Нередко случается, что рыбаки северной Норвегии, вернувшись с промысла домой, находят то прилипшие к рулю хлебные колосья, то ячменные зёрна в желудке у выловленной рыбы.
Тогда они знают, что их лодки проходили мимо чудесных островов, о которых поётся в старых дедовских песнях. Солнце светит там ярче, чем всюду, луга там зеленее, поля плодороднее, а рыба в море никогда не переводится: сколько ни закидывай сеть — всегда полна.
Но не всем дано увидеть эти острова. Только чистому сердцу и смелому душой в страшный час, когда яростные волны грозят гибелью, открываются эти таинственные земли. И счастлив тот, кто ступит на их приветливые, солнечные берега,— он спасён.
Предание рассказывает, что в море есть три таких острова.
Один остров называется Сандфлес. Он встаёт из морской глубины, недалеко от Гельголанда, и берега его славятся рыбой и дичью.
У другого острова нет названия. Словно нехотя поднимается он в водах Вестфьёрда. Его ровная поверхность так и остаётся под водой, и только тяжёлые налитые колосья колышутся над свинцовыми волнами.

У одного старика было три сына. Старшего звали Пер, среднего — Поль, а младшего Эспен, по прозванью Лежебока. Хотя, если правду говорить, все трое были поря-
дочные лентяи. Делать они ничего не хотели,
потому что для всякой работы они, видите ли, были слишком хороши, а для них всякая работа была слишком плоха.
Как-то раз услыхал старший брат Пер, что король ищет пастуха для своих зайцев, и говорит:
— Вот эта работа по мне! Ни забот, ни хлопот. Зайцы ведь не коровы, не лошади: их ни купить, ни поить, корму им не задавать... А честь не малая — как-никак самому королю служишь! Отец стал его отговаривать:

Лиса-обманщица была наконец убита, шкурка с неё снята, и в домике у старосты мы справили по рыжехвостой шумные поминки. Время стояло глухое, осеннее, за день все порядком устали, поэтому никто не хотел долго засиживаться. Когда пробило одиннадцать, все стали собираться по домам. Староста предложил мне лошадь. Это было очень любезно с его стороны, но я отказался. Проезжая дорога делала большой круг, и я предпочёл идти на лыжах прямиком через лес. И вот с ружьём и с лисьей шкуркой за спиной я отправился в путь.
Лыжная тропа была отличная. Днём немного подтаяло, вечером подморозило, и глубокий снег покрылся плотным настом. В небе светил месяц и весело подмигивали звезды. Что ещё может желать путник?
Я быстро; мчался по лесистым холмам и берёзовым рощам. Вершины деревьев, побелевших от инея, переплетались ветвями, и над головой у меня сверкал блестящий серебряный свод. Было очень тихо. Лишь изредка раздавалось то уханье совы, то визгливый лай лисиц, затеявших драку, то лопотанье зайца — может, он жаловался на стужу, а может, испугался крика совы.
А потом опять всё стихало. И только шарканье лыж нарушало тишину ночи.