наложниц: двести румиек я двести туземок и абиссинок. И Убейд ибн Тахир подарил аль-Мутеваккилю четыреста невольниц: двести белых и двести туземок и абиссинок. И среди них была невольница по имени Махбуба, из уроженок Басры, и была она превосходна по красоте и прелести, изяществу и изнеженности, и играла на лютне и хорошо пела и слагала стихи и писала отличным почерком. И аль-Мутеваккиль увлёкся ею и не мог вытерпеть без неё ни одной минуты. И когда невольница увидела его склонность к ней, она возгордилась и не была благодарна за милость. И аль-Мутеваккиль прогневался на неё великим гневом и покинул её, и не позволил обитателям дворца говорить с нею, и она прожила так несколько дней. А альМутеваккиль чувствовал к ней склонность, и в какой-то день утром он сказал своим собеседникам: «Я видел сегодня ночью во сне, что помирился с Махбубой». И они ответили ему: «Мы ждём от Аллаха великого, что это будет наяву».
И в то время как они разговаривали, пришла одна служанка и тихо сказала что-то аль-Мутеваккилю, и тот вышел из залы и вошёл в покой женщин. А служанка, говоря потихоньку с аль-Мутеваккилем, вот что сказала ему: «Мы услышали из комнаты Махбубы пенье и игру на лютне и не знаем причину этого».

Рассказывают также, что аль-Мутеваккиль выпил лекарство, и люди стали подносить ему диковинные подарки и всякие приношения, и аль-Фатх ибн Хакап подарил ему невинную невольницу высокогрудую из числа прекраснейших женщин своего племени и прислал вместе с нею хрустальный сосуд с красным питьём и красную чашку, на которой были написаны чернью такие стихи:
Как кончит имам целебное пить лекарство, Что хворь приведёт к здоровью и исцелению, Лекарством лучшим будет ему выпить Из этой чаши этой винной влаги, И сломит пусть печать ему отданной, – Оно полезно будет вслед лекарству.
А когда невольница вошла с тем, что было с нею, к халифу, у того находился Юханна, врач [432]. Увидав эти стихи, врач улыбнулся и сказал: «Клянусь Аллахом, о повелитель правоверных, поистине, аль-Фатх лучше меня знает искусство врачевания! Пусть же не ослушается его повелитель правоверных я том, что ев ему провисал».
И халиф согласился с мнением врача, и употребил это лекарство, как того требовало содержание стихов, и исцелил его Аллах и оправдал её надежду.

Рассказывают также, что аль-Хаджжадж ибн Юсуф ас-Сакафи преследовал одного человека из вельмож, и когда он предстал меж его руками, аль-Хаджжадж сказал ему: «О враг Аллаха, Аллах дал мне над тобою власть!
И потом сказал: – Сведите его в тюрьму и закуйте в тесные и тяжёлые оковы и постройте над ним клетку: пусть он из неё не выходит и пусть никто не входит к нему».
И он приказал отправить этого человека в тюрьму. И привели кузнеца, и принесли оковы, и когда кузнец ударял молотком, этот человек поднимал голову, смотрел на небо и говорил: «Разве не ему принадлежит сотворение и власть?» И когда кузнец кончил заковывать этого человека, тюремщик построил над ним клетку и оставил его там одиноким и уединённым, и его охватило волнение и забота, и язык его состояния говорил:

«Хвала Аллаху, создавшему в числе наших подданных человека, достаток которого Аллах так расширил, что он кормит халифа и его приближённых, не приготовляясь к этому, но лишь из остатков своего кушанья».
И затем он велел дать ему то, что было в казначействе из дирхемов, битых в этом году (а было их три тысячи тысяч и семьсот тысяч), и не сел на коня, пока их не принесли. И царь отдал деньги тому человеку и сказал: «Помогай себе ими в твоём положении – твоё благородство больше этого».
А потом он сел на коня и уехал.

Рассказывают также, что справедливый царь Кисра Ануширван [407] выехал однажды на охоту. Он отделился от приближённых, гонясь за газелью. И когда он помчался за газелью, то вдруг увидел вблизи деревню. А царю сильно хотелось пить, и он поехал в эту деревню и направился к воротам дома, стоявшего на его пути, и потребовал воды, чтобы напиться.
И к нему вышла женщина и увидела его и, вернувшись в дом, выжала один стебель сахарного тростника и смешала то, что выжала, с водой и налила воду в кубок, а в воду насыпала немного благовоний, похожих на пыль, и затем подала кубок Ануширвану. И царь посмотрел в кубок и увидел там что-то, похожее на пыль, и стал понемногу пить из кубка, пока не выпил до дна. А затем он сказал женщине: «О женщина, прекрасная это вода. Как она сладка! Если бы не этот сор, который был в ней и замутил её». – «О гость, – отвечала женщина, – я нарочно бросила в воду этот сор, который замутил её». – «А зачем ты это сделала?» – опросил царь. И женщина сказала: «Потому что я видела, что ты сильно хочешь пить, и побоялась, что ты выпьешь воду одним глотком, и это тебе повредит. Если бы в ней не было сора, ты бы, наверное, так и сделал».

Рассказывают также, что повелитель правоверных Харун ар-Рашид шёл однажды вместе с Джафаром Бармакидом, и вдруг он увидел несколько девушек, которые наливали воду. И халиф подошёл к ним, желая напиться, и вдруг одна из девушек обернулась к нему и произнесла такие стихи:

«Скажи, – пусть призрак твой уйдёт
От ложа в час, когда все спит,
Чтоб отдохнул я и погас
Огонь, что кости мне палит.
Больной, мечась в руках любви,
На ложе горестей лежит.
Что до меня – я таков, как знаешь.
С тобою близость рок продлит?»

Рассказывают также, что Сиди [479] Ибрахим ибн альХаввас (да будет над ним милость Аллаха!) говорил:
«Потребовала моя душа в какое-то время, чтобы я вышел в земли нечестивых. Я стал удерживать её, но она не дала себя удержать и не отказывалась от этого. И я старался прогнать от себя эту мысль, но она не уходила. И тогда я вышел и проходил через страны неверных, бродя по их землям, и попечение Аллаха укрывало меня, и забота его оберегала меня, и все христиане, которых я встречал, опускали передо мной взоры и отдалялись от меня.
И наконец я пришёл в один город из городов и увидел у ворот его множество рабов, надевших оружие, в руках которых были железные крючковатые палки. И рабы, увидав меня, поднялись на ноги и спросили меня: «Врач ли ты?» – «Да», – ответил я. И они сказали: «Отвечай царю!» И меня повели к нему, и вдруг я вижу: это – великий царь с прекрасным лицом. И когда я вошёл, он посмотрел на меня и спросил: «Врач ли ты?» – «Да», – ответил я. И царь сказал: «Отведите его к ней и осведомьте его об условии, прежде чем он к ней войдёт».

Рассказывают также, что Али ибн Мухаммеду ибн Абд-Аллаху ибн Тахиру показали невольницу по имени Мунис, которую продавали, и была она достойна и образованна и умела слагать стихи. «Как твоё имя, о девушка?» – спросил Али. И она ответила: «Да возвеличит Аллах эмира, моё имя Мунис». А эмир знал её имя раньше, и он опустил на некоторое время голову, а затем поднял голову к девушке и произнёс такой стих:

«Что скажешь о том, кого недуг истощил любви
К тебе, и он стал теперь смущён и растерян?»

«Да возвеличит Аллах эмира!» – ответила девушка. И она произнесла такой стих:

Рассказывают также, о счастливый царь, что у аль-Хасыба, правителя Египта, рос сын, лучше которого не бывало, и от страха за него аль-Хасыб позволял ему выходить только на пятничную молитву. И он проезжал, после окончания пятничной молитвы, мимо одного старого человека, у которого было много книг. И, сойдя со своего коня, мальчик сел подле старца, и стал ворочать книги и разглядывать их, и увидел в одной из них изображение женщины, лучше которой не было видано на лице земли и которое только лишь не говорило. И эта женщина похитила разум мальчика и ошеломила его ум, и он сказал старцу: «О старец, продай мне это изображение!» И старец поцеловал перед ним землю и сказал: «О господин мой – бесплатно». И юноша дал ему сто динаров и взял книгу, в которой бло это изображение. И он стал смотреть на него, и плакал ночью и днём, и отказался от еды, питья и сна, и говорил в душе: «О, если бы я спросил книжника про творца этого изображения – кто он такой? Он, может быть, рассказал мне, и если бы обладательница этого облика была в живых, я бы добрался до неё. А если это простая картинка, я бы оставил увлечение ею и не мучил бы себя вещью, у которой нет истинной сущности…»

Рассказывают также, что повелитель правоверных аль-Мамун сказал Ибрахиму ибн аль-Махди: «Расскажи нам самое удивительное, что ты видел!» – «Слушаю и повинуюсь, о повелитель правоверных, – ответил Ибрахим. – Знай, что я однажды вывел прогуляться, и нога привели меня в одно место, где я почувствовал залах кушанья. И моя душа тосковала по нему, и я остановился в замешательстве, о повелитель правоверных, и не мог ни уйти, ни войти в это помещение. И я поднял взор и вдруг вижу окно, а за окном рука и запястье, лучше которых я не видел. И мой ум улетел при виде их, и я забыл о запахе кушаний из-за этой кисти и запястья. И я стал придумывать хитрость, чтобы проникнуть в это помещение, и вдруг я увидел поблизости портного. И я подошёл к нему и приветствовал его, и он ответил на моё приветствие. И я спросил: „Чей это дом?“ И портной отвечал: „Одного купца“. – „А как его зовут?“ – спросил я. И портной ответил: „Его зовут такой-то, сын такого-то, и он разделяет трапезу только с купцами“.
И пока мы разговаривали таким образом, вдруг приблизились к нам два почтённых, приятных на вид человека, которые ехали верхом, и портной сказал мне, что они состоят в самой близкой дружбе с хозяином дома, и сообщил мне их имена. И я тронул своего копя и догнал этих людей и сказал им:

Рассказывают также, что Ибрахим, сын Исхака [583], говорил: «Я был всегда предан Бармакидам. И однажды, когда я сидел в своём жилище, в ворота вдруг постучали, и мой слуга вышел и вернулся и сказал: „У ворот красивый юноша, и он просит разрешения войти“.
И я позволил, и вошёл ко мне юноша со следами болезни и сказал: «Я уже долгое время стараюсь встретиться с тобой, и у меня есть до тебя нужда». – «А какая?» – спросил я. И юноша вынул триста динаров и, положив их передо мной, сказал: «Прошу тебя, прими их от меня и сочини мне напев на двустишие, которое я скажу». – «Произнеси его мне», – сказал я. И юноша произнёс…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

К числу хороших рассказов относится и такой: Ибрахим ибн аль-Махди [302], брат Харуна ар-Рашида, когда власть в халифате перешла к аль-Мамуну, сыну Харуна ар-Рашида, не присягнул ему, но отправился в ар-Рей [303] и объявил халифом самого себя. И он провёл так один год и одиннадцать месяцев и двенадцать дней, и сын его брата, аль-Мамун, ожидал, что он вернётся к повиновению и присоединится к другим на пути общины, пока не отчаялся в его возвращении. И тогда аль-Мамун выехал с конными и пешими и вступил в ар-Рей, ища Ибрахима. И когда дошла до Ибрахима весть об этом, ему оставалось только прийти в Багдад и спрятаться, боясь за свою кровь. И аль-Мамун назначил тому, кто укажет, где Ибрахим, сто тысяч динаров.
«И когда я услышал об этой награде, – говорил Ибрахим, – я испугался за себя…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.