1. Отец. Думы
В палатах царских тишина,
Никто приказа не нарушит –
Сегодня ночью не до сна,
Лишь страх окутывает души…
Сейчас решается судьба
Предателя царя и веры…
Жизнь или смерть… Судьбу врага
Решит отец его – Петр Первый!
В кругу оплавленных свечей
Он у стола сидит в молчанье,
Во тьме услышав эхо дней
Того нелепого венчанья…
Как только в возраст он вошел,
Мать выбрала ему невесту –
Петр молод был, красив, умен…
А в остальном – лихой повеса.
Да, Слобода его влекла –
Но кто виновен, что ум ясный
Хотел великие дела
Свершить во благо дней прекрасных…
Там, в Слободе, Лефорт учил
Его наукам разуменью –
К тому же, Франц был очень мил,
И развлекал Петра весельем.
А в теремах? Боярский гнет,
И сонная, седая скука –
Их темный разум не поймет,
Что миру может дать наука.
А в Слободе – ученый люд,
Лаборатория Лефорта…
Изысканность балов и блюд
Среди немецкого комфорта.
Там молодая кровь царя
Кипела, как вино играла –
Там, как вечерняя заря,
Всегда его встречала Анна…
Поэтому царица-мать
Боялась за его натуру,
Мечтая от него убрать
Всю ненавистную немчуру.
Но, зная его резкий нрав,
Она не возражала сыну,
И в поддержанье его прав,
Смиряла древнюю трясину…
На недовольный гул бояр
Мать неизменно отвечала,
Что у Петра державный дар –
Он станет новых дней началом.
Но между тем, она сама
Остепенить его хотела –
Пускай Петра хранит жена
Для государственного дела.
Царица-мать нашла ему
Невесту знатнейшего рода –
Красавицу Лопухину,
На радость русскому народу.
Петр согласился на обряд,
Чтоб силу обрести на царстве –
Хотя жениться был не рад,
Шел под венец он ради власти.
Обряд он еле пережил,
Был раздражен и раздосован,
От скуки был почти без сил
Под сводом терема родного.
Он Евдокию не любил –
Она была хоть и красива,
Но не умна… Петра бесил
Простой царицы образ милый.
Она не понимала дел,
Что он задумал для России,
Свершений всех, что он хотел…
Лишь дома быть его просила.
Потом родился Алексей…
И Петр любил его и верил,
Что дело его жизни всей
Продолжит сын, если сумеет.
Он не учел тогда, что сын
Среди боярских пыльных сводов,
Средь темных баб воспитан был,
И нравом – в матери породу.
Петр занят был в трудах своих,
Он дома появлялся редко –
Жена их сына от чужих
Оберегала, как наседка.
Но вот, царица-мать слегла,
Вернулся Петр из дальних странствий –
Он мать свою любил всегда,
К жене был также безучастен.
И только после похорон
Он с Евдокией объяснился –
Был глупой фразой разъярен,
И в монастырь сослал молиться…
Царевича из рук бояр
Он вырвал своей волей грозной –
Его сестре своей отдал,
Но, вероятно, было поздно…
Была Наталья и умна,
И образованна примерно –
Племянника почти без сна
Она воспитывала верно.
Да, Алексей учиться стал,
И иноземные науки
Он постепенно постигал…
Но… мать тянула к сыну руки…
Насильный постриг стал концом
Цветенья, молодости, жизни –
Расставшись с царственным венцом,
Она лишь гасла в темной ризне.
И мысль о сыне ей была
Не только болью расставанья –
Ей снился в темноте ночей
Момент конца ее изгнанья.
Царевич помнил все года
Ее печальный, нежный образ –
В часы забвенья иногда
Он материнский слышал голос.
Росла в нем ненависть к отцу,
Но прятал он ее под маской –
И тягу к царскому венцу
Всегда скрывал сыновней лаской.
Но как же он решиться мог
Пойти на сговор с вражьей силой –
Пойти на подкуп, на подлог,
Предать отца, предать Россию?!
… Сейчас царь в темноту глядит,
И взгляд его тяжел и горек,
Но непреклонен Петра вид –
Решить он должен сына долю…
Петр встал и подошел к окну…
Подумал, в замысел не веря,
Осуществить мечту одну –
Еще увидеть Алексея…
2. Сын. Сомнения
Здесь, в подземелье, слепит мрак…
Видны расплывчатые тени –
Теперь понятно, отец враг!
Он сына бросил на колени…
Пусть даже сын предал его –
Но он ведь кровь его родная,
Отец же сделанное зло
Забыть бы мог, за все прощая…
Царевич Алексей… Теперь
Себе он оправданья ищет…
Когда закрылась эта дверь,
Слова пусты, глупы, излишни.
Но Алексей все до сих пор
Себя не видит виноватым –
Не тронет совести укор
Души, отравленной когда-то.
Он с детских лет привык скрывать
Все чувства от отца с улыбкой –
В душе любя лишь только мать,
Храня навеки образ зыбкий.
Он даже думать не хотел
О тех великих совершеньях,
Что провести отец успел –
Он думал о своих лишеньях.
За мать обида навсегда
Накрыла жизнь его капканом,
Ни годы, ветры, ни вода
Не исцелили детства раны.
Отца он обвинил во всем,
И даже в жизни непутевой
Виновным был лишь только он –
В любой ошибке бестолковой.
Как смел он с девкой слободской
Крутить амуры пред народом?!
А мать монашеский убор
Носила, не снимая, годы…
Пусть поплатился он потом,
Когда узнал о злой измене…
Царевич вновь услышал стон –
Увидел мать и сумрак кельи…
Он убедил давно себя,
Что был отцу совсем не нужен,
И жил о матери скорбя,
О жребии, что им был сужден.
Все наставления Петра
Он принимать не собирался,
Он видел в нем всегда врага,
И не любил, а лишь боялся.
Отец жениться разрешил…
Принцесса нежная – Шарлотта
Недолго с ним была… и сын
Был вверен дедовым заботам.
Но как отец мог допустить,
Простой немецкой девке пленной
Царицею своею быть…
А мать? Вот образ незабвенный!
Вся жизнь его – невнятный ком
Сплетенных, спутанных несчастий,
Где стянуты одним узлом
Чужие беды и напасти.
И даже сын его родной,
Петруша, вскоре позабудет
Отца и мать… Какой ценой
Царевич сердца жар остудит?!
Как получилось, что попал
Он в иноземную интригу?
Да, Алексей, конечно, знал –
Но шел совсем к другому мигу…
Он видел час звезды своей -
Когда в парче и блеске злата,
Воссядет он на трон царей,
Чтоб править всей страной богатой.
Как поквитается сполна
Со всеми злейшими врагами,
Как будет месть его сильна
Всем тем, кто мать топтал ногами…
Он видел на главе венец…
А в глубине сознанья билась
Тень мысли – а его отец?...
Но … как?... Тень дальше уносилась…
И все же цесаревич знал,
Но не хотел в душе помыслить,
Что может лишь один финал
Путь на престол ему расчистить…
Но ведь ему твердили все,
Что даже люд давно мечтает,
Чтоб Алексей на троне сел…
И мать скорбит и ждет в печали…
… От этих мыслей голова
Его давно уже клонилась,
А все ненужные слова
В висках кровавым пульсом бились.
Но вот, в молчанье тишины
Вдруг раздались шаги глухие…
Взметнулись тени у стены,
Сокрыв во тьме глаза слепые.
Дверь приоткрылась, тусклый свет
Проник во мрак и растворился…
Царевич глянул… Боже, нет…
Отец здесь, с ним! Пришел проститься?...
3. Последняя встреча
Петр вновь и вновь смотрел в глаза
Наследника… Найти пытаясь
Черты, что истребить нельзя,
Но тщетно… Сердце гулко сжалось.
И мысли понеслись волной:
«Ведь сын же… Боже, разве можно…
Он плоть и кровь моя, он – мой!
Он просто был неосторожен…»
Царевич понял, что сейчас
Отец уже готов поддаться…
И вновь ловил взгляд жестких глаз,
Стараясь искренним казаться.
И Петр сказал: «Алеша, сын!
Бог видит, как мне тяжко это –
Ты у меня всего один,
Я жду лишь твоего ответа…
Мне жаль, что мы с тобой давно,
Почти всегда, чужими были,
А общее, что нам дано,
Ветра непониманья сбили…
Еще не поздно, может быть,
Мы сможем понимать друг друга,
Чтоб не прервать нам рода нить,
Узлом, завязанную туго…
Я много сделал для страны,
Но многое еще осталось –
Дела мои не решены,
А на пороге стоит старость.
Ты мой наследник, я хотел
Отдать тебе свои прожекты –
Все, что я сделать не успел…
Чтоб ты хранил мои заветы.
Подумай, сын, моя страна
Поднимет голову над миром!
Какая гордость суждена
Когда-нибудь моей России!
Ведь я пытался научить
Тебя всему, что сам умею –
Но ты иначе хотел жить,
Я и сейчас не разумею…
Алеша, посмотри вокруг,
Боярский дух Россией правил,
Их вековой, седой испуг –
А я смириться их заставил.
Я не хочу России зла –
И иноземная личина
Не скроет мощь, какой должна
Гордиться новая Россия!
Я лишь хочу, чтоб понял ты –
Я взял все лучшее, что было…
Мой сын – прими мои мечты,
И воплоти их с новой силой!»
Петр замолчал, и Алексей
Заговорил, на крик срываясь:
«Я не хочу твоих идей,
И не пойму, как ни стараюсь…
Ты поломал российский люд,
Нарушил древние законы –
Принес на Русь ты пьянство, блуд,
Пускай твой хлеб клюют вороны!
Ты матери моей сгубил
Всю молодость, что безвозвратно
Ушла … А сам привольно жил
И время проводил приятно.
Древнейшие роды бояр
Лишал достоинства и чина,
Ты думаешь, никто не знал,
В чем скрыта первая причина?!
Отравлен ты был с юных лет
Немецкой Слободой проклятой –
И сколько натерпелся бед
Народ Руси, тобой распятый!»
Царевич перешел на визг…
А Петр все смотрел, не веря,
В его лицо, на капли брызг,
Что с губ срывались в это время.
Царь встал и к сыну подошел,
Сказал, уже гнев не скрывая:
«Ты сам до этого дошел,
Или бояре подсказали?!
Что, до меня не пил народ,
Не блудодействовал греховно?!
В глухих лесах который год
Сидела Русь, чудачеств полна…
Я люд работать научил,
Своим примером, между прочим…
В тебе я вижу чуждый пыл –
И ты назвал меня порочным…
Но разве это я мечтал,
Убив, занять чужое место?
Я видел в власти идеал?
И ты мне говоришь о чести?!
Пусть я порою был жесток,
Но к цели я всегда шел прямо –
И не давал мечты росток
Забить травою т репьями.
Ты мне не сын – боярский плющ!
Наследник приживалок рода –
Пускай Господь, что вездесущ,
Узрит – ты не моя порода!»
…Царевич сразу пожалел
О тех словах, что с губ сорвались,
В злобе сдержаться не сумел…
И выл, от страха содрогаясь…
В последний раз отец взглянул
На сына, что в припадке бился…
И, отвернувшись, он шагнул
За дверь, что с грохотом закрылась…
Книгу автора с этим произведением можно купить:
Уважаемый читатель, мы заметили, что Вы зашли как гость. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.
