Жили сестра и ее младший брат. Брат постоянно на зверей охотился, сестра оставалась дома. Так все время и жили.
Однажды брат ушел в тайгу, а сестра осталась дома одна; в дом вошла красная собака, прыгнула на помост и стала сестру лизать. Сестра говорит:
– Это что за собака? Хочешь, чтобы я тебя ножом уколола?
Ткнула собаку ножом. Собака закричала: – Ой, больно, зачем ты меня уколола? Тогда сестра поняла, что человека уколола. Собака из дому выскочила. Сестра за ней вышла. Собаки уже нет. Сестра обратно в дом зашла. У нее вдруг сердце заболело. Стонет, кричит. Тогда в отдушину какой-то человек говорит:
– Мизинец уколи, крови дай вытечь. Через отдушину Богу помолись. Тогда ты выздоровеешь.
Вот она уколола мизинец руки и кровь выпустила. Потом через маленькое отверстие Богу помолилась. Боли были сильные, и, катаясь на нарах, она умерла.

В солнечный летний день ты встань пораньше. Выйди в лес, осторожно пройди опушкой. На верхней ветке старой ольхи увидишь бурундука - маленького лесного зверька. Пушистый хвост его совсем по-беличьи закинут на спину, а в лапках - шишка. Справится бурундук с шишкой, забегает по ветке, призывно свистнет. Прилетит к нему верный друг кедровка - небольшая лесная птица, принесет в длинном клюве шишку, а сама полетит за новой.
Пока бурундук занят шишкой, подойди поближе. Только иди тихо. И ты разглядишь на рыжей спине бурундука пять черных полос.
Раньше бурундук был весь рыжий. И жил один. А он маленький, слабый. И его обижали все. А горностай и лиса даже хотели его съесть.
Терпел-терпел обиды бурундук и однажды решил: найду-ка я друга, большого, сильного. Чтобы его боялись все.
И пошел бурундук по лесу искать себе друга. Скачет бурундук от дерева к дереву, от куста к кусту. Пробежит по валежине, заглянет в расщелины.

Бедный старик, бедная старуха одни жили. У старика уже сил нет на охоту ходить, вот в юрте и еда у них не каждый день. Одежда вся истрепалась, даже шапка у старика – и та рваная. Однажды пошел старик к реке рыбу ловить. На крючок он ее ловил. Два раза наживку менял, крючок пустой вытаскивал.
Хотел уже старик домой возвращаться, да подумал: Дома старуха сидит голодная. Попробую еще разок!
Попробовал. Будто что-то поймалось, руку дергает. Вытащил он большого сазана. Хотел его колотушкой оглушить, да вдруг увидел – не простая это рыба. Чешуя у нее лежит не от головы к хвосту, а от хвоста к голове.
– Эге! – сказал старик. – Не буду ее убивать. Рыбу с обратной чешуей сам никогда не видал, а люди, говорят, видели, только поймать не могли. Говорят, волшебная эта рыба. Отнесу ее старухе,, что она скажет, то и сделаю.
Принес сазана старухе. Старуха сначала испугалась.
– Не водяного ли черта принес? – сказала.

Старик со старухой жили. Бедной, голодной жизнью жили. Даже запаха хорошей пищи не знали. Когда мертвую рыбу на берег выбрасывало, и ту брали и ели.
У старика со старухой дочь росла. Незаметно как-то красивой девушкой стала. Так втроем жили. Что земля даст, – ели, что вода даст, – ели.
Весной однажды сильно голодали. Никакой пищи в доме не было. Старик к морю спустился, долго по берегу ходил:
– Хотя бы мертвого морского зверя на песке увидеть!
Долго ходил, искал, ничего не нашел. Камень большой на берегу лежал. На камень этот сел, голову руками обхватил:
– Как пойду домой? Чем накормлю старуху и дочь?
Так горевал, долго сидел. Потом на море посмотрел. Море страшное какое-то стало. Вода в нем как в огромное котле закипела.

Как-то ночью ехали мы заливом. Было тихо-тихо, настолько тихо, что казалось: пискни комар на том берегу - и мы услышим. На заливе ни одного всплеска, лодку ни разу не качнуло.
Легкий туман парил невесомо. Сквозь него и подслеповатая заря, которая летней ночью не покидает небо, и зыбкая лунная дорожка, и сама луна, и звезды были матовые, будто кто их слегка припудрил.
Я аккуратно опускал весло, придерживая его в тот миг, когда оно входило в воду.
На корме смутной громоздкой тенью выплывал старик. По-видимому, и ему не хотелось нарушать тишину: он попыхивал трубкой и, пока мы пересекали залив, не произнес ни слова. И не видел я, как он взмахивает кормовым веслом, и только по упругим толчкам лодки узнавал глубинные гребки старика.

Давно, в старину, было много рыбы, было много зверя, было много дичи. Нивхи юколу готовили, хорошо жили. Каждый человек юколу для себя готовил, складывая ее в амбар.
Однажды множество ворон появилось. Нивхи ходить не могли в амбары. Вороны вырывали у людей юколу и съедали ее. Люди стали бедствовать. Только вместе, оберегая друг друга, с палками в руках, они ходили к амбару.
Потом один человек по имени Кульгин что-то блестящее, острое увидел на бугорочке– Кульгин поднял вещь, но не понял, что это такое. Пощупал и увидел, что это что-то крепкое. Подумал и рубанул им по траве – трава срезалась. Подумал и ударил по толстому дереву. Дерево перерубилось. Оказывается, это сабля была. Кульгин понес саблю домой.
Ворон стало еще больше. Настала осень. Снег чуть-чуть покрыл землю. Тогда Кульгин взял саблю, вышел, отошел недалеко от жилища и закричал по-вороньи. Вороны стали слетаться к нему. Тогда он саблей начал рубить их. Снег даже кругом почернел.

Говорят, раньше лебеди были немыми птицами, и лапки у всех были черными. Теперь всякий знает, что они кричат “кы-кы, кы-кы”, за что и получили название “кыкык”, и лапки у многих - красные.
Почему лебеди стали такими?
В стойбище, на берегу залива, жила маленькая девочка. Она очень любила играть на ровной песчаной косе: с утра до вечера рисовала прутиком разные узоры, строила из песка маленькие домики.
Еще она подолгу любовалась красивыми птицами, которые, как молчаливые белые облака, проплывали над ее стойбищем. Девочка ложилась на теплый песок и смотрела вслед стаям до тех пор, пока они не исчезали вдали.

Хитрому как доверять можно! У хитрого на языке одно, а в голове другое. С хитрецом поведешься – в оба глаза за ним гляди!
Жила в тайге лиса. Очень она ловкая да хитрая была. И жила припеваючи. Ловила фазанов, перепелок, куличков. Охотилась на птиц, да и птенчиками не брезговала. А уж яйца она любила!.. Сколько гнезд разорила, сколько птенцов погубила – и не сосчитать! Как-то взялась кукушка считать: Ку-ку! Один. Ку-ку! Два, – да так и до сих пор считает… Так лиса разбойничала, что в том месте стала дичь переводиться.
Но время идет – никого не ждет. Пришла и на лису напасть. Постарела лиса, видеть плохо стала, силы у нее поубавилось. Пошла она один раз на охоту, видит – идет по дороге фазан-петушок. Подкралась лиса к нему, из-за кустарника выскочила – хвать фазана! А фазан забился, затрепыхался, крыльями захлопал, шпорами своими лисе нос в кровь разодрал да и убежал. Не могла с ним лиса справиться. Фазан на куст взлетел и давай над лисой смеяться.
– Эй, ты! – говорит. – Не охотиться тебе, а шкурой быть! Ни на что другое ты уж не годна.

В одном доме жили три брата. Самый старший из них имел жену. Братья имели много собак – три упряжки. На зверя охотились.
Однажды все братья пошли охотиться. Жена одна дома осталась. Вечером спустился медведь из лесу и напал на их собак. Всю ночь собаки лаяли, визжали. Встала жена, вышла на собак посмотреть. Одна упряжка собак, которая была привязана к колу, исчезла.
К вечеру, когда еще солнце не зашло, медведь юпять из лесу спустился и всю ночь воровал собак» Жена утром встала и вышла посмотреть на своих собак. Еще одна упряжка собак исчезла.
К вечеру, когда было еще совсем светло, женщина в несколько раз сложила ремень, один его конец к двери привязала, а другой за столб закрепила. Опять всю ночь собаки визжали, лаяли. Утром женщина увидела, что последняя упряжка собак исчезла.

Когда-то бурундук был весь красный.
Как-то прыгал он, прыгал по деревьям и пошел погулять по земле. Встретил медведя. Разговорились.
Медведь сказал: – Боюсь я стрел железных. А когда люди стреляют стрелой с деревянным наконечником, то мне не страшно. Бурундук говорит медведю:
– Я-то и железных стрел не боюсь. Маленький я, и стрелы мимо пролетают.
Медведь подумал и сказал:
– Когда человек одну собаку на меня пускает, не страшно мне. Когда же много собак бежит на меня, тогда мне не спастись.
– Так, – говорит бурундук, – когда много со-, бак взапуски бегут, мне не страшно, одна же собака меня всегда задавит.
Рассердился медведь на бурундука, что перечит он во всем ему, да как проведет лапой по спине, так и остались следы на спине бурундука.
Зарычал медведь и ушел в горы. А у бурундука и по сей день на спине пять полосок осталось.

Сестра с братом только вдвоем жили. Братец мал был. Смастерила сестра лук, стрелы, копье. Учила-учила – братец крепко держит копье, метко из лука стреляет. Мальчик научился всему, сестра уже отпускала его в тайгу.
Так жили они, жили – братец пареньком стал. Охотился, рыбу ловил. Сестре оставалось в доме убрать, по ягоды сходить, что-нибудь вкусненькое приготовить, братца накормить.
Братец юношей стал. Однажды принес дров и собрался на охоту, копье взял. Шел, шел по тайге, к медвежьему дому пришел. Пришел к медвежьему дому, заглянул туда – там два больших чугунных котла на огне. Горячая вода в котлах, пар идет. Тогда он вышел на улицу, травы нарвал, сел на эту траву, смотреть на море стал.
Две нерпы-ларги вынырнут – нырнут, вынырнут– нырнут, к берегу подплыли, на берег вылезли, хвостиками-ластами туда-сюда, головами вверх-вниз– две девушки встали. За руки взялись, кэдр-кэдр торбазами из рыбьей кожи – и прямо к дому. К медвежьему дому поднялись, зашли, разделись и моются.

Очень давно это было. С тех пор столько времени прошло, что где река текла – там сопки стоят, где камни лежали – там теперь леса выросли.
У охотника Чумдага из рода Дунгу родилась дочка.
У Чумдаги давно не было детей. Очень хотелось Чумдаге сына иметь, но он и дочке был рад. А мать от радости просто не знала, куда деваться.
Дали дочке хорошее имя – Ладо. Делали старики все для того, чтобы дочка их выросла хорошей, красивой да счастливой. Мать целый год не звала дочку по имени, чтобы злые черти не узнали о рождении дочери у Чумдаги. Называла мать дочку: моя хорошая, моя дорогая. Повесила мать над колыбелью дочери мафа гарани – медвежий клык, – чтобы злых чертей отпугивать. Чтобы не плакала дочь, повесила мать над колыбелью ок-сару – птицу из древесного трута, берестяные серьги, петушиные лапки да мукчури – горбатую деревянную старушку, – чтобы сны хорошие дочери снились. Своим молоком дочку умывала. Подушку из гагачьего пуха сделала. Перинку – из кукушкиных перьев.

Если сам плохой – от других добра не жди…
Жил на Амуре нивх Солодо Хоинга. Богатый был человек. Двадцать упряжек собачьих имел. Десять ангаза – бедняков – для него рыбу в реке неводили. Десять невольников – маньчжу – за его хозяйством следили, из тальника веревки вили, из крапивы сетки дела– ли. Десять никанских девушек-невольниц ковры для Солодо вышивали, халаты шили, пищу готовили, ягоды собирали. Десять амбаров его добро хранили.
Жадный был Солодо! Много добра у него было, а ему все больше хотелось. Жадность – что река: чем дальше, тем шире. Ходит Солодо, вокруг посматривает, что бы еще к рукам прибрать? Вещи свои с места на место перекладывает, перебирает – любуется, радуется.

На севере Ых-мифа есть залив, отделенный от Пила-керкка - Охотского моря - песчаной косой. Это лагуна. Лагуна как лагуна: в ее чаше есть глубокое русло, в которое во время прилива вливается морская вода, а в отлив она бурно выливается обратно в море через узкий пролив; в лагуне есть и обширная отмель, она простирается к западу от голубого русла, постепенно переходя в пологий берег. Отмель вся заросла морской травой.
Когда ты поедешь ставить сети, не ставь их на мелководье. Здесь не поймаешь ни кеты, ни тайменя. Сети забьет морская трава, а нижние ячеи - камбала. И не простая гладкая, а звездчатка. Она вся покрыта колючими наростами, похожими на бородавки. Эта камбала обычно ложится на дно лагуны, плавниками накидает на себя ил, и ее не видно.